Меню Рубрики

Василий каменский вода вечерняя анализ

Кубофутуристы также активно использовали композиционные и графические эффекты в своей поэзии. Одним из самых известных футуристических изданий стала книга В. Каменского «Танго с коровами» (1914). Книга имеет непривычную – пятиугольную – форму. Она напечатана на дешевых комнатных обоях желтого цвета в знак протеста против роскошных буржуазных изданий, что имело для будетлян принципиальный характер. Кроме того, желтый цвет раздражает (еще В. Кандинский писал: «От лимонно-желтого уху больно, как от высокого звука флейты, киноварь притягивает, как огонь, глаз ищет покоя в синем и зеленом»), чего и добивались авторы книги. Однако, по наблюдениям критиков, «вульгарный материал из отчаянно-резких, мещанских обоев обернулся в книге неожиданной изысканностью, обогатил ее сочным цветом».

Вызывающим является само название – «Танго с коровами». Танго в то время воспринимался как танец несколько фривольный. Тем более эпатирующе должно было звучать «танго с коровами». Характерен и подзаголовок – «железобетонные поэмы». Железобетон – это новый строительный материал технического ХХ века. Он только начинал входить в обиход, и футуристы, с их бунтом против сладкозвучных эвфемизмов символистов, подхватили это новое слово из лексикона строительной техники. Кроме того, поэмы в этой книге Каменского как бы собраны, составлены из отдельных блоков-глав. Почти каждая из поэм размером была в одну страницу и умещалась на одной странице. И это позволяло одновременно читать и видеть всю поэму.

Поэма «Дворец С.И. Щукина» выглядит как путеводитель по залам П. Сезанна, К. Моне, П. Пикассо, П. Гогена, В. Ван Гога, А. Матисса (на плане обозначена и «лестница»). Причем каждому залу, где представлены картины того или иного художника, посвящена отдельная «глава», заключенная в отдельную геометрическую фигуру. Этот путеводитель был заполнен и именами художников, и краткими названиями их картин, и характеристиками их красочной палитры, и собственными стихотворными комментариями поэта-автора. Поэмы в этой книге не только по внешнему виду, но и по своим текстам представляют собой коллаж московской жизни того времени со всеми ее точными реалиями (поэмы «Цирк Никитина», «Дворец С.И. Щукина» и др.).

Поэмы В. Каменского имеют свою топографию и свою конфигурацию набора. Текст поэм не был «бесцветным и серым»: в одной строчке, в одном слове чередовались шрифты полужирные и светлые, прописные и строчные, курсивные и прямые; буквы разного начертания и разного размера. Так, «Полет Васи Каменского на аэроплане в Варшаве» заключен в треугольник. При этом поэт специально ориентирует читателя: «читать снизу вверх». И если последовать этому совету, то мы окажемся не столько читателями, сколько зрителями графического полета аэроплана. По мере отрыва его от земли, здесь – от нижнего края страницы, строчки становятся все короче, шрифт мельче, пока аэроплан не превращается в едва различимую, как знак или точку, одну букву. Эта поэма – один из примеров визуальной поэзии.

Интересно, как сами футуристы трактовали свои поэтические и живописные произведения. В 1914 году, на выставке «№ 4» («Футуристы, лучисты, примитив») экспонировались работы В. Каменского. Одна из них – конструкция «Падение с аэроплана». В. Каменский описывает ее следующим образом: «“Падение с аэроплана” я изобразил так: на фоне железного листа, прицепленного к крючку этак на вершок от стены – свешивалась на проволоке пятифунтовая гиря с нарисованным на ней лицом. Внизу, под гирей, в луже крови – сурика – обломки аэроплана. Для достижения полного впечатления надо было трясти за угол “картины” – тогда голова ударялась об железо и вообще получался гром грозы. Вот Володя и забавлялся как ребенок, тряся “картину” и хохотал на всю выставку вместе со зрителями. А зрители требовали – “Маяковский, объясните этого художника”. Маяковский объяснял: – Во-первых, Вася Каменский не художник, а поэт. Во-вторых, это не картина, а веселая игра, изображающая гром радости по случаю того, что хотя Вася упал с аэроплана, но остался жив. В третьих, эта гремящая штуковина не поддается объяснению, так как это личное дело изобретателя».

Нередко произведения футуристов представляли собой синтез начала поэтического и живописного, поскольку футуристы декларировали идею синтеза различных искусств. Литературный футуризм был тесно связан с авангардными группировками художников 1910-х годов: прежде всего с группами «Бубновый валет» (П. Кончаловский, И. Машков, А. Лентулов, Р. Фальк, А. Куприн и др.), «Ослиный хвост» (М. Ларионов и др.), «Союз молодежи» (М. Шагал, П. Филонов, К. Малевич, В. Татлин, Ю. Анненков, Н. Альтман, Д. Бурлюк, А. Экстер, Л. Жевержеев и др.). В той или иной мере большинство футуристов совмещало литературную практику с занятиями живописью (братья Бурлюки, В. Маяковский, А. Крученых), а художники К. Малевич и В. Кандинский на первых порах участвовали в футуристических альманахах и в качестве «речетворцев».

Читайте также другие статьи по теме “Футуризм в русской литературе”:

источник

29 апреля 1884 года родился поэт-футурист и художник Василий Каменский.

Личное дело

Василий Васильевич Каменский (1884 – 1961) родился на шедшем по Каме пароходе, возле города Сарапул. Отец его был смотрителем золотых приисков. Детство его прошло в селе Боровском Пермской губернии. В возрасте четырех лет лишился родителей и воспитывался в семье родственников матери. «Все детство прошло в доме на камской пристани среди пароходов, барж, лодок, крючников, матросов, водоливов, капитанов и бесконечных куч грузового товара», – вспоминал он.

В семь лет поступил в церковную школу, затем стал учиться в Пермском городском училище. С одиннадцати лет начал писать стихи «о сиротской доле, о горестях человеческих, о несчастных. Сам писал, сам читал, сам ревел». В 1900 году Василий Каменский начал работать конторщиком на железной дороге, в свободное время сидел в железнодорожной библиотеке, запоем читал книги и мечтал стать писателем. В это время Каменский стал посещать нелегальные социалистические кружки. В газете «Пермский край» он печатает заметки и стихи. Увлекшись театром, он покинул Пермь и отправился в Москву, чтобы стать актером. Скитался по всей России, работая в различных театральных труппах. В 1903 году в городе Николаев Каменский встретился с Всеволодом Мейерхольдом, который взял его в свою труппу, но потом посоветовал бросить сцену и заняться литературным творчеством.

После этого Каменский вернулся в Пермь, вновь начал работать на железной дороге. В 1904 году его стихи опубликовала екатеринбургская газета «Урал». Он снова примкнул к революционному движению, занимался агитацией, читал стихи перед рабочими. В 1905 году избран делегатом Первого съезда Желдорсоюза. Стал председателем забастовочного комитета на станции Нижний Тагил. Был арестован после подавления забастовки. Сидел в одиночной камере Николаевской тюрьмы Верхотурского уезда, участвовал в голодовке протеста. По болезни летом 1906 года был выпущен под подписку о невыезде. Уехал из России через Севастополь, побывал в Турции и Иране.

Вернувшись в Россию, сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости и поступил на высшие сельскохозяйственные курсы в Петербурге. Он продолжал писать стихи, а также занялся живописью. В 1908 году стал секретарем литературного журнала «Весна», где познакомился с Александром Куприным, Леонидом Андреевым, Демьяном Бедным, Ларисой Рейснер, Игорем Северянином, Александром Блоком, Федором Сологубом, Валерием Брюсовым и «навеки подружился» с Давидом Бурлюком и Велимиром Хлебниковым. Бурлюк становится учителем Каменского в живописи. Стихи и рассказы Каменского печатает не только «Весна», но и ряд литературных альманахов, а его картины демонстрируются на модернистских выставках, включая. В 1910 году футуристическая поэтическая группа «Гилея» (Каменский, Бурлюк, Хлебников и Елена Гуро) выпускают первый поэтический сборник – «Садок судей».

В 1911 году Василий Каменский отправляется за границу, чтобы освоить профессию пилота. Он учился в Германии и Франции. Затем приобрел собственный аэроплан и практиковался на Гатчинском аэродроме, а также под Пермью. Сдал экзамен в Варшаве на международный диплом пилота-авиатора. Выступал с лекциями и демонстрацией полетов в разных городах.

В том же году выходит роман Каменского «Земляника», куда были включены его стихи из сборника «Садок судей». В 1912 году стал одним из авторов «Пощечины общественному вкусу» – манифеста русских футуристов. В 1913 – 1914 годах вместе с Маяковским и Бурлюком участвовал в знаменитой поездке футуристов по России. Их выступления, часто сопровождавшиеся скандалами, прошли в Харькове, Симферополе, Керчи, Одессе, Кишиневе, Николаеве, Киеве, Минске, Казани, Пензе, Ростове-на-Дону, Саратове, Тифлисе и Баку. Затем Каменский отправился в основанный им вместе с двоюродным братом хутор на реке Каменка недалеко от Перми. Там он занимался сельским хозяйством, охотой и рыбной ловлей, а также завершил поэму «Стенька Разин», пьесу «Здесь славят разум», «Поэму о Хатсу», писал стихи и рисовал. В последующие годы его стихи появлялись в коллективных сборниках футуристов, а также в его авторском сборнике «Танго с коровами». В 1914 – 1915 году жил в поселке Куоккала, был частым гостем в репинских «Пенатах».

В 1915 – 1916 году выступал с лекциями и чтением стихов в различных городах страны, в петербургском литературном кафе «Бродячая собака». Во время революции оказался в Москве и вместе с другими футуристами активно поддержал власть большевиков. Выступал в «Кафе поэтов» вместе с Маяковским, Бурлюком и Есениным. В 1918 году стал депутатом Моссовета и первым председателем Всероссийского союза поэтов. Был культработником в Красной армии. В 1919 году попал в плен и оказался в тюрьме в Ялте, освобожден оттуда после взятия города красными. Много выступал с лекциями от Мурманска до Кавказа и Дальнего Востока. Сотрудничал с ЛЕФом. Написал пьесу на основе своей поэмы о Разине и несколько других пьес, они были поставлены в ряде театров.

Свой хутор Каменка Василий Каменский передал колхозу, но не покидал надолго родной Пермский край, в течение почти двадцати лет с весны до поздней осени жил в селе Троица под Пермью. Зимой жил в Москве, в Тбилиси или в Перми. С 1930-х годов тяжело болел тромбофлебитом, перенес две ампутации ног, в 1948 году после инсульта потерял способность двигаться. Владея одной левой рукой писал пейзажи.

Умер Василий Каменский в Москве 11 ноября 1961 года.

Чем знаменит

Один из ярких поэтов русского футуризма. Для его стихов характерен необычный язык, порой переходящий в заумь, обилие неологизмов. «Обладал редким даром писать стихи так, как будто до него никто их не писал: самые заумные строчки звучали у него естественным ликованием» (М. Л. Гаспаров). Часто обращался к темам крестьянского бунта прошлого (произведения о Разине, Пугачеве, Болотникове), видя в нем стихийное проявление творческой силы народы. «Певец былинных богатырей, и сам богатырь, задорный по нраву, но добрый и чуткий к людям», – писал о Каменском Сергей Городецкий.

О чем надо знать

Одно из самых интересных направлений в творчестве Василия Каменского – его эксперименты по сочетанию текстового и визуального компонентов в поэзии («железобетонные поэмы» и «стихокартины»). Они составляли сборники «Танго с коровами» и «Нагой среди одетых» (оба 1914, второй совместно с Андреем Кравцовым) и были представлены на выставке «№ 4» в Москве в том же году. Железобетонные поэмы были напечатаны на пятиугольных листах (страница со срезанным верхним левым углом), расчерченных на многоугольники неправильной формы. В каждом из многоугольников находилось слово, несколько слов, фраза, слог или одна буква. Взгляд читателя, перемещаясь по многоугольникам в непредсказуемом порядке, сам создавал текст. Использовал Каменский и более простые формы визуальной поэзии. Стихотворение «Полет Васи Каменского на аэроплане в Варшаве» из сборника «Танго с коровами» следовало читать по строчкам снизу вверх, причем постепенно уменьшалась как длинна строчек, так и высота букв, чтобы передать увиденный с земли взлет аэроплана.

Прямая речь

Жить чудесно! Подумай:
Утром рано с песнями
Тебя разбудят птицы —
О, не жалей недовиденного сна —
И вытащат взглянуть
На розовое солнечное утро.
Радуйся! Оно для тебя!
Свежими глазами
Взгляни на луг, взгляни!
Огни! Блестят огни!
Как радужно! легко.
Туманом розовым
Вздохни. Ещё вздохни,
Взгляни на кроткие слезинки
Детей — цветов.
Ты — эти слёзы назови:
Росинки-радостинки!
И улыбнись им ясным
Утренним приветом.
Радуйся! они для тебя.
«Жить чудесно», 1909

Звени. Солнце! Копья светлые мечи,
лей на Землю жизнедатные лучи.
Звени, знойный, краснощекий,
ясный, ясный день!
Звенидень!
Звенидень!
Пойте, птицы! Пойте, люди! Пой, Земля!
Побегу я на веселые поля.
Звени, знойный, черноземный,
полный-полный день.
Звенидень!
Звенидень!
Сердце, радуйся, и пояс, развяжись!
Эй, душа моя, пошире распахнись!
Звени знойный, кумачовый,
яркий-яркий день.
Звенидень!
Звенидень!
Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,
лучезарная, бегучая волна.
Звени, знойный, разудалый,
русский алый день.
Звенидень!
Звенидень!
«Русский звенидень», 1910

Звенит и смеется,
Солнится, весело льется
Дикий лесной журчеек,
Своевольный мальчишка:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Звенит и смеется,
И эхо живое несется
Далеко в зеленой тиши!
Корнистой глуши:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Звенит и смеется.
Отчего никто не проснется
И не побежит со мной
Далеко в разгулье:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.
Смеется и солнится,
С гор несет песню
И не видит, лесная лесника
Низко нагнулась над ним.
И не слышит цветника
Песню ответную,
Еще зовно зовет:
Чурлю-журль,
А чурлю-журль.
«Чурлю-журль», 1910

Какофонию душ
Ффррррррр
Моторов симфонию
Это Я — это Я —
Футурист-песнебоец
И пилот-авиатор
Василий Каменский
Эластичным пропеллером
Взметнул в облака
Кинув там за визит
Дряблой смерти-кокотке
Из жалости сшитое
Танговое манто и
Чулки
С панталонами.
«Вызов авиатора», 1916

Поэт мудрец и авиатор —
Помещик лектор и мужик —
Я весь — изысканный оратор —
Я весь — последний модный шик.

Звенит, как сонная аорта,
Мой наркотический лиризм —
Я от деревни до курорта
Провозглашаю футуризм.
«Моя карьера», 1916

На утроутесе устья Камы
Серебропарчовой —
Чья разделится отчаянная голова?
А стой и слушай:
Это я в рубахе кумачовой
Распеваю песни, засучив рукава.
На четыре вольностороны.
Чаятся чайки.
Воронятся вороны.
Солнится солнце.
Заятся зайки.
По воде на солнцепути
Веселится душа
И разгульнодень
Деннится невтерпеж.
Смотри и смей,
За поясом кистень
Из Жигулей.
За голенищем нож —
Ржавое наследство
Стеньки Разина.
«Наследство ржавое», 1917

Весь Париж развернулся пестрой скатертью. Перед полетом выпил стакан коньяку на случай более легкого расставанья с жизненной суетой, выпил и сам авиатор. Полет оказался пьянее: мне совершенно вскружило голову, и я – кажется – заорал во всю глотку от наплыва энтузиазма. Было жутко-ново до божественности ощущенья, до ясности райских галлюцинаций, до сумасшедшей красоты.
Воспоминание Василия Каменского о полете на аэроплане

Девять фактов о Василии Каменском

  • Когда Василий Каменский во время своих театральных скитаний оказался в Николаеве, ему было негде ночевать и он остановился у приятеля, работавшего в похоронном бюро, правда, спать ему приходилось в гробу.
  • Василий Каменский ввел в обиход слово «самолет» вместо иностранного «аэроплан». Ранее слово «самолет» существовало в русском языке, но обозначало другие объекты, например, самодвижущийся ткацкий челнок или паром, приводимый в движение течением реки.
  • Каменскому принадлежит формула: «Футуризм – праздник бракосочетания слов».
  • Каменский написал эссе «Аэро-пророчество», где утверждал, что через 200 лет «каждый человек со дня рождения будет иметь свой аэроплан как органическую необходимость», а через 500 лет аэропланы исчезнут, и все люди переродятся в «человеко-птиц» с «большими белыми крыльями», мир станет подобен «птичьему раю», в песнях «человеко-птицы прославят земную счастливую жизнь и смысл бытия».
  • Когда Василий Каменский читал в 1913 году в Харькове стихи о Степане Разине, полиция составила протокол «о восхвалении атамана разбойников» и взяла с Каменского подписку в том, что он не будет более читать эти стихи на публичных выступлениях.
  • 27 февраля 1918 года в Большой аудитории Политехнического музея, на знаменитых выборах «короля поэтов» Василий Каменский занял третье место после Игоря Северянина и Владимира Маяковского.
  • В 1912 году в Ченстохове во время полета в грозу аэроплан Каменского разбился, а сам летчик получил серьезные травмы. В местных газетах даже были опубликованы его некрологи.
  • Пьеса Каменского «Пушкин и Дантес» 1925 года особенно возмутила критиков, так как по воле автора в ней Пушкин убил Дантеса.
  • Сейчас в селе Троица Пермского края действует дом-музей Василия Каменского.
  • Алексей Васильевич Каменский, сын поэта, стал известным художником-нонконформистом.
Читайте также:  Анализ на днк и околоплодные воды

источник

Это Я —
Футурист-песнебоец
И пилот-авиатор…

Василий Каменский родился в апреле 1884 г. Местом рождения будущего поэта считается поселок Боровское на границе нынешних Пермской и Свердловской областей. Но на самом деле Каменский появился на свет в каюте одного из ходивших по Каме пароходов, капитаном которого был его дед, Гавриил Серебренников.
Василий почти не помнил своих родителей, умерших когда ему еще не было и пяти лет. Воспитывался мальчик у сестры матери. Он посещал приходскую школу, а затем городское двухклассное училище.
В одиннадцать лет Каменский начал писать стихи.
По семейным обстоятельствам Василию пришлось оставить учебу. Он устроился на работу в бухгалтерию Пермской железной дороги. В 1902 г. на гастроли в Пермь приехала театральная группа В. Никулина. Каменский, очарованный театром, решил попробовать себя в качестве актера. Несмотря на все уговоры родных и друзей, он бросил службу и поступил в труппу, взяв псевдоним «Васильковский».
Актерский путь привел Каменского в Николаев, в труппу В. Мейерхольда. Однажды Василий, сочтя, что поэтический монолог в одной из его ролей никуда не годится, написал стихи, которые прочитал на репетиции. После этого Мейерхольд посоветовал ему бросить театр и посвятить себя литературе. Последовав его совету, Каменский уехал на родину.
Он снова устроился работать на железную дорогу. Каменский сблизился с марксистами и в 1905 г., когда началась забастовка железнодорожников, был избран в стачечный комитет, а затем в декабре этого же года отправлен в тюрьму неподалеку от Нижней Туры.
Выйдя на свободу в мае 1906 г., Василий снова пустился в странствие: из Перми — в Севастополь, оттуда — в Персию, а затем в Петербург. Оказавшись в столице, он экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил на высшие сельскохозяйственные курсы. На курсах Василий начал заниматься живописью и уже через несколько лет принимал участие в выставках. В 1909 г., например, на выставке «Импрессионисты» была представлена его картина «Березы», написанная в технике пуантилизма. Тем не менее профессиональным художником Каменский не стал.
В литературные круги Каменский вошел благодаря известному журналисту Н. Шибуеву, который в 1908 г. задумал создать литературный альманах «Весна», где публиковались бы произведения начинающих авторов. Осенью 1908 г. Каменский стал соредактором журнала «Весна», в котором печатались Л. Рейснер, Н. Асеев, Игорь Северянин, А. Аверченко и многие другие. Работая в журнале, молодой поэт познакомился со многими маститыми литераторами — А. Блоком, А. Ремизовым, Ф. Сологубом, А. Куприным. Велимир Хлебников своей первой публикацией был обязан Каменскому.
В марте 1910 г. был издан поэтический сборник «Садок судей», где наряду с произведениями Давида и Николая Бурлюков, Елены Гуро и Велимира Хлебникова были опубликованы стихи Каменского, написанные летом 1909 г.
В 1911 г. Каменский решил, что должен стать летчиком. Подружившись с известным авиатором Владимиром Лебедевым, Василий с его помощью приобрел аэроплан «блерио». А пока самолет доставляли в Россию, поэт побывал в Берлине, Вене, Париже и Риме. Сдав в Варшаве экзамен на звание пилота, он совершал в различных городах показательные полеты. 29 мая 1912 г. в польском городе Ченстохове на глазах у многочисленных зрителей самолет упал в болото. Газеты сообщили о гибели талантливого поэта и бесстрашного летчика. Но Каменский выжил, хотя и получил многочисленные тяжелые травмы. Но аэроплан восстановлению не подлежал. Василий снова, в который уже раз, сменил род деятельности: приобрел под Пермью участок земли и основал хутор Каменку, попробовав себя в качестве архитектора и строителя. Кроме того, он сконструировал аэроход — род глиссера, способный передвигаться по воде и по снегу. Летом 1913 г. строительство в Каменке было завершено, а осенью поэт отправился в Москву, где состоялось его знакомство с Маяковским, следствием которого явилось турне футуристов по России. В нем приняли участие Каменский, Маяковский, Хлебников и братья Бурлюки.
В 1914 г. он стал редактором «Первого журнала русских футуристов», который издавал Давид Бурлюк; тогда же вышел поэтический сборник Каменского «Танго с коровами», в следующем году — поэма «Стенька Разин» (которую в 1919 г. поэт переработал в пьесу, а в 1928-м — в роман «Степан Разин»), в 1916-м — сборник «Девушки босиком».
Революцию Каменский принял восторженно, надеясь, что новый общественный строй откроет перед футуристами неограниченный простор для творческого самовыражения. В 1917 г. он написал свой знаменитый «Декрет о заборной литературе…», который в первые дни советской власти был расклеен на заборах по всей Москве.
После революции у Каменского пропало желание эпатировать читателя, его стихи стали простыми и искренними.
Каменский искренне верил, что живет в самой счастливой и передовой стране. Ему не пришлось наступать на горло собственной песне. Он завоевал себе видное место на советском Парнасе (в 1933, когда отмечался двадцатипятилетний юбилей творческой деятельности поэта, один из камских пароходов был назван его именем). Поэмы «Емельян Пугачев» (1931), «Иван Болотников» (1934), «Встречи с миром» (1934), роман «Пушкин и Дантес» (1922), роман в стихах «Могущество», посвященный советским летчикам (1938), и другие произведения Каменский писал совершенно искренне. Он преклонялся перед Пушкиным, восхищался отважными летчиками, был предан революции и советской стране, и дух русского бунта был близок его свободолюбивой натуре.
В 1918 г. вышел поэтический сборник Каменского «Звучаль веснянки». Тогда же Василий попробовал себя в качестве киноактера, снявшись в фильме «Не для денег родившийся».
Его кипучая натура находила выход в активной общественной деятельности: в 1918 г. он был избран в Московский совет рабочих и солдатских депутатов; выступил организатором Союза поэтов, просуществовавшего до 1929 г., и стал его первым председателем. В 1919 г. он стал работать в Высшей военной инспекции и в качестве культурного работника отправился на Южный фронт. Там он попал в плен к белогвардейцам и до взятия Крыма Красной Армией сидел в ялтинской тюрьме. Затем уехал на Кавказ, в Тифлис, где, вспомнив былое, поступил на работу бухгалтером, но вскоре вернулся в Россию. С 1924 г. пермской газете «Звезда» было напечатано множество его очерков и рассказов, посвященных уральской деревне. В 1931 г. были изданы мемуары Каменского «Путь энтузиаста». В 1934 г. поэт возглавлял Центральный театр воднотранспортников и вынашивал идею создания «плавучего» театра. Тогда же он передал Каменку со всем имуществом в собственность колхоза, а сам перебрался в пустовавший дом в селе Троице. В 1940 г. вышла его книга «Жизнь с Маяковским». В начале 40-х поэт начал работу над поэмой «Ермак Тимофеевич», которую закончил в 1947-м.
Он не старел душой, но годы брали свое. В 1944 г. в тбилисской больнице ему ампутировали ногу, через год — вторую. Речь, произнесенная 14 апреля 1948 г. в Москве на вечере, посвященном памяти Маяковского, была последним публичным выступлением поэта: спустя пять дней Василия Васильевича сразил инсульт, лишивший его речи и способности двигаться. В начале 1950-х гг. он с женой и старшим сыном переехал на Юг, а в 1956 г. Каменские вернулись в Москву: поэт не хотел сдаваться; мысль о превращении в инвалида, доживающего свой век, была для него невыносима. Каменский несколько оправился от удара: у него действовали руки, он мог сидеть — значит, жизнь продолжалась. Супруга поэта, Валентина Николаевна, и трое его сыновей, Василий, Алексей и Глеб, делали все, чтобы он не чувствовал себя оторванным от жизни.
11 ноября 1961 г. Василий Каменский скончался. Урна с его прахом покоится на Новодевичьем кладбище. Дом Каменского в Троице передан Троицкой сельской библиотеке, в нем создан музей поэта.

С крутого берега смотрю
Вечернюю зарю,
И сердцу весело внимать
Лучей прощальных ласку,
И хочется скорей поймать
Ночей весенних сказку.
Тиха вода и стройно лес
Затих завороженный,
И берег отраженный
Уносит в мир чудес.
И ветер заплетающий
Узоры кружев верб —
На синеве сияющий
Золоторогий серп.

Развеснились весны ясные
На весенних весенях —
Взголубились крылья майные
Заискрились мысли тайные
Загорелись незагасные
На росистых зеленях.
Зазвенело сердце зовами
Поцелуями бирюзовыми —
Пролегла дорога дальняя
Лучистая
Пречистая.
Стая
Хрустальных ангелов
Пронеслась в вышине.
Уронила
Весточку-веточку
Мне.

Затянулось небо парусиной.
Сеет долгий дождик.
Пахнет мокрой псиной.
Нудно. Ох, как одиноко-нудно.
Серо, бесконечно серо.
Чав-чав… чав-чав…
Чав-чав… чав-чав…
Чавкают часы.
Я сижу давно-всегда одна
У привычного истертого окна.
На другом окошке дремлет,
Одинокая, как я,
Сука старая моя.
Сука — «Скука».
Так всю жизнь мы просидели
У привычных окон.
Все чего-то ждали, ждали.
Не дождались. Постарели.
Так всю жизнь мы просмотрели:
Каждый день шел дождик…
Так же нудно, нудно, нудно.
Чавкали часы.
Вот и завтра это небо
Затянется парусиной.
И опять запахнет старой
Мокрой псиной.

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,
лей на Землю жизнедатные лучи.
Звени, знойный, краснощекий,
ясный-ясный день!
Звенидень!
Звенидень!
Пойте, птицы! Пойте, люди!
Пой, Земля!
Побегу я на веселые поля.
Звени, знойный, черноземный,
полный-полный день.
Звенидень!
Звенидень!
Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!
Эй, душа моя, пошире распахнись!
Звени, знойный, кумачовый,
Яркий-яркий день.
Звенидень!
Звенидень!
Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,
Я хочу напиться счастья допьяна.
Звени, знойный, разудалый,
Пьяный, долгий день!
Звенидень!
Звенидень!

Звенит и смеется,
Солнится, весело льется
Дикий лесной журчеек.
Своевольный мальчишка
Чурлю-журль.
Звенит и смеется.
И эхо живое несется
Далеко в зеленой тиши
Корнистой глуши:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется:
«Отчего никто не проснется
И не побежит со мной
Далеко, далеко… Вот далеко!»
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется,
Песню несет свою. Льется.
И не видит: лесная Белинка
Низко нагнулась над ним.
И не слышит лесная цветинка
Песню отцветную, поет и зовет…
Все зовет еще:
«Чурлю-журль…
А чурлю-журль. »

В разлетинности летайно
Над Грустинией летан
Я летайность совершаю
В залетайный стан
Раскрыленность укрыляя
Раскаленный метеор
Моя песня крыловая
Незамолчный гул — мотор
Дух летивый
Лбом обветренным
Лет летисто крыл встречать
Перелетностью крылисто
В небе на орлов кричать
Эйт! дорогу!
С вниманием ястреба-тетеревятника
С улыбкой облака следить
Как два медведя-стервятника
Косолапят в берлогу
Выев вымя коровы и осердие
Где искать на земле милосердия
Летокеан, Летокеан.
В летинных крылованиях
Ядрено взмахи дрогнуты
Шеи — змеи красных лебедей
В отражениях изогнуты
Пусть — долины — живот
Горы — груди земли
Окрыленные нас укрылят корабли
Станем мы небовать, крыловать
А на нелюдей звонко плевать.

Излучистая
Лучистая
Чистая
Истая
Стая
Тая
Ая
Я

КРЕСТЬЯНСКАЯ
В. Маяковскому

Дай бог здоровья себе да коням!
Я научу тебя землю пахать.
Знай, брат, держись, как мы погоним.
И недосуг нам будет издыхать.
Чего схватился за поясницу?
Ишь ты — лентяй — ядрено ешь, —
Тебе бы к девкам на колесницу
Вертеться, леший, на потешь.
Дай бог здоровья себе да коням!
Я те заставлю пни выворачивать.
Мы с тобой силы зря не оброним,
Станем кулаками тын заколачивать,
Чего когтями скребешь затылок?
Разминай-ко силы проворнее,
Да сделай веселым рыжее рыло.
Хватайся — ловись — жми задорнее.
Дай бог здоровья себе да коням!
Мы на работе загрызем хоть кого!
Мы не сгорим, на воде не утонем,
Станем — два быка — вво!

ВЕЛИКОЕ — ПРОСТОЕ
И.Е. Репину.

Это когда я встречался с Вами за чаем

На поляне рыжий ржет жеребенок,
И колоколят колокола,
А я заблудился, Поэт-ребенок
Приехал к морю в Куоккала.
На море вышел — утро святое,
Волны сияли — звали играть,
Море такое было простое,
Даль ласкала, как будто мать.
И засмеялся, и странно сердцу
Было поверить в весну зимой.
Я наугад открыл какую-то дверцу
И веселый пошел домой.
А вечером совсем нечаянно
Встретил простого старика, —
За столиком сидел он чайным,
И запомнилась у стакана его рука.
Все было просто — нестерпимо,
И в простоте великолепен,
Сидел Илья Ефимович великий Репин.
На поляне рыжий ржет жеребенок
И колоколят колокола.
Я стал ясный ребенок,
Благословенный в Куоккала.
1915 (?)

СЕРДЦЕ ДЕТСКОЕ
Н. Балиеву — для юности

И расцвела
Моя жизнь молодецкая
Утром ветром по лугам.
А мое сердце —
Сердце детское — не пристало
К берегам.

Песни птиц
Да крылья белые
Раскрылились по лесам,
Вольные полеты смелые
Приучили к небесам.

С гор сосновых
Даль лучистую
Я душой ловлю,
Нагибаю ветку, чистую
Девушку люблю.

И не знаю, где кончаются
Алые денечки,
И не верю, что встречаются
Кочки да пенечки.

Жизнь одна —
Одна дороженька —
Доля молодецкая.
Не осудит
Ясный боженька
Мое сердце детское.
1916

ДЕВУШКИ БОСИКОМ
Алисе Коонен

Девушки босиком —
Это стихи мои,
Стаи стихийные.

Читайте также:  Анализ на бактерии в воде

На плечах с золотыми кувшинами
Это черкешенки
В долине Дарьяльской
На камнях у Терека.

Девушки босиком —
Деревенские за водой с расписными
Ведрами — коромыслами
На берегу Волги
(А мимо идет пароход).

Девушки босиком —
На сборе риса загарные,
Напевно-изгибные индианки
С глазами тигриц,
С движеньями первоцветных растений.

Девушки босиком —
Стихи мои перезвучальные
От сердца к сердцу.
Девушки босиком —
Грустинницы солнцевстальные,
Проснувшиеся утром
Для любви и
Трепетных прикосновений.

Девушки босиком —
О, поэтические возможности —
Как северное сияние —
Венчающие
Ночи моего одиночества.

Все девушки босиком —
Все на свете —
Все возлюбленные невесты мои.
1916

Циа-цинц-цвилью-ций —
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю —
День-деньской по березнику звонкому
Как у божиих райских дверей
Или как у источника радостей,
Слышны пташек лесных голоса.
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю!
Сквозь густых зеленистых кудрей
Голубеют глаза-небеса.
Я лежу на траве. Ничего не таю,
Ничего я не знаю — не ведаю.
Только знаю свое — тоже песни пою,
Сердце-душу земле отдаю,
Тоже радуюсь, прыгаю, бегаю.
Циа-цинц-цвилью-ций.
Над моей головой
Пролетел друг летающий мой.
«Эй, куда?»
И ответа не жду я — пою.
Солнце алмазными лентами
Грудь мою жжет.
Доброе солнце меня бережет.
1917

СТЕПАН РАЗИН
(Отрывок из романа)

Эй, вставайте — подымайте паруса,
Собирайтесь в даль окружную,
Раздувайте ветром звонким голоса,
Зачинайте песню дружную.
Да за вёсла, братцы вольные,
Ну, соколики сокольные,
Знай отчаливай.
Раскачивай.
И эххх-нна.
Барманзай.
Б-зззз-

Сарынь на кичку,
Ядреный лапоть
Пошел шататься по берегам.
Сарынь на кичку.
Казань — Саратов.
В дружину дружную
На перекличку,
На лихо лишнее врагам.
Сарынь на кичку.
Бочонок с брагой
Мы разопьем
У трех костров.
И на приволье волжском вагой
Зарядим пир
У островов.
Сарынь на кичку.
Ядреный лапоть —
Чеши затылок у перса-пса.
Зачнем с низовья
Хватать, царапать
И шкуру драть —
Парчу с купца.
Сарынь на кичку.
Кистень за пояс.
В башке зудит
Разгул до дна.
Свисти — глуши,
Зевай — раздайся!
Слепая стерва — не попадайся.
Вввва-а!

Какофонию душ
Ффррррррр
Моторов симфонию
Это Я — это Я —
Футурист-песнебоец
И пилот-авиатор
Василий Каменский
Эластичным пропеллером
Взметнул в облака
Кинув там за визит
Дряблой смерти-кокотке
Из жалости сшитое
Танговое манто и
Чулки
С панталонами.

Господи
Меня помилуй
И прости.
Я летал на аероплане.
Теперь в канаве
Хочу крапивой
Расти.
Аминь.

ИЗ СИМЕИЗА В АЛУПКУ
М.В. Ильинской

Из Симеиза с поляны Кипарисовой
Я люблю пешком гулять в Алупку
Чтоб на даче утренне ирисовой
На балконе встретить
Снежную голубку.

Я — Поэт. Но с нею незнаком я.
И она боится — странная — людей.
Ах она не знает
Что во мне таится
Стая трепетная лебедей.

И она не знает
Что рожден я
В горах уральских среди озер
И что я — нечаянно прославленный
Самый отчаянный фантазер.

Я только — Возле.
Я только — Мимо.
Я около Истины
И любви.
Мне все — чудесно
Что все — творимо
Что все — любимо
В любой крови.

ВАСИЛИЙ КАМЕНСКИЙ – ЖИВОЙ ПАМЯТНИК

Комитрагический моей души вой
Разливен будто на Каме пикник
Долго ли буду стоять я — Живой
Из ядрёного мяса Памятник.

Пожалуйста —
Громче смотрите
Во все колокола и глаза —
Это я — ваш покоритель
(Пожал в уста)
Воспевающий жизни против и за.
А вы — эй публика — только
Капут
Пригвождали на чугунные памятники.
Сегодня иное — Живой гляжу на толпу —
Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно обманывать Великих Поэтов
Чья жизнь пчелы многотрудней —
Творящих тропическое лето
Там — где вы стынете от стужи будней.
Пора возносить песнебойцев
При жизни на пьедестал —
Пускай таланты еще утроятся
Чтобы каждый чудом стал.

Я верю — когда будем покойниками
Вы удивитесь
Святой нашей скромности —
А теперь обзываете футуроразбойниками
Гениальных Детей Современности.
Чтить и славить привыкли вы мертвых
Оскорбляя академьями памятниками —
С галками.
А живых нас —
Истинных, Вольных и Гордых
Готовы измолотить скалками.

Какая вы публика — злая да каменная
Не согретая огнем футуризма
Ведь пророк — один пламенный я
Обожгу до идей Анархизма.
Какая вы публика — странная да шершавая
Знаю что Высотой вам наскучу —
На аероплане взнесенный в Варшаве я
Часто видел внизу муравьиную кучу.
И никому не было дела
До футуриста-летчика
Толпа на базарах — в аллее
Галдела
Или на юбилее
Заводчика.
Разве нужна гениальность наживам —
Бакалейно-коммерческим клубам.
Вот почему перед вами Живым
Я стою одиноким Колумбом.

Вся Судьба моя —
Призрак на миг —
Как звено пролетающей Птицы —
Пусть Василью Каменскому Памятник
Только Любимой приснится.

Радиотелеграфный столб гудящий,
Встолбленный на материке,
Опасный — динамитный ящик,
Пятипудовка — в пятерике.

И он же — девушка расстроенная
Перед объяснением с женихом,
И нервноликая, и гибкостройная,
Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,
Сын современности — сверх-неврастеник,
И жружий — ржущий жеребенок,
Когад в кармане много денег.

И он — Поэт, и Принц, и Нищий,
Колумб, Острило, и Апаш,
Кто в Бунте Духа смысла ищет —
Владимир Маяковский наш.

источник

Повесть «Капитанская дочка» написана в виде воспоминаний главного героя — Петра Грине­ва. Детство Петруши было воль­готным и свободным, он «жил недорослем, гоняя голубей и иг­рая в чехарду с дворовыми маль­чишками». Но по достижении шестнадцати лет отец решает от­править Петра на службу в ар­мию. Петруша обрадовался это­му, потому что надеялся на служ­бу в Петербурге, в гвардии и был уверен, что жизнь там будет так же легка и беззаботна, как в род­ном доме. Отец же справедливо рассудил, что Петербург может научить молодого человека лишь «мотать да повесничать», поэтому направляет сына к генералу с письмом, в котором просит ста­рого друга определить Петра на службу в надежное место и быть с ним построже.

Таким образом, Петр Гринев, расстроенный далеко не радующими перспективами своего будущего, попадает в Белогорскую крепость. Вначале он ожидал увидеть «глухую крепость» на границе киргиз-кайсацких степей: с грозны­ми бастионами, башнями и валом. Капитана же Миро­нова Петр представлял себе «строгим, сердитым стариком, не знающим ничего, кроме своей службы». Каково же было изумление Петра, когда он подъехал к реальной Белогорской крепости — «деревушке, окруженной бревен­чатым забором»! Из всего грозного оружия — лишь старая чугунная пушка, служащая не столько для обо­роны крепости, сколько для игр ребятишек. Комендант оказывается ласковым добрым стариком «высокого ро­сту», он выходит проводить учения одетым по-домашне­му — «в колпаке и в китайском халате». Не меньшей неожиданностью для Петра оказался вид храброго вой­ска — защитников крепости: «человек двадцать старень­ких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах», из которых большинство не могли запомнить, где находится право, а где — лево.

Прошло совсем немного времени, и Гринев был уже рад, что судьба привела его в эту «богоспасаемую» деревушку. Комендант и его семья оказались милыми, простыми, доб­рыми и честными людьми, к которым Петр привязался всей душой и стал в этом доме частым и долгожданным гостем.В крепости «не было ни смотров, ни учений, ни карау­лов», и тем не менее, не отягощенный службой молодой человек был произведен в офицеры.

Общение с приятными и милыми людьми, занятия ли­тературой, а в особенности проснувшаяся в сердце Петра любовь к Маше Мироновой сыграли немаловажную роль в формировании характера молодого офицера. С готовно­стью и решительностью встает Петр Гринев на защиту своих чувств и доброго имени Маши перед подлым и бес­честным Швабриным. Нечестный удар Швабрина на по­единке принес Гриневу не только тяжелую рану, но и вни­мание и заботу Маши. Благополучное выздоровление Пет­ра сближает молодых людей, и Гринев делает девушке пред­ложение, признавшись перед этим в своей любви. Однако гордость и благородство Маши не позволяют ей вступить в брак с Петром без согласия и благословения его родите­лей. К сожалению, отец Гринева считает, что эта любовь — л ишь блажь молодого человека, и не дает своего согласия па брак.

Приход Пугачева с его «шайкой бандитов и бунтовщи­ков» разрушил жизнь обитателей Белогорской крепости. В этот период раскрываются лучшие черты и моральные качества Петра Гринева. Свято он выполняет завет отца: «Береги честь смолоду». Он смело отказывается присяг­нуть на верность Пугачеву даже после того, как на его глазах были убиты комендант и многие другие защитники Белогорской крепости. Своей добросердечностью, честно­стью, прямотой и порядочностью Петр сумел заслужить уважение и расположение самого Пугачева.

Не за себя болит сердце у Петра во время его участия в поенных действиях. Он переживает за судьбу своей люби­мой, оставшейся сначала сиротой, затем попавшей в плен к перебежчику Швабрину, Гринев чувствует, что, признав­шись однажды Маше в своих чувствах, он взял на себя ответственность и за будущее одинокой и беззащитной девушки.

Таким образом, мы видим, насколько важную роль сыг­рал в жизни Петра Гринева период, проведенный им в Белогорской крепости. За это время герой успел вырасти и возмужать, он задумался о смысле и ценности человече­ской жизни, а в общении с различными людьми раскры­лось все богатство нравственной чистоты героя.

источник

С крутого берега смотрю
Вечернюю зарю.
И сердцу весело внимать
Лучей прощальных ласку,
И хочется скорей поймать
Ночей весенних сказку.
Тиха вода, и стройно лес
Затих завороженный,
Уносит в мир чудес.
И ветер, заплетающий
Узоры кружев верб, —
На синеве сияющий
Золоторогий серп.

Тяжелые дубы, и камни, и водаТяжелые дубы, и камни, и вода, Старинных мастеров суровые виденья, Вы мной владеете. Дарите мне всегда Все те же смутные, глухие наслажденья! Я, словно в сумерки, из дома выхожу, И.

Итак, октябрь… Суровая водаИтак, октябрь… Суровая вода. Хмарь ледяная. Облака, как вата. И оплывает красная звезда Над прахом неизвестного солдата. Какой-то происходит демонтаж. Привыкший жить ни клято и ни мято Домоуправ, впадающий в.

ВодаВлажная пропасть сольется С бездной эфирных высот. Таинство — небом дается, Слитность — зеркальностью вод. «Только любовь» От капли росы, что трепещет, играя Огнем драгоценных камней, До бледных просторов, где.

Вода моя! Где тайники твоиВода моя! Где тайники твои, Где ледники, где глубина подвала? Струи ручья всю ночь, как соловьи, Рокочут в темной чаще краснотала. Ах, утоли меня, вода ручья, Кинь в губы мне.

Магнитогорская водаНи в Бухаресте, ни в Маниле, пройди под солнцем все пути, воды вкуснее, чем в Магнитке, на белом свете не найти. По трубам гонит водокачка веселье струй, мерцанье льда. Как.

А вода? Миг — яснаА вода? Миг — ясна… Миг — круги, ряби: рыбка… Так и мысль. Вот — она… Но она — глубина, Заходившая зыбко.

Баллада о солдатеПолем, вдоль берега крутого, Мимо хат, В серой шинели рядового Шел солдат. Шел солдат, преград не зная, Шел солдат, друзей теряя, Часто, бывало, Шел без привала, Шел вперед солдат. Шел.

Когда, как темная водаКогда, как темная вода, Лихая, лютая беда Была тебе по грудь, Ты, не склоняя головы, Смотрела в прорезь синевы И продолжала путь.

Вечерняя звездаНа ясном небе, в час заката, Звезда вечерняя горит, И, алым пламенем объята, В прозрачном воздухе дрожит. Когда зари погаснет пламень И отблеск яркий улетит, Как дорогой алмазный камень, Звезда.

Зеркало и ВодаПрозрачностью перед Водою Гордилось Зеркало, Вода ему в ответ: «Ты пятна всякие в сравнении со мною Яснее кажешь, спора нет; Но вывести не выведешь, я знаю; А я кажу слабей.

«Что легче перышка?» — «Вода», — я отвечаю«Что легче перышка?» — «Вода», — я отвечаю. «А легче и воды?» — «Ну, воздух». — «Добрый знак А легче и его?» — «Кокетка». — «Точно так! А легче и.

Вечерняя звездаЗвездой любви тебя именовали; Жрец Пафоса тебя боготворил; И девы юные восход твой выжидали… Звезда надежд моих, звезда младой печали, Опять твой бледный луч закат осеребрил! Светило тихое любви и.

ВодаВода Благоволила Литься! Она Блистала Столь чиста, Что — ни напиться, Ни умыться, И это было неспроста. Ей Не хватало Ивы, тала И горечи цветущих лоз. Ей водорослей не хватало.

Вешняя водаНикакая радость Никогда Не поет, Как вешняя вода, Та, что вырывается На волю, Та, что растекается По полю! Поначалу нежно: Кап да кап – Как побежка Воробьиных лап… А потом.

«Вода — одна…»Вода — одна. Она всегда текла по замкнутому кругу в разных руслах: недавно — океанская волна, а завтра — заводь тихой речки русской. И кровь — одна. Иного мудреца уж.

источник

Повесть «Капитанская дочка» написана в виде воспоминаний главного героя — Петра Грине­ва. Детство Петруши было воль­готным и свободным, он «жил недорослем, гоняя голубей и иг­рая в чехарду с дворовыми маль­чишками». Но по достижении шестнадцати лет отец решает от­править Петра на службу в ар­мию. Петруша обрадовался это­му, потому что надеялся на служ­бу в Петербурге, в гвардии и был уверен, что жизнь там будет так же легка и беззаботна, как в род­ном доме. Отец же справедливо рассудил, что Петербург может научить молодого человека лишь «мотать да повесничать», поэтому направляет сына к генералу с письмом, в котором просит ста­рого друга определить Петра на службу в надежное место и быть с ним построже.

Таким образом, Петр Гринев, расстроенный далеко не радующими перспективами своего будущего, попадает в Белогорскую крепость. Вначале он ожидал увидеть «глухую крепость» на границе киргиз-кайсацких степей: с грозны­ми бастионами, башнями и валом. Капитана же Миро­нова Петр представлял себе «строгим, сердитым стариком, не знающим ничего, кроме своей службы». Каково же было изумление Петра, когда он подъехал к реальной Белогорской крепости — «деревушке, окруженной бревен­чатым забором»! Из всего грозного оружия — лишь старая чугунная пушка, служащая не столько для обо­роны крепости, сколько для игр ребятишек. Комендант оказывается ласковым добрым стариком «высокого ро­сту», он выходит проводить учения одетым по-домашне­му — «в колпаке и в китайском халате». Не меньшей неожиданностью для Петра оказался вид храброго вой­ска — защитников крепости: «человек двадцать старень­ких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах», из которых большинство не могли запомнить, где находится право, а где — лево.

Читайте также:  Анализ на биохимию пить воду

Прошло совсем немного времени, и Гринев был уже рад, что судьба привела его в эту «богоспасаемую» деревушку. Комендант и его семья оказались милыми, простыми, доб­рыми и честными людьми, к которым Петр привязался всей душой и стал в этом доме частым и долгожданным гостем.В крепости «не было ни смотров, ни учений, ни карау­лов», и тем не менее, не отягощенный службой молодой человек был произведен в офицеры.

Общение с приятными и милыми людьми, занятия ли­тературой, а в особенности проснувшаяся в сердце Петра любовь к Маше Мироновой сыграли немаловажную роль в формировании характера молодого офицера. С готовно­стью и решительностью встает Петр Гринев на защиту своих чувств и доброго имени Маши перед подлым и бес­честным Швабриным. Нечестный удар Швабрина на по­единке принес Гриневу не только тяжелую рану, но и вни­мание и заботу Маши. Благополучное выздоровление Пет­ра сближает молодых людей, и Гринев делает девушке пред­ложение, признавшись перед этим в своей любви. Однако гордость и благородство Маши не позволяют ей вступить в брак с Петром без согласия и благословения его родите­лей. К сожалению, отец Гринева считает, что эта любовь — л ишь блажь молодого человека, и не дает своего согласия па брак.

Приход Пугачева с его «шайкой бандитов и бунтовщи­ков» разрушил жизнь обитателей Белогорской крепости. В этот период раскрываются лучшие черты и моральные качества Петра Гринева. Свято он выполняет завет отца: «Береги честь смолоду». Он смело отказывается присяг­нуть на верность Пугачеву даже после того, как на его глазах были убиты комендант и многие другие защитники Белогорской крепости. Своей добросердечностью, честно­стью, прямотой и порядочностью Петр сумел заслужить уважение и расположение самого Пугачева.

Не за себя болит сердце у Петра во время его участия в поенных действиях. Он переживает за судьбу своей люби­мой, оставшейся сначала сиротой, затем попавшей в плен к перебежчику Швабрину, Гринев чувствует, что, признав­шись однажды Маше в своих чувствах, он взял на себя ответственность и за будущее одинокой и беззащитной девушки.

Таким образом, мы видим, насколько важную роль сыг­рал в жизни Петра Гринева период, проведенный им в Белогорской крепости. За это время герой успел вырасти и возмужать, он задумался о смысле и ценности человече­ской жизни, а в общении с различными людьми раскры­лось все богатство нравственной чистоты героя.

источник


Поэт Каменский: биография и стихотворения

Краткая биография русского поэта:

Василий Васильевич Каменский (1884-1961), поэт. Родился 6 апреля (18 н.с.) на пароходе, на реке Каме, близ Перми. Отец был смотрителем на уральских золотых приисках. Рано потеряв родителей, воспитывался в семье тети, муж которой был управляющим буксирным пароходством в Перми. Детские годы прошли «среди пароходов, барж, плотов. крючников, матросов, капитанов».

В 1900 Каменский оставляет школу, вынужденный зарабатывать себе на жизнь, работает конторщиком в бухгалтерии железной дороги.

С 1904 начал писать, публикуя заметки в газете «Пермский край». Знакомится с местными марксистами, оказавшими влияние на формирование его политических взглядов.

В эти годы увлекается театром, становится актером, разъезжая с труппой по России. Вернувшись на Урал, вел активную подпольную работу среди рабочих железнодорожных мастерских, был председателем стачечного комитета, за что попадает в тюрьму. Освободившись, совершает поездку в Стамбул, затем в Тегеран; впечатления от этих городов позже найдут свое отражение в его творчестве.

В 1907 Каменский поселяется в Петербурге, начинает активно публиковать свои стихи, приобретая известность в литературных кругах. Одновременно занимается живописью, создавая импрессионистские пейзажи и экспонируя их на выставках. Знакомится с В.Хлебниковым, Д. и В.Бурлюками, М.Матюшиным и другими поэтами, вместе с которыми в 1910 издает «Садок судей» — сборник группы «Кубофутуристы». Публикует лирическую повесть «Землянка».

В 1911 увлекается авиацией, становится профессиональным авиатором, совершает платные полеты в различных городах России. После аварии и лечения вновь появляется в Петербурге, откуда вместе с Маяковским и Д.Бурлюком выезжает в разные города России с лекциями.

В годы первой мировой войны сотрудничает с различными изданиями, выступает в разных сборниках, расширяет круг литературных и художественных знакомств (Ремизов, Репин, Куприн, Горький и др.). Главная работа этого периода — роман «Стенька Разин» (1916), переработанный в 1927 в поэму.

Октябрьскую революцию встретил восторженно. В 1920-е написаны: книга «Лето на Каменке», повесть «27 приключений Хорта Джойса» и др. В 1930-е — поэмы «Емельян Пугачев», «Иван Болотников». Мемуарные книги — «Путь энтузиаста», «Жизнь с Маяковским». Умер 11 ноября 1961 в Москве.

Поэт Каменский: читать тексты стихов : (по алфавиту)

Василий Каменский — живой памятник

Комитрагический моей души вой
Разливен будто на Каме пикник
Долго ли буду стоять я — Живой
Из ядрёного мяса Памятник.

Пожалуйста —
Громче смотрите
Во все колокола и глаза —
Это я — ваш покоритель
(Пожал в уста)
Воспевающий жизни против и за.
А вы — эй публика — только
Капут
Пригвождали на чугунные памятники.
Сегодня иное — Живой гляжу на толпу —
Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно обманывать Великих Поэтов
Чья жизнь пчелы многотрудней —
Творящих тропическое лето
Там — где вы стынете от стужи будней.
Пора возносить песнебойцев
При жизни на пьедестал —
Пускай таланты еще утроятся
Чтобы каждый чудом стал.

Я верю — когда будем покойниками
Вы удивитесь
Святой нашей скромности —
А теперь обзываете футуроразбойниками
Гениальных Детей Современности.
Чтить и славить привыкли вы мертвых
Оскорбляя академьями памятниками —
С галками.
А живых нас —
Истинных, Вольных и Гордых
Готовы измолотить скалками.

Какая вы публика — злая да каменная
Не согретая огнем футуризма
Ведь пророк — один пламенный я
Обожгу до идей Анархизма.
Какая вы публика — странная да шершавая
Знаю что Высотой вам наскучу —
На аероплане взнесенный в Варшаве я
Часто видел внизу муравьиную кучу.
И никому не было дела
До футуриста-летчика
Толпа на базарах — в аллее
Галдела
Или на юбилее
Заводчика.
Разве нужна гениальность наживам —
Бакалейно-коммерческим клубам.
Вот почему перед вами Живым
Я стою одиноким Колумбом.

Вся Судьба моя —
Призрак на миг —
Как звено пролетающей Птицы —
Пусть Василью Каменскому Памятник
Только Любимой приснится.

Это когда я встречался с Вами за чаем

На поляне рыжий ржет жеребенок,
И колоколят колокола,
А я заблудился, Поэт-ребенок
Приехал к морю в Куоккала.
На море вышел — утро святое,
Волны сияли — звали играть,
Море такое было простое,
Даль ласкала, как будто мать.
И засмеялся, и странно сердцу
Было поверить в весну зимой.
Я наугад открыл какую-то дверцу
И веселый пошел домой.
А вечером совсем нечаянно
Встретил простого старика, —
За столиком сидел он чайным,
И запомнилась у стакана его рука.
Все было просто — нестерпимо,
И в простоте великолепен,
Сидел Илья Ефимович великий Репин.
На поляне рыжий ржет жеребенок
И колоколят колокола.
Я стал ясный ребенок,
Благословенный в Куоккала.

С крутого берега смотрю
Вечернюю зарю,
И сердцу весело внимать
Лучей прощальных ласку,
И хочется скорей поймать
Ночей весенних сказку.
Тиха вода и стройно лес
Затих завороженный,
И берег отраженный
Уносит в мир чудес.
И ветер заплетающий
Узоры кружев верб —
На синеве сияющий
Золоторогий серп.

Какофонию душ
Ффррррррр
Моторов симфонию
Это Я — это Я —
Футурист-песнебоец
И пилот-авиатор
Василий Каменский
Эластичным пропеллером
Взметнул в облака
Кинув там за визит
Дряблой смерти-кокотке
Из жалости сшитое
Танговое манто и
Чулки
С панталонами.

Девушки босиком —
Это стихи мои,
Стаи стихийные.

На плечах с золотыми кувшинами
Это черкешенки
В долине Дарьяльской
На камнях у Терека.

Девушки босиком —
Деревенские за водой с расписными
Ведрами — коромыслами
На берегу Волги
(А мимо идет пароход).

Девушки босиком —
На сборе риса загарные,
Напевно-изгибные индианки
С глазами тигриц,
С движеньями первоцветных растений.

Девушки босиком —
Стихи мои перезвучальные
От сердца к сердцу.
Девушки босиком —
Грустинницы солнцевстальные,
Проснувшиеся утром
Для любви и
Трепетных прикосновений.

Девушки босиком —
О, поэтические возможности —
Как северное сияние —
Венчающие
Ночи моего одиночества.

Все девушки босиком —
Все на свете —
Все возлюбленные невесты мои.

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,
лей на Землю жизнедатные лучи.
Звени, знойный, краснощекий,
ясный-ясный день!
Звенидень!
Звенидень!
Пойте, птицы! Пойте, люди!
Пой, Земля!
Побегу я на веселые поля.
Звени, знойный, черноземный,
полный-полный день.
Звенидень!
Звенидень!
Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!
Эй, душа моя, пошире распахнись!
Звени, знойный, кумачовый,
Яркий-яркий день.
Звенидень!
Звенидень!
Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,
Я хочу напиться счастья допьяна.
Звени, знойный, разудалый,
Пьяный, долгий день!
Звенидень!
Звенидень!

Из Симеиза с поляны Кипарисовой
Я люблю пешком гулять в Алупку
Чтоб на даче утренне ирисовой
На балконе встретить
Снежную голубку.

Я — Поэт. Но с нею незнаком я.
И она боится — странная — людей.
Ах она не знает
Что во мне таится
Стая трепетная лебедей.

И она не знает
Что рожден я
В горах уральских среди озер
И что я — нечаянно прославленный
Самый отчаянный фантазер.

Я только — Возле.
Я только — Мимо.
Я около Истины
И любви.
Мне все — чудесно
Что все — творимо
Что все — любимо
В любой крови.

Дай бог здоровья себе да коням!
Я научу тебя землю пахать.
Знай, брат, держись, как мы погоним.
И недосуг нам будет издыхать.
Чего схватился за поясницу?
Ишь ты — лентяй — ядрено ешь, —
Тебе бы к девкам на колесницу
Вертеться, леший, на потешь.
Дай бог здоровья себе да коням!
Я те заставлю пни выворачивать.
Мы с тобой силы зря не оброним,
Станем кулаками тын заколачивать,
Чего когтями скребешь затылок?
Разминай-ко силы проворнее,
Да сделай веселым рыжее рыло.
Хватайся — ловись — жми задорнее.
Дай бог здоровья себе да коням!
Мы на работе загрызем хоть кого!
Мы не сгорим, на воде не утонем,
Станем — два быка — вво!

Радиотелеграфный столб гудящий,
Встолбленный на материке,
Опасный — динамитный ящик,
Пятипудовка — в пятерике.

И он же — девушка расстроенная
Перед объяснением с женихом,
И нервноликая, и гибкостройная,
Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,
Сын современности — сверх-неврастеник,
И жружий — ржущий жеребенок,
Когад в кармане много денег.

И он — Поэт, и Принц, и Нищий,
Колумб, Острило, и Апаш,
Кто в Бунте Духа смысла ищет —
Владимир Маяковский наш.

Господи
Меня помилуй
И прости.
Я летал на аероплане.
Теперь в канаве
Хочу крапивой
Расти.
Аминь.

Развеснились весны ясные
На весенних весенях —
Взголубились крылья майные
Заискрились мысли тайные
Загорелись незагасные
На росистых зеленях.
Зазвенело сердце зовами
Поцелуями бирюзовыми —
Пролегла дорога дальняя
Лучистая
Пречистая.
Стая
Хрустальных ангелов
Пронеслась в вышине.
Уронила
Весточку-веточку
Мне.

И расцвела
Моя жизнь молодецкая
Утром ветром по лугам.
А мое сердце —
Сердце детское — не пристало
К берегам.

Песни птиц
Да крылья белые
Раскрылились по лесам,
Вольные полеты смелые
Приучили к небесам.

С гор сосновых
Даль лучистую
Я душой ловлю,
Нагибаю ветку, чистую
Девушку люблю.

И не знаю, где кончаются
Алые денечки,
И не верю, что встречаются
Кочки да пенечки.

Жизнь одна —
Одна дороженька —
Доля молодецкая.
Не осудит
Ясный боженька
Мое сердце детское.

Затянулось небо парусиной.
Сеет долгий дождик.
Пахнет мокрой псиной.
Нудно. Ох, как одиноко-нудно.
Серо, бесконечно серо.
Чав-чав… чав-чав…
Чав-чав… чав-чав…
Чавкают часы.
Я сижу давно-всегда одна
У привычного истертого окна.
На другом окошке дремлет,
Одинокая, как я,
Сука старая моя.
Сука — «Скука».
Так всю жизнь мы просидели
У привычных окон.
Все чего-то ждали, ждали.
Не дождались. Постарели.
Так всю жизнь мы просмотрели:
Каждый день шел дождик…
Так же нудно, нудно, нудно.
Чавкали часы.
Вот и завтра это небо
Затянется парусиной.
И опять запахнет старой
Мокрой псиной.

В разлетинности летайно
Над Грустинией летан
Я летайность совершаю
В залетайный стан
Раскрыленность укрыляя
Раскаленный метеор
Моя песня крыловая
Незамолчный гул — мотор
Дух летивый
Лбом обветренным
Лет летисто крыл встречать
Перелетностью крылисто
В небе на орлов кричать
Эйт! дорогу!
С вниманием ястреба-тетеревятника
С улыбкой облака следить
Как два медведя-стервятника
Косолапят в берлогу
Выев вымя коровы и осердие
Где искать на земле милосердия
Летокеан, Летокеан.
В летинных крылованиях
Ядрено взмахи дрогнуты
Шеи — змеи красных лебедей
В отражениях изогнуты
Пусть — долины — живот
Горы — груди земли
Окрыленные нас укрылят корабли
Станем мы небовать, крыловать
А на нелюдей звонко плевать.

Циа-цинц-цвилью-ций —
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю —
День-деньской по березнику звонкому
Как у божиих райских дверей
Или как у источника радостей,
Слышны пташек лесных голоса.
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю!
Сквозь густых зеленистых кудрей
Голубеют глаза-небеса.
Я лежу на траве. Ничего не таю,
Ничего я не знаю — не ведаю.
Только знаю свое — тоже песни пою,
Сердце-душу земле отдаю,
Тоже радуюсь, прыгаю, бегаю.
Циа-цинц-цвилью-ций.
Над моей головой
Пролетел друг летающий мой.
«Эй, куда?»
И ответа не жду я — пою.
Солнце алмазными лентами
Грудь мою жжет.
Доброе солнце меня бережет.

Звенит и смеется,
Солнится, весело льется
Дикий лесной журчеек.
Своевольный мальчишка
Чурлю-журль.
Звенит и смеется.
И эхо живое несется
Далеко в зеленой тиши
Корнистой глуши:
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется:
«Отчего никто не проснется
И не побежит со мной
Далеко, далеко… Вот далеко!»
Чурлю-журль,
Чурлю-журль!
Звенит и смеется,
Песню несет свою. Льется.
И не видит: лесная Белинка
Низко нагнулась над ним.
И не слышит лесная цветинка
Песню отцветную, поет и зовет…
Все зовет еще:
«Чурлю-журль…
А чурлю-журль. »

Излучистая
Лучистая
Чистая
Истая
Стая
Тая
Ая
Я

Вы читали онлайн стихи: русский поэт Каменский: биография автора и тексты произведений.
Классика русской поэзии: стихотворения о любви, жизни, природе, родине из большой коллекции коротких и красивых стихов известных поэтов России прошлых веков.
.
Стихи поэтов

Читать тексты стихов поэта. Коллекция произведений русских поэтов, все тексты онлайн. Творчество, поэзия и краткая биография автора.

источник