Ввиду высокой оценки представленной им диссертации: «О праве необходимой обороны» («Московские Университетские Известия», 1866 год), А.Ф.Кони был отправлен за границу для приготовления к кафедре уголовного права, но, вследствие временной приостановки этих командировок, вынужден был поступить на службу, сначала во временной ревизионной комиссии при государственном контроле, потом в военном министерстве, где состоял в распоряжении начальника главного штаба, графа Гейдена, для юридических работ.
С введением судебной реформы Кони перешёл в Санкт-Петербургскую судебную палату на должность помощника секретаря, а в 1867 г. — в Москву, секретарём прокурора московской судебной палаты Ровинского; в том же году был назначен товарищем прокурора сначала сумского, затем харьковского окружного суда. После кратковременного пребывания в 1870 г. товарищем прокурора спб. окружного суда и самарским губернским прокурором, участвовал в введении судебной реформы в казанском округе, в качестве прокурора казанского окружного суда; в 1871 г. переведён на ту же должность в спб. окружный суд; через четыре года назначен вице-директором дпт. министерства юстиции, в 1877 г. — председателем спб. окружного суда, в 1881 г. председателем гражданского дпт. судебной палаты, в 1885 г. — обер-прокурором кассационного дпт. сената, в 1891 г. — сенатором уголовного кассационного дпт. сената, а в октябре следующего года на него вновь возложены обязанности обер-прокурора того же дпт. сената, с оставлением в звании сенатора.
Таким образом, Кони пережил на важных судебных постах первое тридцатилетие судебных преобразований и был свидетелем тех изменений, которые выпали за это время на долю судебного дела, в отношениях к нему как правительственной власти, так и общества. Будущий историк внутренней жизни России за указанный период времени найдет в судебной и общественной деятельности К. ценные указания для определения характера и свойства тех приливов и отливов, которые испытала Россия, начиная с средины 60-х годов. В 1875 г. Кони был назначен членом совета управления учреждений великой княжны Елены Павловны; в 1876 г. он был одним из учредителей спб. юридического общества при университете, в котором неоднократно исполнял обязанности члена редакционного комитета угол. отд. и совета; с 1876 по 1883 г. состоял членом Высочайше учрежденной комиссии, под председательством графа Баранова, для исследования железнодорожного дела в России, причём участвовал в составлении общего устава Российских железных дорог; с того же 1876 по 1883 г. состоял преподавателем теории и практики уголовного судопроизводства в императорском училище правоведения; в1877 г. избран был в столичные почетные мировые судьи, а в 1878 г. в почетные судьи СПб. и Петергофского уездов; в 1883 г. был избран в члены общества психиатров при военно-медицинской акд.; в 1888 г. командирован в Харьков для исследования причин крушения императорского поезда 17 октября того же года и для руководства следствием по этому делу, а в 1894 г. в Одессу, для направления дела о гибели парохода «Владимир»; в 1890 г. харьковским университетом возведён в звание доктора уголовного права (лат. honoris causa ); в 1892 г. избран московским университетом в почетные его члены; в 1894 г. назначен членом комиссии для пересмотра законоположений по судебной части.
Таковы главные фазы, через которые проходила деятельность Кони, обогащая его теми разнообразными сведениями и богатым опытом, которые, при широком научном и литературном его образовании и выдающихся способностях, дали ему особое в судебном ведомстве положение, вооружив могущественными средствами действия в качестве прокурора и судьи. Судебной реформе К. отдал все свои силы и с неизменной привязанностью служил судебным уставам, как в период романтического увлечения ими, так и в период следовавшего затем скептического к ним отношения. Такое неустанное служение делу правосудия представлялось нелегким. Наученный личным опытом, в одной из своих статей К. говорит: «Трудна судебная служба: быть может, ни одна служба не дает так мало не отравленных чем-нибудь радостей и не сопровождается такими скорбями и испытаниями, лежащими при том не вне её, а в ней самой». Проникнувшись духом судебных уставов, он создал в лице своём живой тип судьи и прокурора, доказав своим примером, что можно служить государственной охране правовых интересов, не забывая личности подсудимого и не превращая его в простой объект исследования. В качестве судьи он сводил — выражаясь его словами — «доступное человеку в условиях места и времени великое начало справедливости в земные, людские отношения», а в качестве прокурора был «обвиняющим судьей, умевшим отличать преступление от несчастия, навет от правдивого свидетельского показания».
Русскому обществу Кони известен в особенности как судебный оратор. Переполненные залы судебных заседаний по делам, рассматривавшимся с его участием, стечение многочисленной публики, привлекавшейся его литературными и научными речами, и быстро разошедшийся в двух изданиях сборник его судебных речей — служат тому подтверждением (отзывы: «Вестник Европы», 1888 г., IV; «Неделя», 1888 г., № 12; «Русские Ведом.» 10 марта; «Новое Время» 12 июля; «Юрид. Лет.», 1890 г., № 1; проф. Владимиров, «Сочинения»). Причина этого успеха Кони кроется в его личных свойствах. Ещё в отдаленной древности выяснена зависимость успеха оратора от его личных качеств: Платон находил, что только истинный философ может быть оратором; Цицерон держался того же взгляда и указывал при этом на необходимость изучения ораторами поэтов; Квинтилиан высказывал мнение, что оратор должен быть хороший человек (bonus vir). К. соответствовал этому воззрению на оратора: он воспитывался под влиянием литературной и артистической среды, к которой принадлежали его родители; в московском унив. он слушал лекции Крылова, Чичерина, Бабста, Дмитриева, Беляева, Соловьева. Слушание этих лекций заложило в нём прочные основы философского и юридического образования, а личные сношения со многими представителями науки, изящной литературы и практической деятельности поддерживали в нём живой интерес к разнообразным явлениям умственной, общественной и государственной жизни; обширная, не ограничивающаяся специальной областью знания, эрудиция при счастливой памяти, давала ему, как об этом свидетельствуют его речи, обильный материал, которым он умел всегда пользоваться, как художник слова.
Судебные речи А.Ф.Кони всегда отличались высоким психологическим интересом, развивавшимся на почве всестороннего изучения индивидуальных обстоятельств каждого данного случая. С особенной старательностью останавливался он на выяснении характера обвиняемого, и, только дав ясное представление о том, «кто этот человек», переходил к дальнейшему изысканию внутренней стороны совершенного преступления. Характер человека служил для него предметом наблюдений не со стороны внешних только образовавшихся в нём наслоений, но также со стороны тех особых психологических элементов, из которых слагается «я» человека. Установив последние, он выяснял, затем, какое влияние могли оказать они на зарождение осуществившейся в преступлении воли, причём тщательно отмечал меру участия благоприятных или неблагоприятных условий жизни данного лица. В житейской обстановке деятеля находил он «лучший материал для верного суждения о деле», так как «краски, которые накладывает сама жизнь, всегда верны и не стираются никогда». Судебные речи Кони вполне подтверждают верность замечания Тэна, сделанного им при оценке труда Тита Ливия, что несколькими живыми штрихами очерченный портрет в состоянии более содействовать уразумению личности, нежели целые написанные о ней диссертации. Под анатомическим ножом Кони раскрывали тайну своей организации самые разнообразные типы людей, а также разновидности одного и того же типа. Таковы, напр., типы Солодовникова, Седкова, княгини Щербатовой, а также люди с дефектами воли, как Чихачев, умевший «всего желать» и ничего не умевший «хотеть», или Никитин, «который все оценивает умом, а сердце и совесть стоят позади в большом отдалении».
Выдвигая основные элементы личности на первый план и находя в них источник к уразумению исследуемого преступления, Кони из-за них не забывал не только элементов относительно второстепенных, но даже фактов, по-видимому, мало относящихся к делу; он полагал, что «по каждому уголовному делу возникают около настоящих, первичных его обстоятельств побочные обстоятельства, которыми иногда заслоняются простые и ясные его очертания», и которые он, как носитель обвинительной власти, считал себя обязанными отстранять, в качестве лишней коры, наслоившейся на деле. Очищенные от случайных и посторонних придатков, психологические элементы находили в лице К. тонкого ценителя, пониманию которого доступны все мельчайшие оттенки мысли и чувства.
Сила его ораторского искусства выражалась не в изображении только статики, но и динамики психических сил человека; он показывал не только то, что есть, но и то, как образовалось существующее. В этом заключается одна из самых сильных и достойных внимания сторон его таланта. Психологические этюды, например, трагической истории отношений супругов Емельяновых с Аграфеной Суриковой, заключившихся смертью Лукерьи Емельяновой, или история отношений лиц, обвинявшихся в подделке акций Тамбовско-Козловской железной дороги, представляют высокий интерес. Только выяснив сущность человека и показав, как образовалась она и как реагировала на сложившуюся житейскую обстановку, раскрывал он «мотивы преступления» и искал в них оснований, как для заключения о действительности преступления, так и для определения свойств его.
Мотивы преступления, как признак, свидетельствующий о внутреннем душевном состоянии лица, получали в глазах его особое значение, тем более, что он заботился всегда не только об установке юридической ответственности привлеченных на скамью подсудимых лиц, но и о согласном со справедливостью распределении нравственной между ними ответственности. Соответственно содержанию, и форма речей К. отмечена чертами, свидетельствующими о выдающемся его ораторском таланте: его речи всегда просты и чужды риторических украшений. Его слово оправдывает верность изречения Паскаля, что истинное красноречие смеется над красноречием как искусством, развивающимся по правилам риторики. В его речах нет фраз, которым Гораций дал характерное название «губных фраз». Он не следует приемам древних ораторов, стремившихся влиять на судью посредством лести, запугивания и вообще возбуждения страстей — и тем не менее он в редкой степени обладает способностью, отличавшей лучших представителей античного красноречия: он умеет в своём слове увеличивать объём вещей, не извращая отношения, в котором они находились к действительности. «Восстановление извращенной уголовной перспективы» составляет предмет его постоянных забот.
Отношение его к подсудимым и вообще к участвующим в процессе лицам было истинно гуманное. Злоба и ожесточение, легко овладевающие сердцем человека, долго оперирующего над патологическими явлениями душевной жизни, ему чужды. Умеренность его была, однако, далека от слабости и не исключала применения едкой иронии и суровой оценки, которые едва ли в состоянии бывали забыть лица, их вызвавшие. Выражавшееся в его словах и приемах чувство меры находит свое объяснение в том, что в нём, по справедливому замечанию К. К. Арсеньева, дар психологического анализа соединен с темпераментом художника. В общем можно сказать, что К. не столько увлекал, сколько овладевал теми лицами, к которым обращалась его речь, изобиловавшая образами, сравнениями, обобщениями и меткими замечаниями, придававшими ей жизнь и красоту.
Кроме судебных речей, К. представил ряд рефератов, а именно в петербургском юридическом обществе:
- «О суде присяжных и об условиях его деятельности» (1880); «О закрытии дверей судебных заседаний» (1882);
- «Об условиях невменения по проекту нового уложения» (1884);
- «О задачах русского судебно-медицинского законодательства» (1890);
- «О литературно-художественной экспертизе, как уголовном доказательстве» (1893);
- в санкт-петербургском сифилидологическом и дерматологическом обществе — доклад «О врачебной тайне» (1893);
- на пятом Пироговском медицинском съезде — речь «О положении эксперта судебного врача на суде» (1893);
- в русском литературном обществе — доклады «О московском филантропе Гаазе» (1891);
- «О литературной экспертизе» (1892);
- «О князе В. Ф. Одоевском» (1893).
В торжественных собраниях санкт-петербургского юридического общества Кони произнес речи:
- «О Достоевском как криминалисте»(1881);
- «О заслугах для судебной реформы С. Ф. Христиановича» (1885);
- «Об умершем А. Д. Градовском» (1889);
- «О докторе Гаазе» (1891);
- «О внешней истории наших новых судебных установлений» (1892).
Литературные монографические труды Кони помещались в «Юридической Летописи» (1890), в «Журнале Минист. Юстиции» (1866 и 1895), в «Московских Юрид. Известиях» (1867), в «Журнале Угол. и Гражд. Права» (1880), в «Вестнике Европы» (1887, 1891 и 1893), в «Историческом Вестнике» (1887), в газете «Порядок» (1881), в «Книжках Недели» (1881, 1885 и 1892), в «Новом Времени» (1884, 1890, 1894); в «Голосе» (1881).
- 28.01.1844 — 1856 — доходный дом Лыткина — набережная реки Фонтанки, 53;
- 1873 — 1875 — доходный дом Кононова — Фурштатская улица, 33;
- 1875 — 1877 — дом министерства юстиции — Малая Садовая улица, 1;
- 1877 год — гостиница «Пале Ройяль» — Новый проспект, 20;
- 1877 — 1885 — доходный дом — Фурштатская улица, 27, кв. 29;
- 1885 — 1887 — доходный дом — Стремянная улица, 6;
- 1887 — 1892 — доходный дом княгини Огинской — Караванная улица, 20, кв. 5;
- 1892 — 1895 — доходный дом — Воскресенский проспект (ныне проспект Чернышевского), 17;
- 1895 — 1907 — доходный дом М. И. Лопатина — Невский проспект, 100;
- 1907 — 1908 — доходный дом — Фурштатская улица, 56;
- 1908 — 1909 — доходный дом М. А. Гавриловой — набережная реки Фонтанки, 56;
- 1909 — 17.09.1927 года — доходный дом — Надеждинская улица, 3, кв. 15.
После назначения Кони в сенат, его недоброжелатели распространили злую эпиграмму:
источник
Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы. К пятидесятилетию Судебных Уставов. 20 ноября 1864 — 20 ноября 1914. Москва, изд-е Т-ва И.Д. Сытина, 1914.
VIII, 296, 22, [2] е., 24 л. портретов, 2 л. иллюстраций. Качественная мелованная бумага. Кальки перед вклейками сохранены. В издательском цельнокожаном переплёте. Рисунок на верхней крышке — глубокого давления, тиснён золотом. Золототиснёное заглавие на корешке. Тройной золотой обрез. Форзацы белого муара. 29×21,1 см. Большая часть тиража вышла в издательских коленкоровых переплётах с тем же рисунком. Цель написания данного труда Анатолия Фёдоровича Кони (1844-1927) заключалась в том, чтобы на примерах действий конкретных личностей показать дух судебной реформы и оживить представления о времени введения реформы в жизнь.
Среди очерков представлены жизнеописания знаменитого адвоката Ф.Н. Плевако, прокурора Московской судебной палаты, известного коллекционера Д.А. Ровинского, у которого Кони служил секретарём, деда писателя В.В. Набокова — Д.Н. Набокова. Также в книгу вошли воспоминания о Н.И.Стояновском, М.Е. Ковалевском, В.А. Арцимовиче, А.М. Бобрищева-Пушкине, В.Д. Спасовиче, князе А.И. Урусове и ряда других крупных деятелей судебно-юридической системы пореформенного периода. Судьба юриста и литератора Анатолия Фёдоровича Кони — это сгусток противоречий, столь характерных для российской действительности второй половины XIX — начала XX столетия.
Внук «прусской нации московского купца», сын драматурга из мещан, Кони окончил классическую гимназию. Исключённый с физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета за участие в студенческих волнениях, он поступил на юридический факультет университета в Москве. Едва не подвергшись судебному преследованию за крамольное содержание выпускной диссертации, был причислен к Главному штабу «для юридических занятий». Умеренный либерал, «чуждый всякой политической окраски», в не самые либеральные времена сделал карьеру прокурора, а затем возглавил Петербургский окружной суд. Устранённый от рассмотрения уголовных дел за оправдательный приговор Вере Засулич, получил назначение на пост обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената.
Нередко оппонировавший власти, он стал сенатором, членом Государственного совета, тайным советником. Крупный чиновник в судебном аппарате царской России, был обласкан Временным правительством и советской властью. При этом — редчайший случай — сумел сохранить незапятнанную репутацию и авторитет в глазах людей самого разного происхождения и политических воззрений. Его называли «стражем чистой и неустрашимой правды». Столь высокой оценкой общественной деятельности Кони в немалой степени был обязан своей широко известной приверженности принципам Судебных Уставов, принятых в России 20 ноября 1864 года.
Работая над изданием данной книги к юбилею Судебных Уставов, автор книги А.Ф.Кони писал: «Эти Уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности составителей их перед Россией, жаждавшей правосудия в его действительном значении и проявлении. Старый суд находился в сильной зависимости от административной власти, вмешательство которой в приговоры и решения не сопровождалось ни служебной, ни нравственной ответственностью и приучало общество не питать уважения к незыблемости закона. Только с изданием Судебных Уставов судебная практика и наука пошли рука об руку, в гармоническом взаимодействии». Книга «Отцы и дети судебной реформы» посвящена 50-летию обнародования Судебных Уставов. Книга состоит из двух десятков биографических очерков, рассказывающих о людях, разрабатывавших положения Уставов и вводивших их в судебную практику. Среди героев очерков — знаменитый адвокат Ф.Н. Плевако, прокурор Московской судебной палаты, известный коллекционер Д.А. Ровинский, у которого Кони служил секретарём, дед писателя В.В. Набокова — Д.Н. Набоков. Объясняя свое желание отметить полувековой юбилей Судебных Уставов, Кони писал:
«Эти Уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности составителей их перед Россией, жаждавшей правосудия в его действительном значении и проявлении. Старый суд находился в сильной зависимости от административной власти, вмешательство которой в приговоры и решения не сопровождалось ни служебной, ни нравственной ответственностью и приучало общество не питать уважения к незыблемости закона. Только с изданием Судебных Уставов судебная практика и наука пошли рука об руку, в гармоническом взаимодействии».
Инициатива подготовки сборника исходила от И.Д. Сытина, успешно претворявшего в жизнь свою программу «юбилейных изданий». Большой формат, прекрасная бумага, высококачественные иллюстрации, дорогой издательский переплёт — том «Отцы и дети судебной реформы», кажется, своим видом утверждает идею незыблемости права, как и аллегорический рисунок, тиснённый на верхней крышке переплёта: колонна с надписью «Закон», увенчанная императорской короной, с лавровым венком у основания.
источник
Автор: Кони А.Ф.
Название: Отцы и дети судебной реформы. (К пятидесятилетию Судебных Уставов). 1864 — 20 ноября — 1914
Издательство: Издание и Типография Т-ва И.Д. Сытина (Москва)
Год: 1914
Количество страниц: 384
Язык: русский дореформенный
Формат: PDF
Размер: 494,43 MB
«20 ноября настоящаго года исполняется пятидесятилѣтіе со дня обнародованія Судебныхъ Уставовъ. Эти Уставы были плодомъ возвышеннаго труда, проникнутаго сознаніемъ отвѣтственности составителей ихъ предъ Россіей, жаждавшей правосудія въ его дѣйствительномъ значеніи и проявленіи. Это былъ трудъ сложный, самостоятельный и многосторонній, въ одно и то же время критическій и созидательный,—трудъ, исполненный довѣрія къ духовнымъ силамъ русскаго народа и его способности пріять новыя учрежденія съ живымъ сочувствіемъ и непосредственнымъ въ нихъ участіемъ. Въ этомъ смыслѣ работа отцовъ Судебныхъ Уставовъ— настоящій памятникъ ихъ любви къ родинѣ…
Автору настоящаго сборника выпалъ завидный жребій знать лично и по службѣ нѣкоторыхъ изъ этихъ отцовъ и многихъ изъ дѣтей—и посвятить имъ въ разное время приводимыя здѣсь воспоминанія…»
Кони Анатолий Федорович [1844 — 1927], русский юрист, общественный деятель и литератор, сын Ф. А. Кони. Доктор права (1890), почётный член Московского университета (1892), почётный академик Петербургской АН (1900), член Государственного совета (1907), член законодательной комиссий по подготовке многочисленных законов и положений, член и председатель Петербургского юридического общества (1916). Окончил юридический факультет Московского университета (1865). С 1866 служил в судебных органах (помощником секретаря судебной палаты в Петербурге, секретарь прокурора Московской судебной палаты, товарищ прокурора Сумского и Харьковского окружных судов, прокурор Казанского окружного суда, товарищ прокурора, а затем прокурор Петербургского окружного суда, обер-прокурор кассационного департамента Сената, сенатор уголовного кассационного департамента Сената). Сторонник демократических принципов судопроизводства, введённых судебной реформой 1864 (суд присяжных, гласность судебного процесса и т. д.). В области государственного и общественного строя придерживался умеренно-либеральных взглядов. Приобрёл широкую известность в связи с делом В. И. Засулич, обвинявшейся в покушении на убийство петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова. Деятельность Кони носила прогрессивный, гуманный характер. После Великой Октябрьской социалистической революции Кони продолжал литературную работу, был профессором уголовного судопроизводства в Петроградском университете (1918—22), выступал с лекциями в научных, общественных, творческих организациях и культурно-просветительных учреждениях.
В литературных произведениях Кони создал яркие портреты крупных государственных и общественных деятелей своего времени. Особую известность приобрели его записки судебного деятеля и воспоминания о житейских встречах (составили 5 томов сборников под общим названием «На жизненном пути», 1912—29), юбилейный (1864—1914) сборник очерков и статей «Отцы и дети судебной реформы» и др.
Содержанiе:
Отъ издателя.
Предисловіе.
Дмитрій Александровичъ Ровинскій.
Сергѣй Ивановичъ Зарудный.
Николай Ивановичъ Стояновскій.
Дмитрій Николаевичъ Замятнинъ.
Николай Андреевичъ Буцковскій.
Михаилъ Евграфовичъ Ковалевскій.
Дмитрій Николаевичъ Набоковъ.
Викторъ Антоновичъ Арцимовичъ.
Георгій Николаевичъ Мотовиловъ.
Иванъ Ивановичъ Шамшинъ.
Мировые судьи (изъ воспоминаній).
Александръ Михайловичъ Бобрищевъ-Пушкинъ.
Михаилъ Ѳедоровичъ Губскій.
Алексѣй Алексѣевичъ Марковъ.
Владиміръ Даниловичъ Спасовичъ.
Константинъ Константиновичъ Арсеньевъ.
Александръ Львовичъ Боровиковскій.
Сергѣй Ѳедоровичъ Морошкинъ.
Князь А. И. Урусовъ и Ѳ. Н. Плевако.
Яковъ Григорьевичъ Есиповичъ.
Къ портретамъ.
Старый и новый судъ въ изображеніи И. Ѳ. Горбунова.
Послѣсловіе.
Алфавитный указатель.
источник
Прижизненное издание.
Москва, 1914 год. Издание Товарищества И. Д. Сытина.
Книга богато иллюстрирована портретами юристов на отдельных листах.
Типографский переплет с золотым тиснением.
Сохранность хорошая.
20 ноября 1914 года исполняется пятидесятилетие со дня обнародования Судебных Уставов. Эти Уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности составителей их перед Россией, жаждавшей правосудия в его действительном значении и проявлении. Это был труд сложный, самостоятельный и многогранный, в одно и то же время критический и созидательный, — труд, исполненный доверия к духовным силам русского народа и его способности приять новые учреждения с живым сочувствием и непосредственным в них участием. В этом смысле работа отцов Судебных Уставов — настоящий памятник их любви к родине.
Книга посвящается молодым судебным деятелям, с горячим желанием, чтобы они, в своем служении родному правосудию на почве Судебных Уставов, умели проникнуться идеями отцов и примером детей. Эти Уставы были выработаны не для пустого пространства. Будучи вызваны требованиями самой жизни, к ее потребностям они и должны применяться. В основу многого в них были вложены широкие и твердые упования, но не предшествующий опыт, за невозможностью его получения и проверки. Поэтому обнаружение и исправление некоторых частичных в них недостатков не только возможно, но было и неизбежно. Добросовестная критика частностей может только содействовать внедрению в общественный и государственный уклад тех общих начал, которые были, с глубоким сознанием их важности, заложены в фундамент Уставов. Но это допустимо лишь при соблюдены внимания и уважения к трудам и заветам отцов Судебных Уставов, с безусловным сохранением во всем новом или изменяемом основ истинного правосудия и возвышающей их человечности. Этого требуют память о лучших днях нашего общественного прошлого и вера в дальнейшее духовное и гражданское развитие родины.
Настоящий сборник образовался из тех очерков А. Ф. Кони о составителях Судебных Уставов и деятелях судебной реформы, которые были помещены, между прочими статьями, в его книгах: «Очерки и воспоминания», «За последние годы» и «На жизненном пути» и ныне дополнены предисловием и послесловием. Портреты и группы, приложенные к сборнику, относятся по большей части ко второй половине шестидесятых и первой половине семидесятых годов; — лишь некоторые (Шамшина, Бобрищева-Пушкина, Случевского и Морошкина) сняты в позднейшее время. Из семидесяти лиц, изображенных на них, осталось в живых лишь двенадцать. К числу последних принадлежит и автор, современный портрет которого издатель признал уместным также поместить в предлагаемой книге.
Не подлежит вывозу за пределы Российской Федерации.
Если Вы не читали «Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию Судебных Уставов). 20 ноября 1864 — 1914», Вы можете приобрести её в следующих магазинах:
Купить «Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию Судебных Уставов). 20 ноября 1864 — 1914», А. Кони в магазинах:
При покупке в этом магазине Вы возвращаете на личный счет BM и становитесь претендентом на приз месяца от BookMix.ru!
Подробнее об акции
Вы можете приобрести книгу Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию Судебных Уставов). 20 ноября 1864 — 1914 дешевле, чем в обычных магазинах, для этого выберите наиболее подходящий для Вас интернет-магазин и перейдите по ссылке «Купить». Вы сможете использовать различные варианты оплаты товара, наиболее удобные для Вас.
Информацию о способах оплаты и доставки Вы сможете узнать на странце каждого магазина, после того, как перейдете по ссылке Купить книгу Отцы и дети судебной реформы (к пятидесятилетию Судебных Уставов). 20 ноября 1864 — 1914.
источник
ВУЗ: Санкт-Петербургский государственный Архитектурно-строительный Университет
Факультет: Факультет судебных экспертиз и права в строительстве и на транспорте
Кафедра: Кафедра теории государства и права
1 курс
Предмет: Юридическая риторика
Тип работы: Домашняя работа
Опубликовано пользователем alinabsv
Дата: 06 май 2017
«Краткость — сестра таланта!» — принцип адвоката Кони
Анатолий Федорович Кони — еще одно имя, вписанное золотыми буквами в историю мировой адвокатуры. Кроме успешной карьеры на адвокатском поприще, он оставил в наследие потомкам такие блестящие труды, как книги «На жизненном пути», «Судебные речи», «Отцы и дети судебной реформы», яркие воспоминания о писателях, с которыми он дружил. Кони привлекали к самым громким политическим процессам того времени. Им одержаны победы в процессах, не совсем однозначных с точки зрения нашего времени, как, например, оправдательный приговор по делу террористки Веры Засулич.
Одна из его впечатляющих речей связана с судом над мальчиком-гимназистом, ударившего ножом своего одноклассника. Причиной этого отчаянного поступка была ежедневная травля со стороны одноклассника. Обвиняемый был горбат от природы, а пострадавший соученик каждый день на протяжении нескольких лет приветствовал его издевательской фразой: «Горбун!». Как свидетельствует история, самую эффектную речь в своей адвокатской карьере Кони построил так. При входе в зал суда он попривествовал собравшихся: «Здравствуйте, уважаемые присяжные заседатели!». «Здравствуйте, Анатолий Федорович!» — ответили ему. Кони, словно заевшая пластинка, еще раз повторил – слово в слово – свое приветствие. Ему вновь ответили, но уже с долей недоумения. Так повторялось еще несколько минут, пока судьи и заседатели не взорвались от ярости, даже потребовали вывести «этого сумашедшего» из зала суда. На что Кони невозмутимо парировал: «А ведь этого всего тридцать семь раз! А моего подзащитного травили так несколько лет». Был вынесен оправдательный приговор.
Родителями будущего юриста были известный драматург Федор Алексеевич Кони и актриса Ирина Семеновна Кони. В их дом наведывался весь литературный Петербург. Анатолий Федорович с детства был знаком с известными писателями, историками, актерами. Став студентом юридического факультета Московского университета, он посещал собрания Общества любителей российской словесности.
После университета Кони сумел за пять лет совершить путь от начинающего юриста до прокурора Санкт-Петербургского окружного суда.
Анато́лий Фёдорович Ко́ни (28 января (9 февраля) 1844 года, Санкт-Петербург — 17 сентября 1927 года, Ленинград) — российский юрист, судья, государственный и общественный деятель, литератор, судебный оратор, действительный тайный советник, член Государственного совета Российской империи (1907—1917). Почётный академик Санкт-Петербургская академия наук по разряду изящной словесности (1900), доктор уголовного права Харьковского университета (1890), профессор Петроградского университета (1918—1922).
Автор произведений «На жизненном пути», «Судебные речи», «Отцы и дети судебной реформы», биографического очерка «Федор Петрович Гааз», многочисленных воспоминаний о коллегах и деятелях российской культуры.
В 1878 году суд присяжных под председательством А. Ф. Кони вынес оправдательный приговор по делу Веры Засулич. Руководил расследованием многих уголовных дел, например, делом о крушении императорского поезда, о гибели летом 1894 года парохода «Владимир» и других.
источник
(К пятидесятилетию Судебных Уставов , 20 ноября 1914 г.)
Из Предисловия 20 ноября настоящего года исполняется пятидесятилетие со дня обнародования Судебных Уставов. Эти Уставы были плодом возвышенного труда, проникнутого сознанием ответственности составителей их пред Россией, жаждавшей правосудия в его действительном значении и проявлении. Это был труд сложный, самостоятельный и многосторонний, в одно и то же время критический и созидательный, — труд, исполненный доверия к духовным силам русского народа и его способности приять новые учреждения с живым сочувствием и непосредственным в них участием. В этом смысле работа отцов Судебных Уставов — настоящий памятник их любви к родине. Автору настоящего сборника выпал завидный жребий знать лично и по службе некоторых из этих отцов и многих из детей — и посвятить им в разное время приводимые здесь воспоминания. Не все из этих «поминок» относятся к деятелям первых шагов судебной реформы, во введении которой в Петербургском, Харьковском и Казанском судебном округах ему пришлось участвовать в 1866, 1867 и 1870 годах, но ему казалось уместным по-местить очерки, относящиеся к некоторым судебным деятелям позднейшего времени, на служении которых Судебным Уставам явно отразились заветы и направление отцов судебной реформы.
Цель предлагаемого сборника — посильное оживление представления о времени введения судебной реформы и о ее пионерах.
Георгий Николаевич Мотовилов (1834-1880). 28 октября 1880 г. русское судебное ведомство понесло тяжкую и неожиданную утрату. В этот день, в Подольской губернии, скончался на 46- м году от рождения, сенатор Георгий Николаевич Мотовилов, от сложного страдания сердца и легких. Он умер во цвете лет и сил, когда его многолетняя опытность, его знания и испытанная, неизменная любовь к новым судебным учреждениям делали из него особенно дорогого для них друга, потеря которого болезненно отозвалась в сердце всех, кому близки лучшие надежды и лучшие воспоминания нового судебного дела.
Происходя из старинной дворянской фамилии, владевшей небольшим имением в Симбирской губернии, Мотовилов воспитывался сначала дома, а потом поступил в Училище правоведения . По окончании, в 1853 году курса, он вступил на службу в 4-й Департамент Сената — в этой практической школе многих наших цивилистов пробыл, в разных должностях, до 1858 года, когда был назначен чиновником особых поручений при товарище министра. Через год, в 1859 г., он сделался товарищем председателя 1-го Департамента С.-Петербургской Гражданской Палаты, в 1862 году временно исправлял должность товарища председателя Коммерческого Суда, а в 1863 году по выборам дворянства утвержден председателем Гражданской Палаты .
В 1866 году, 17 апреля, были открыты новые судебные учреждения в Петербурге, и председателем Окружного Суда был назначен Мотовилов. Выбор это был весьма удачен. Во главе первого по месту и времени Окружного Суда в России ставился человек полный сил и энергии, опытный юрист и, главное, один из участников в составлении Судебных Уставов — к трудам, по которым он нередко призывался в предшествующие годы. Работа, которая предстояла, была трудна и по своей сложности, и по своей новизне. Устройство обширного Окружного Суда, предназначенного к отправлению правосудия на новых, необычных началах, требовало многих усилий и труда упорного. Нужно было установить главные начала внутренней администрации Суда, устроить и регламентировать обширную кассовую часть, составить знающий и способный применять правильно новые порядки служебный персонал и, наконец, дать толчок делам, в рассмотрение которых вносилось множество новых, еще неизведанных приемов. Все это, главным образом, лежало на обязанности председателя. Мотовилов вышел из этого трудного положения с честью, заложив нравственный и материальный фундамент того здания, которое было потом достроено его ближайшим преемником И.И. Шамшиным , с таким уменьем, любовью к делу и тщанием во всех подробностях. Трудами этих двух почтенных судебных деятелей создалось все хорошее в петербургском Окружном Суде , и если впоследствии приходилось иногда встречаться с некоторыми слабыми сторонами в его организации, то стоило лишь отбить грубую штукатурку, наложенную после, чтобы ярко выступил прекрасный рисунок, сделанный Шамшиным на грунте, приготовленном Мотовиловым. Мотовилову приходилось работать и подавать практические примеры не только в знакомой и близкой ему сфере гражданского суда, но и в сфере совершенно новой для него деятельности по делам уголовным, приходилось учиться самому. Когда открылись первые заседания с присяжными , на них с особою яркостью отразились — новость дела, своеобразность приемов обвинительно-состязательного процесса и отсутствие практически подготовленных деятелей. Заседания эти [в Петербурге] были неудачны, тянулись долго и вяло и велись без твердо установленного плана. Ведший их товарищ председателя, привыкший к кабинетной работе и к занятиям в замкнутых «присутствиях», по-видимому, растерялся, встретясь лицом к лицу с живыми явлениями публичного процесса. Судебные заседания постоянно прерывались для справок и соображений, сторонам предлагалось высказаться по предметам, не подлежащим их ведению, и в виде вопросов возбуждалось многое из того, что в сущности было непререкаемым правилом. Это производило неблагоприятное впечатление.
Тогда Мотовилов, цивилист по специальности, принял, прервав свой отпуск, ведение этих дел на себя. Целый месяц председательствовал он с присяжными, в глубоком сознании того, что от первых шагов суда присяжных зависит многое в прочности этого учреждения, и выказал столько умения, понимания существа новых порядков и знания, что поставил дело сразу на правильный путь. Он оставался председателем суда около двух лет, а марте 1868 г. был назначен проку-рором Судебной Палаты в Москву. По складу ума и характера, его более привлекала спокойная деятельность гражданского судьи, да и привычка жить в Петербурге привязывала его к этому городу. Несмотря на это, он с особою энергиею принялся за новую деятельность, сознавая как нужны были в это время созидания судебных порядков, во всех отраслях судебной деятельности стойкие и упорные работники, добрые сердцем и сильные трудом служилые люди.
В июле 1870 г. Мотовилов был переведен прокурором Судебной Палаты в Петербург, а в ноябре назначен председателем Департамента Судебной Палаты, где он мог снова вернуться к занятиям гражданскими делами, в которые он всегда вносил непререкаемый авторитет глубокого знания. В марте 1872 года, он был назначен сенатором гражданского департамента, а с 1878 г. членом соединенного присутствия 1-го и Кассационных Департаментов Сената. Высокому назначению этого учреждения быть высшею инстанциею для надзора за правильностью действий судебных учреждений вполне соответствовало присутствие в нем Г.Н. Мотовилова. Ему на практике, по личному опыту и личному труду, было известно положение наших судов, прокуратуры и следственного института, и, оценивая их деятельность, он мог являться и являлся не одним применителем закона с формальной его стороны, а лицом, знакомым с живыми условиями деятельности этих учреждений на практике. Горячий сторонник новых судебных учреждений, он ревниво оберегал их прочность и достоинство и от мер, которые могли бы поколебать эту прочность, и от людей, которые своими неправильными служебными действиями могли уронить это достоинство. Приняв участие в зарождении новых учреждений, отдав на служение им много лет своей жизни, он, в последние свои годы, был призван охранять эти, дорогие ему, учреждения от порчи и ошибок и вносил в эту деятельность ту душевную теплоту и ту стойкость взглядов, которые животворят и укрепляют всякое дело. Смерть похитила его слишком рано, и весть о его кончине была встречена общим, неподдельным сожалением. Все, кто знал о его деятельности, почувствовали, что одним благородным деятелем стало меньше, все, кто знал его лично, почувствовали, сверх того, что стало меньше одним истинно добрым, безупречным человеком.
Потеря Мотовилова для петербургского Окружного Суда была личною потерею.
Он принадлежал до последних дней жизни этому суду не менее, чем месту своей окончательной деятельности. Есть люди, для которых учреждение, с коим связана их деятель-ность, есть не более как станция на пути дальнейшего служебного движения. Оставлено учреждение — покинута эта станция — и его нередко забывают или относятся к нему равнодушно, как к чему-то далекому и чужому. Но не все таковы. Есть и такие, для которых учреждение, которому отданы лучшие силы и лучшие годы, является дорогим и незабвенным, является местом родным, с которым невольно делятся его радости и его тревоги, — которое не выходит из памяти, потому что не выходит из раз принадлежавшего ему сердца. Образуется взаимная связь, прочная и сознательная, не разрушаемая, а укрепляемая временем. Такую связь, такое участие мы встречали когда-то у профессоров и большинства слушателей, по отношению к месту их высшего образования, к их alma mater. То же должно существовать и между судьею и судом, которому он служил сознательно и честно. Мотовилов принадлежал к людям последнего рода. Он никогда не разрывал и не ос-лаблял своей связи с судом, в который вступил в трудные и серьезные времена. Ему приходилось иметь дело с «мехами новыми и вином новым», — приходилось не только созидать, но и создавать, вырабатывать материал. Он, в деле устройства первого Окружного Суда в России, был не только строителем, но и чернорабочим. Эту трудную работу прихо-дилось совершать притом в обстановке недоброжелательства со стороны отживавших форм общественной и судебной жизни. Внешние затруднения возникали постоянно, на каждом шагу. Нужно было много такта, самообладания, веры в свое дело и любви к своему призванию, чтобы не устрашиться осложнений и без того нелегкой задачи, чтобы не поколебаться духом и не поступиться чем-нибудь существенным, при первом приложении к жизни основ новой судебной деятельности. Это было трудное время. Но это было, вместе с тем, и хорошее время. Хорошее — внутри суда. Не многим уже памятна та вера в будущее судебных учреждений, то сознание высокой общественной задачи нового суда, та любовь к делу и та строгость к самим себе, которыми отличались первые деятели новых учреждений. И этот внутренний склад установился в петербургском Суде, на первых порах в значительной степени под влияни-ем Мотовилова, который поддерживал и развивал его своим словом и своим делом, сво-им примером и своим горячим участием к новой деятельности. Мне отрадно вспомнить, с каким тревожным участием относился покойный к тем из состава нашего Суда, которым пришлось вступить в период нареканий и сурового недоброжелательства по поводу уголовного процесса, наделавшего в 1878 году много, долго не утихавшего, шума. (Речь идет о процессе над В.И. Засулич , которая в 1877 г. стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и, к счастью, лишь ранила его. Как известно суд присяжных петербургского Окружного суда, оправдал В.И. Засулич, и она даже успела бежать за границу! — Примеч. М.И. Классона ) Не мне, во всяком случае, разбирать справедливость этих нареканий, но я могу засвидетельствовать, что Мотовилов не разделял их и удивлялся тем требованиям, которые предъявлялись суду, действующему при участии и помощи представителей общественной совести. Он приходил со словом ободрения — и в тяжелые минуты, переживаемые теми, к кому он обращал это ободрение, — прямодушное слово настоящего судьи было немалым утешением.
Это был человек редкой искренности, имевший полное право избрать девизом знаменитое германское изречение: «Wahrheit gegen Feind und Freund!» Его подчас суровый вид не обманывал никого из имевших с ним дело. И сколько людей, к которым иногда Георгий Николаевич относился со строгою требовательностью — бывало впоследствии тронуто, вспоминая его участие к их горю, к их житейским скорбям — вспоминая широкую помощь, которую оказывал им в тяжелые минуты этот суровый по внешности человек.
А.Ф. Кони. Отцы и дети судебной реформы (К пятидесятилетию Судебных Уставов, 20 ноября 1914 г.) Издание Т-ва И.Д. Сытина, 1914
Сопоставление писем к двум адресатам оставляет нас в недоумении: была знакома С.Н. Мотовилова со своим двоюродным дядей Н.Г. Мотовиловым или все-таки нет? — Примеч. М.И. Классона Вообще, уже задолго до революции 1917 года царская власть разрушалась. Помню такое: я жила [в 1914-м] на Васильевском острове, а Свешникова — на Разъезжей. Мы пошли в Александринку. Это было близко от Свешниковой, и я ночевала у нее после театра. Ночью у нее был обыск. Меня арестовали и повели в ближайший полицейский участок. А Свешниковой полицейские сказали: «Мы барышню тут подержим, а вы поезжайте и уберите у нее на квартире, что там есть лишнего». По правде сказать, «лишнего»- то у меня ничего и не было. Но Свешникова увезла все письма. Часа через два приехала я с полицейскими. Они стали делать тщательный обыск. Моя хозяйка (очень глупая баба) сообщила: «Тут какая-то приезжала и что-то забрала». Но полицейские продолжали обыск и не слушали ее. Из писем С.Н. Мотовиловой В.И. Ульяновой (ф. 786 отдела рукописей РГБ)
Он принадлежал до последних дней жизни этому суду не менее, чем месту своей окончательной деятельности. Есть люди, для которых учреждение, с коим связана их деятель-ность, есть не более как станция на пути дальнейшего служебного движения. Оставлено учреждение — покинута эта станция — и его нередко забывают или относятся к нему равнодушно, как к чему-то далекому и чужому. Но не все таковы. Есть и такие, для которых учреждение, которому отданы лучшие силы и лучшие годы, является дорогим и незабвенным, является местом родным, с которым невольно делятся его радости и его тревоги, — которое не выходит из памяти, потому что не выходит из раз принадлежавшего ему сердца. Образуется взаимная связь, прочная и сознательная, не разрушаемая, а укрепляемая временем. Такую связь, такое участие мы встречали когда-то у профессоров и большинства слушателей, по отношению к месту их высшего образования, к их alma mater. То же должно существовать и между судьею и судом, которому он служил сознательно и честно. Мотовилов принадлежал к людям последнего рода. Он никогда не разрывал и не ос-лаблял своей связи с судом, в который вступил в трудные и серьезные времена. Ему приходилось иметь дело с «мехами новыми и вином новым», — приходилось не только созидать, но и создавать, вырабатывать материал. Он, в деле устройства первого Окружного Суда в России, был не только строителем, но и чернорабочим. Эту трудную работу прихо-дилось совершать притом в обстановке недоброжелательства со стороны отживавших форм общественной и судебной жизни. Внешние затруднения возникали постоянно, на каждом шагу. Нужно было много такта, самообладания, веры в свое дело и любви к своему призванию, чтобы не устрашиться осложнений и без того нелегкой задачи, чтобы не поколебаться духом и не поступиться чем-нибудь существенным, при первом приложении к жизни основ новой судебной деятельности. Это было трудное время. Но это было, вместе с тем, и хорошее время. Хорошее — внутри суда. Не многим уже памятна та вера в будущее судебных учреждений, то сознание высокой общественной задачи нового суда, та любовь к делу и та строгость к самим себе, которыми отличались первые деятели новых учреждений. И этот внутренний склад установился в петербургском Суде, на первых порах в значительной степени под влияни-ем Мотовилова, который поддерживал и развивал его своим словом и своим делом, сво-им примером и своим горячим участием к новой деятельности. Мне отрадно вспомнить, с каким тревожным участием относился покойный к тем из состава нашего Суда, которым пришлось вступить в период нареканий и сурового недоброжелательства по поводу уголовного процесса, наделавшего в 1878 году много, долго не утихавшего, шума. (Речь идет о процессе над В.И. Засулич , которая в 1877 г. стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и, к счастью, лишь ранила его. Как известно суд присяжных петербургского Окружного суда, оправдал В.И. Засулич, и она даже успела бежать за границу! — Примеч. М.И. Классона ) Не мне, во всяком случае, разбирать справедливость этих нареканий, но я могу засвидетельствовать, что Мотовилов не разделял их и удивлялся тем требованиям, которые предъявлялись суду, действующему при участии и помощи представителей общественной совести. Он приходил со словом ободрения — и в тяжелые минуты, переживаемые теми, к кому он обращал это ободрение, — прямодушное слово настоящего судьи было немалым утешением.
Это был человек редкой искренности, имевший полное право избрать девизом знаменитое германское изречение: «Wahrheit gegen Feind und Freund!» Его подчас суровый вид не обманывал никого из имевших с ним дело. И сколько людей, к которым иногда Георгий Николаевич относился со строгою требовательностью — бывало впоследствии тронуто, вспоминая его участие к их горю, к их житейским скорбям — вспоминая широкую помощь, которую оказывал им в тяжелые минуты этот суровый по внешности человек.
А.Ф. Кони. Отцы и дети судебной реформы (К пятидесятилетию Судебных Уставов, 20 ноября 1914 г.) Издание Т-ва И.Д. Сытина, 1914
Сопоставление писем к двум адресатам оставляет нас в недоумении: была знакома С.Н. Мотовилова со своим двоюродным дядей Н.Г. Мотовиловым или все-таки нет? — Примеч. М.И. Классона Вообще, уже задолго до революции 1917 года царская власть разрушалась. Помню такое: я жила [в 1914-м] на Васильевском острове, а Свешникова — на Разъезжей. Мы пошли в Александринку. Это было близко от Свешниковой, и я ночевала у нее после театра. Ночью у нее был обыск. Меня арестовали и повели в ближайший полицейский участок. А Свешниковой полицейские сказали: «Мы барышню тут подержим, а вы поезжайте и уберите у нее на квартире, что там есть лишнего». По правде сказать, «лишнего»- то у меня ничего и не было. Но Свешникова увезла все письма. Часа через два приехала я с полицейскими. Они стали делать тщательный обыск. Моя хозяйка (очень глупая баба) сообщила: «Тут какая-то приезжала и что-то забрала». Но полицейские продолжали обыск и не слушали ее. Из писем С.Н. Мотовиловой В.И. Ульяновой (ф. 786 отдела рукописей РГБ)
источник
- Навигация по данной странице:
- *(35) См.: Арсеньев К.К. Заметки о русской адвокатуре. — СПб., 1875. — С. 64.
- *(37) См.: Ларин A.M. «Председательствующий в суде по делу В.И.Засулич», вступительная статья к книге «А.Ф. Кони. Избранные труды и речи». Тула: «Автограф», 2000. — С. 24-33.
- *(38) См. Карабчевский Н.П. Речи (1882-1902). 2-е изд. — СПб., 1902. — С. 452-463.
- *(40) См.: Гернет М.Н. История русской адвокатуры. Т. 2. — М., 1914-1916. — С. 49.
- Черкасова Н.В. Формирование и развитие адвокатуры в России в 60-80-е годы XIX века. — С. 43.
- 17 Арсеньев К.К. Заметки о русской адвокатуре. — СПб., 1875. — Ч. 2. С. 45. 18 Журнал Совета присяжной адвокатуры С.-Петербурга 1869. 21 авг. — С. 51.
- 21 Учреждение судебных установлений. Ст. 406/1-406/19. 22 Арсенъев К. Заметки о русской адвокатуре. -Ч. 1. С. 53.
- 25 Судебные уставы 1864 г. -Ч. 1. С. 624. 26 Гернет М. История русской адвокатуры. Т. 2. — М., 1914-1916. — С. 49.