Мы знаем, что современная политическая наука возникла на стыках двух древнейших существующих гуманитарных наук — философии и права. Между тем, еще в 19 веке были предприняты попытки создания социальных науки, изучающих законы развития общества примерно в той же мере, что и естествознание изучает законы природы. Одной из таких попыток и связанас явлением, известным как бихевиоризм.

Это трудное для произношения на русском языке слов, производное от английского «behavior» означает «поведение».

Если отталкиваться от принципа, по которому наука должна заниматься изучением только непосредственно наблюдаемым. Первыми бихевиористы были психологи, провозгласившие переход от изучения сознания к анализу людского поведения. Бихевиористы-социологи сформировали базис изучения определенного поведения как в юридически оформленных (формальных), так и в не формальных группах. Следующими по очереди были политологи. Инициаторы и последователи данного движения, которое принадлежало в большинстве чикагской школе американской политической науки, представителями которой являлись Ч. Мерриам, Г. Лассуэлл, Л. Уайт и др., они выделяли первоочередность изучения политического поведения в институтах, группировках и в процессе политики в целом. Особое внимание они уделяли анализу не самого государства, скореевласти и процесса ее реализации.

Попробуй обратиться за помощью к преподавателям

Бихевиоризм в политической науке представляется методологической ориентацией, целью которой является анализ политических явлений при помощи наблюдения за поведением людей и групп, состоящих из них.

Оба понятия — поведение и наблюдение,— которые использованыв этом определении, самостоятельно не имеют нужды в дефинициях. Политическое поведение понимается любое поведение человека — словесное (вербальное) либо невербальное, характеризующее его в образе члена конкретной политической совокупности. Другими словами, изучение политического поведения представляется исследованием политической жизни общества через призму поведения человека.

Под наблюдением необходимо понимать истребование информации разнообразными способами — непосредственными и косвенными. Различается наблюдение естественного и искусственного характера. Естественное наблюдение мы наблюдаем тогда, когда политическое поведение в существующих независимых от нас условиях, к примеру, анализ итогов выборов. Политическое поведение искусственного характера мы может наблюдать, когда изучающий самостоятельно провоцирует интересующее его поведение, наиболее часто путем анкетного исследования, реже — при лабораторном эксперименте.

Задай вопрос специалистам и получи
ответ уже через 15 минут!

Следует особо останавливаться на следующих преимуществах, дающих политической науке применение бихевиористских методов.

Во-первых, это выражается в учете психологического образа политики, который раньше вообще не принимался во внимание.

Ч. Мерриам полагал, что основой политической реальности служат индивидуальная человеческая воля и страсти, а особенно — жажда власти, возможности применения силы. Сначала бихевиоризм стремился искать, применять методы исследования, которые позволяют не только оценивать внешнее поведение , а так же его результаты, но и определять психологическое объяснениеданного поведения, другим языком говоря, такие методики, которые могли бы позволить увидеть отношения в сфере сквозь отражение переживаний его участников-людей.

Во-вторых, бихевиоризм всегда характеризовался ориентацией на количественные исследовательские методики. Базисными для любого исследования в политической сфере всегда признавались такие требования, как опора на данные, которые получены в процессе выборочных обследований, контентного анализа и т. д., их строгая системность и обработка математического плана. Классическими трудамибихевиористской политической науки признаны:

• Г. Лассуэлл «Политика: кто получает что, когда и как» 1936г.:
• Б. Берелсон, П. Лазарсфельд, У. Макфи«Голосование» 1954г.;
• П. Лазарсфелд «Выбор народа»;
• Г. Алмонд и С. Верба «Гражданская культура» 1963г.

Они построены путем обобщения крупнейших массивов данных.

В своем очерке Ч. Мерриам «Современное состояние изучения политики» в 1925г. главным недостатком политологии называл острый дефицит научности. Если подразумевать научностью свойства, которые присущи естественному научному исследованию, то следует признавать, что данный недостаток сохраняется и в настоящее время. Но в какой-то мере он все-таки преодолен, именно это в главной степени заслуга бихевиористов. Бихевиоризм значительно развернул представления о видении политику обычными людьми, об их поведении, когда ста-новятся участниками процесса политики. Но куда более важно именно методологические достижения.

В границах бихевиоризма разработаны базисные методики прикладных политических исследований:

• статистические исследования активности в политике, в основном это исследования, которые касаются выборов;
• анкетирование и опросы;
• 3эксперименты лабораторного типа;
• применение теории игры при изучении механизма принятия решений в политической сфере.

Бихевиористская политология была основополагающим видом эмпирического— то естьсориентированного на сбор, обработку данных — исследования в политике. Эмпирическая наука занимается описанием реальности, а так же объяснением ее. Противоположным эмпирическому подходу является нормативный,который задается преимущественно вопросами о том, чем должна являться политика, а не тем, чем она является. Нормативистский характер носили множественные построения сторонников традиционного институционализма.

Сама по себе «бихевиористческая революция» не справлялась с новыми задачами, появившимися перед политической наукой после окончания второй мировой войны. В силу своего происхождения бихевиоризм уделил глубокое внимание подданным количественному анализу аспектам политики таким как, выборы, общественное мнению и т. д., в то время как все другое устранилось из видимости исследователей.

Так и не нашли ответ
на свой вопрос?

Просто напиши с чем тебе
нужна помощь

источник

Данный метод (от англ. behaviour – поведение) заключается в исследовании поведения субъектов политических процессов – отдельных людей и социальных групп. Однако обосновавшие данный метод американские социологи П. Лазарсфельд, Г. Лассуэлл и другие акцентировали внимание главным образом на внешних обстоятельствах поведения людей и мало касались мотивов их поведения, в том числе политического. Это вполне соответствует установкам бихевиоризма как одного из направлений современной психологии. Это же можно сказать о так называемом политологическом бихевиоризме как бихевиористском учении о политической деятельности. Данное обстоятельство породило недооценку роли ценностных ориентаций, целей и в конечном счете всей субъективной стороны политической деятельности людей и их политического поведения.

По мнению некоторых авторов, истоки современного политологического бихевиоризма следует искать в позитивистской политической социологии. Это отчасти соответствует действительности: и в том и в другом случае одним из основных методов сбора данных о политическом поведении субъектов являются наблюдения исследователя; широко применяются количественные методы анализа полученных данных, в том числе статистические методы, моделирование и др.

Однако позитивизм вообще и позитивистская политическая социология в частности в отличие от бихевиоризма никогда не игнорировали сознание людей, в том числе мотивы их деятельности и ценностные ориентации. Напротив, именно этим факторам позитивизм отводит решающую роль в поведении людей и складывающихся в ходе их деятельности политических процессах. Поэтому они являются основным предметом анализа всей политической действительности.

Что касается бихевиористского метода анализа политических явлений, то он не способствует получению целостных научных представлений о них. В этом его основной недостаток.

Исследование политических явлений и процессов посредством этого метода начинается с анализа политической деятельности – отдельных личностей, социальных групп, политических партий и т.д. Данный анализ теоретически и методологически базируется на теории социального действия, которую американский социолог Т. Парсонс вслед за М. Вебером и П. Сорокиным развил довольно подробно.

Исследуются объективные условия политической деятельности людей, роль в ней различных политических институтов и других социально-политических факторов. Однако исходным звеном политической деятельности любых субъектов называются соответствующие системы ценностей, прежде всего политических, на которые они ориентируются. Данные ценности являются, по Парсонсу, основными побудительными силами политической деятельности субъектов, их политического поведения и установления политических отношений между ними.

Этим определяется и соответствующая логика исследования политических процессов: оно направлено прежде всего на анализ политических и других ценностей субъектов политической деятельности. Анализируются мотивы деятельности данных субъектов (политических лидеров, элит, политических партий и т.д.), их интересы и ценностные ориентации, а также связи и отношения, в которые они вступают в процессе своей политической деятельности. Тем самым раскрываются реальное содержание и направленность их политической деятельности и складывающихся из нее политических процессов.

Анализируются как объективные, так и субъективные обстоятельства того или иного политического процесса, факторы, способствующие и препятствующие его развитию, а также способы разрешения неизбежно возникающих при этом социальных противоречий, в том числе политических. Отсюда следует, что структурно-функциональный анализ политических процессов позволяет получить о них достаточно полные представления, хотя и не исчерпывающие.

Анализ политической деятельности субъектов ограничен Т. Парсонсом и его последователями «структурными рамками». Исследуются прямые и обратные связи между элементами различных политических образований (будь то группы людей или соответствующие политические институты), межличностные отношения между людьми, действующими в различных политических организациях, функции и роль в обществе самих этих организаций, пути и способы повышения эффективности их деятельности.

Каждый политический институт рассматривается с точки зрения устойчивого функционирования всех его структурных элементов и сохранения ролей действующих в нем политических субъектов. Последние, по словам Парсонса, приходят и уходят, а политические институты и заданные в них роли сохраняются. В этом он видел важнейший показатель стабильности существования сложившейся политической системы и ее институтов. Изучение условий их стабильности и эффективного функционирования является важнейшей задачей исследований, основанных на применении методологии структурно-функционального анализа.

Данная методология способствовала созданию теории политических систем, которая позволила более или менее четко фиксировать их структуры и функции. Выявлялись универсальные компоненты политических процессов, присущие каждому из них. Речь идет прежде всего о субъективной и объективной сторонах политической деятельности субъектов и функционирования политических институтов. В сферу анализа политических процессов были включены так называемые макроструктуры и макропоказатели, характеризующие развитие крупных систем и общества в целом. В силу указанных и других достоинств структурно-функциональный метод широко используется ныне при рассмотрении многих политических явлений и процессов.

источник

Политический процесс: понятие, структура, режимы протекания. Этапы разработки методологии исследования политических процессов. Исследование поведения субъектов политических процессов (отдельных людей и социальных групп) с помощью бихевиористского метода.

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение
• Глава 1. Политический процесс: понятие, структура, режимы протекания
• 1.1 Понятие политического процесса
• 1.2 Структура и особенности политического процесса
• 1.3 Режимы протекания политического процесса
• Глава 2. Методы исследования политических процессов
• 2.1 Основные этапы разработки методологии исследования политических процессов
• 2.2 Бихевиористский метод
• Заключение
• Список используемой литературы

Наблюдается и обратная зависимость: от целей и задач исследования может зависеть и выбор определенной методологии. Так, если ученый ставит перед собой цель выяснить, каковы же закономерности поведения людей на массовых мероприятиях, например, на митингах, он обратится к одной методологии, если перед ним стоит задача исследования эволюции политической системы, то он обратиться к другой методологии. Это, однако, не означает, что выбор объекта и предмета исследования однозначно диктует выбор одной определенной методологии. Исследователь может использовать и несколько подходов одновременно. Тем не менее, их набор так или иначе ограничен исследовательскими целями и задачами.

В современной политологии и политической социологии существует множество методологических подходов к анализу политических процессов, представители которых рассматривают различные аспекты этого явления.

Политика является неотъемлемой частью жизни современного управленца. Исследование современных процессов позволяет лучше ориентироваться в динамично-развивающемся мире. Этим и объясняется актуальность выбранной темы — специфика методов исследования политических процессов.

Политический процесс представляет собой последовательную, внутренне связанную цепь политических событий и явлений, а также совокупность последовательных действий различных субъектов политики, направленных на завоевание, удержание, укрепление и использование политической власти в обществе. Политический процесс — это совокупная и последовательная деятельность социальных общностей, общественно-политических организаций и групп, отдельных лиц, преследующих определенные политические цели; в узком смысле — целенаправленная и связанная деятельность социальных и институциональных субъектов политики на протяжении определенного промежутка времени по осуществлению политических решений Рой О.М., Киселева А.М. Исследование социально-экономических и политических процессов — Питер, 2007. .

Политический процесс реальное взаимодействие субъектов политики, сложившееся не в соответствии с намерениями лидеров или программами партий, а в результате действия самых разнообразных внешних и внутренних факторов. Иначе говоря, политический процесс показывает, как индивиды, группы, институты власти со всеми своими стереотипами, целями, предрассудками взаимодействуют друг с другом и государством, реализуя свои специфические роли и функции. А так как ситуации, стимулы и мотивы человеческого поведения постоянно изменяются, политический процесс исключает какую-либо заданность или предопределенность в развитии событий и явлений.1

Раскрывая содержание политики через сложившиеся формы исполнения субъектами своих ролей и функций, политический процесс демонстрирует, как их осуществление воспроизводит одни элементы политической системы, разрушает другие, развивает и творит третьи. Тем самым политический процесс раскрывает как поверхностные, так и глубинные изменения политической системы, характеризует ее переход от одного состояния к другому. При этом важнейшим значением для политического процесса обладает продолжительность или краткосрочность временных периодов данных изменений в формах отправления власти, соотношения сил, способах принятия решений и т.д.

Учитывая названные черты политического процесса, можно сказать, что он раскрывает движение, динамику, эволюцию политической системы, изменение ее состояний во времени и пространстве. Политический процесс представляет собой совокупность действий институциализированных и неинституциализированных субъектов по осуществлению своих специфических функций (дисфункций) в сфере власти, и, в конечном счете, ведущих к развитию или упадку политической системы общества.

Применительно к обществу в целом политический процесс раскрывает взаимодействие социальных и политических структур и отношений, т.е. показывает, как общество формирует свою государственность, а государство, в свою очередь, «завоевывает» общество. С точки же зрения внутреннего содержания политический процесс выражает как бы технологию осуществления власти, представляя собой совокупность относительно самостоятельных, локальных взаимодействий субъектов, структур и институтов, связанных теми или иными специфическими целями и интересами в поддержании (или изменении) системы правления.

Так, в качестве первого звена политического процесса можно рассматривать этап выяснения, формирования, пропаганды политических интересов индивидов, общностей, организаций и движений. Это та стадия и исходящий пункт, к которому данный процесс всякий раз как бы возвращается, когда начинается следующий виток спирали политического развития. Но эта стадия служит еще и предпосылкой всех других ступеней политического процесса, претворяясь в жизни во многих формах.

Далее выделяется этап предоставления политических интересов групп и граждан институтам, принимающим политические решения. Здесь содержание политического процесса характеризует деятельность различных ассоциаций, многообразные формы политического участия индивидуумов, артикулирующих и афиширующих свои властно значимые интересы.

Третий этап политического процесса — выработка и принятие политических решений, выражающих коллективные цели политической системы и социума в целом. В данном качестве политический процесс предстает как сфера деятельности правящих и оппозиционных элит, в своем взаимодействии вырабатывающих общегосударственные постановления и директивы.

Следующий элемент политического процесса — это реализация политических решений, характеризующий сложное взаимодействие «верхов» и «низов» по организации масс и мобилизации властных ресурсов, регламентации и регулированию политического поведения населения.

В то же время и базовые, и периферийные политические процессы различаются по времени и характеру осуществления, сориентированностью своих субъектов на нормы соперничества или сотрудничества, могут протекать явно или в скрытой форме. К примеру явный (открытый) политический процесс характеризуется тем, что интересы групп и граждан систематически выявляются в их публичных притязаниях к государственной власти, которая в свою очередь делает доступной для общественного контроля фазу подготовки и принятия управленческих решений. В противоположность открытому теневой процесс базируется на деятельности публично не оформленных политических институтов и центров власти, а также на властных притязаниях граждан, не выраженных в форме обращения к официальным органам государственного управления.

Каждый из политических процессов обладает и собственным внутренним ритмом, т.е. цикличностью, повторяемостью основных стадий взаимодействия своих субъектов, структур, институтов. Например, электоральный процесс формируется в связи с избирательными циклами, и потому политическая активность населения развивается здесь в соответствии с фазами выдвижения кандидатов в законодательные (исполнительные) органы, обсуждения их кандидатур, избрания и контроля за их деятельностью. Как правило, пик такой активности приходится на время выборов, после чего политическая жизнь как бы затихает, а осуществление контрольных функций за управляющими рутинизируется.

Все частные политические процессы объединены одной и той же потребностью их субъектов повлиять на принимаемые государственной властью политические решения. Поэтому главная задача всех участников различных по значению политических процессов состоит в том, чтобы включить свои интересы и требования в принимаемые институтами государственной власти управленческие решения.

По характеру преобразования власти политические процессы типологизируются на революционные и эволюционные.

Эволюционный тип политического процесса характеризуется постепенным разрешением накапливаемых противоречий и рационализацией конфликтов; разведением функций и ролей различных политических субъектов; устойчивостью сформированных механизмов принятия решений; совместной деятельностью элиты и электората, взаимоконтролирующих друг друга и обладающих свободой действий в рамках обретенных ими статусов; легитимностью власти, наличием единых социокультурных ценностей и ориентиров управляющих и управляемых; консенсусом и обязательным наличием конструктивной оппозиции; сочетанием управления с самоуправлением и самоорганизацией политической жизни.

Революционный тип политического процесса развивается в обстановке революционной ситуации или близкой к ней. Для него характерно относительно быстрое качественное изменение власти, полный пересмотр Конституции государства; использование как мирных, так и насильственных средств для низвержения предыдущего режима; электоральные предпочтения уступают место стихийным произвольным формам массовых политических движений; на всех уровнях власти — дефицит времени для принятия управленческих решений; падение роли консультативных и экспертных органов, возрастание ответственности политических лидеров; нарастание конфликтности традиционной и новой элит.

С точки зрения устойчивости основных форм взаимосвязи социальных и политических структур, определенности функций и взаимоотношений субъектов власти можно выделять стабильные и нестабильные политические процессы. Данчула А.Н. Исследование социально-экономических и политических процессов: учебно-методическое пособие — РАГС, 2007.

Стабильный политический процесс характеризуется устойчивыми формами политической мобилизации и поведения граждан, а также функционально отработанными механизмами принятия политических решений. Такой процесс основывается на легитимном режиме правления, соответствующей социальной структуре, высокой эффективности господствующих в обществе правовых и культурных норм.

Нестабильный политический процесс обычно возникает в условиях кризиса власти. К этому может привести осложнение международных отношений, спад материального производства, социальные конфликты. Неспособность режима отреагировать на новые потребности общества или его основных групп адекватным образом и вызывает нестабильность политического процесса.

Второй режим протекания политических процессов — это режим развития. В этом случае структуры и механизмы власти выводят политику государства на уровень, который позволяет адекватно отвечать на новые социальные требования населения, вызовы времени. Такой характер политических изменений означает, что институты государственной власти, правящие круги нащупали цели и методы управления, соответствующие происходящим изменениям в социальной структуре, меняющемуся соотношению сил внутри страны и на международной арене. Политическое развитие сопровождается интенсивным взаимодействием макро и микрофакторов власти, ведущим к повышению соответствия политической системы другим сферам общественной жизни, нарастанию сложности ее строения, повышению способности применять гибкие стратегии и технологии властвования с учетом разнообразных интересов групп и граждан.

И, наконец, третьей разновидностью режима существования политических процессов является режим упадка, распада политической целостности. Энтропия и центробежные тенденции преобладают здесь над интеграцией, атомизация политических субъектов и распад режима правления носят необратимый характер. В результате принимаемые режимом решения утрачивают способность управлять и регулировать социальные отношения, а сам режим теряет стабильность и легитимность.

Классическим примером такого протекания политических процессов является судьба большинства бывших социалистических стран в европейском и азиатском регионах, где правящие круги так и не отыскали адекватных мер и способов управления, чтобы отреагировать на социально-экономические и духовные запросы времени.

Первый этап охватывает большой исторический период — от античности до Нового времени. В этот период сложились различные умозрительные представления о политических явлениях, прежде всего о государстве, его сущности, формах государственного устройства и правления, взаимоотношениях государства с гражданами и т.д. Эти представления складывались не путем анализа реальных процессов функционирования существовавших тогда государств, а чаще всего путем априорных, т.е. не основанных на реальном опыте логических рассуждений.

В ходе такого рода рассуждений создавались различные логические конструкции (схемы) политических явлений, формулировались принципы и нормы их функционирования. Затем под них подгонялись реальные явления, которые должны были функционировать так, как предписывалось данными мыслительными конструкциями и нормами, нередко трактовавшимися как идеальные.

Такой метод осмысления политических явлений и процесс можно назвать философско-дедуктивным, для которого характерен переход от общих философских представлений о совершение государстве к осмыслению его отдельных форм и принципов функционирования. Этот метод использовался при создании учения о государстве Платоном и Аристотелем, а также средневековых религиозных представлений о государстве и его функциях достаточно полно выраженных в учении Фомы Аквинского.

Второй этап развития методологии исследования политических явлений и процессов начался в XVI в, и продолжался до XVIII включительно. В это время появились труды европейских мыслителей, анализировавших реальную политическую действительность. Основоположником политической науки Нового времени многие ученые считают (и не без основании) итальянского мыслителя Н. Макиавелли, который впервые указал на государство как орган осуществления политической власти определенными социальными силами. В своей работе «Государь» он дает советы монархам («государям»), как с наибольшей пользой для них и народа осуществлять государственное правление и создавать сильное государство.

Позднее другими мыслителями (Г. Гроций, Т. Гоббс и Дж. Локк, Ш.Я. Монтескье и Ж.Ж. Руссо) были созданы учения о государстве, основанные на теориях: естественного права и общественного договора. Эти теории определили содержание и направленность методологии исследования политических явлений и процессов того времени: анализировались проблемы сущности и назначения государства и связанных с ним политических институтов; появились первые теории политических прав и свобод граждан.

Третий этап развития методологии исследования политических явлений и процессов охватывает весь XIX в. и начало XX в. и характеризуется сочетанием «старых» и новых методов исследования. Политические явления и процессы анализировались, в частности, с позиций либерализма Дж. Локка, учения Ш Л. Монтескье о республике и роли законов в жизни общества, а также учения об общественном договоре — чаще всего в толковании Ж.Ж. Руссо. Широко использовались метод сравнительного анализа политических явлений и прежде всего метод исторических аналогий, что особенно характерно для фундаментального труда Щ Л. Монтескье «О духе законов», в котором он постоянно приводил примеры функционирования римского права и государства главным образом в период его расцвета.

Широко использовались и новые методы, в частности метод политического утилитаризма английского мыслителя И. Бентама, согласно которому следует вскрывать социальную значимость политических явлений с точки зрения их пользы для отдельных людей и общества, а также методы политического анализа, использующие принципы либеральной демократии, разработанные французским теоретиком А. Токвилем.

Существенный вклад в анализ политических явлений и процессов внес французский мыслитель О. Конт, который в своем труде «Новая политическая философия» всесторонне обосновал положение о том, что политическая деятельность людей, из которой складываются все политические процессы, определяется их политическим сознанием. Тем самым было четко указано направление исследования политических процессов: от анализа политического сознания людей (в том числе их политических потребностей, интересов, целей и идеалов) к анализу содержания их деятельности и ее результатов (в том числе деятельности политических ин статутов). Конт анализировал проблему достижения гармонии и политических отношениях людей с точки зрения гармонического сочетания их политических интересов. Тавокин Е.П. Исследование социально-экономических и политических процессов — ИНФРА-М, 2010-41с.

Значительным шагом вперед явилась разработка марксистского метода исследования политических явлений и процессов — метода материалистической социальной диалектики. Согласно этому методу существует диалектическое взаимодействие политических и экономических явлений и процессов. Указывается на то, что понимание политических процессов возможно при понимании экономических отношений субъектов, прежде всего классов.

Были разработаны и другие методы исследования политических явлений: метод, основанный на теории социального действия, сформулированной М. Вебером, и, в частности, на выделении им таких типов социального действия, как целерациональный, ценностно-рациональный, аффективный и традиционный; метод, основанный на так называемой теории факторов, направленный на анализ одновременного влияния на политические процессы разных факторов — экономических, идеологических, религиозных,. природных и др. Данный метод был обоснован и широко использовался М. Вебером и другими учеными, в том числе выдающимся русским ученым М.М. Ковалевским.

Четвертый этап развития методологии исследования политических явлений и процессов начался с 30-х гг. XX в. и характеризуется еще более сложным сочетанием разных методов.

Политическое, правовое, экономическое, моральное и другое сознание людей, в том числе субъектов политической деятельности, осталось вне поля зрения представителей, так сказать политологического бихевиоризма, т.е. бихевиористского учения о политической деятельности. Это породило недооценку роли ценностных ориентации, целей и в конечном счете всей субъективной стороны политической деятельности людей.

По мнению некоторых авторов, истоки современного политологического бихевиоризма следует искать в позитивистской политической социологии Макашева З.М. Исследование систем управления — М., Кнорус, 2008 .

Это отчасти соответствует действительности: в том и другом случаях одним из основных методов сбора данных о политическом поведении субъектов являются наблюдения исследователя’, широко применяются количественные методы анализа полученных данных, в том числе статистические методы, моделирование и др.

Однако позитивизм вообще и позитивистская политическая социология в частности, в отличие от бихевиоризма, никогда не игнорировали сознание людей, в том числе мотивы их деятельности и ценностные ориентации. Напротив, именно этим факторам позитивизм отводит решающую роль в поведении людей и в складывающихся в ходе их деятельности социальных процессах, в том числе политических. Поэтому они в данном случае являются основным предметом анализа всей политической действительности. Что касается бихевиористского метода анализа политических явлений и процессов, то он не способствует получению целостных научных представлений о них — в этом его основной недостаток.

Основное внимание представители бихевиорального направления уделяли не политическим институтам (например, государству), а механизмам осуществления власти. Предметом их анализа явилось политическое поведение на индивидуальном и социально-агрегированном уровне (в группах, социальных институтах и т.д.). В поле зрения бихевиористов оказались многочисленные аспекты политического процесса, связанные с политическим поведением, такие как голосование на выборах, участие в других различных формах политической активности, в том числе и в неконвенциональных формах (демонстрации, забастовки и т.п.), лидерство, деятельность групп интересов и политических партий и даже субъектов международных отношений. Изучая эти разнообразные аспекты, они пытались ответить на вопрос: почему люди в политике ведут себя определенным образом.

Вместе с тем, бихевиорализм был несвободен от некоторых недостатков и спорных моментов. Чаще всего это методологическое направление подвергали критике за следующие типические особенности, которые выделяет Д. Истон:

попытку дистанцироваться от политической реальности и абстрагироваться от «особой ответственности» по практическому применению знаний, которую накладывают занятия профессиональной наукой;

концепцию научности процедуры и методов, которая уводила исследователя от изучения самого индивида, мотивов и механизма его выбора («внутреннего» поведения) к исследованию условий, которые влияют на действия («внешнее» поведение людей). Это могло привести к тому, что политическая наука превратится в «бессубъектную и нечеловеческую» дисциплину, в рамках которой изучение человеческих намерений и целей занимает достаточно скромное место;

«наивное предположение, что одна только бихевиоральная политическая наука свободна от идеологических посылок»; Автор Мелешкина Е. Название Политический процесс Год издания, 2005

Кроме того, среди недостатков данного подхода необходимо отметить отсутствие системного взгляда на политические процессы и игнорирование историко-культурного контекста.

Отмеченные недостатки бихевиорализма, его неспособность дать ответы на многие вопросы политической жизни, предсказать некоторые политические события (например, события 60-х гг.) вызвали кризис этого направления.

бихевиористский политический процесс

В современной науке выделяются основные этапы разработки методологий исследования политических процессов.

Второй этап развития методологии исследования политических явлений и процессов начался в XVI в, и продолжался до XVIII включительно. В это время появились труды европейских мыслителей, анализировавших реальную политическую действительность.

Третий этап развития методологии исследования политических явлений и процессов охватывает весь XIX в. и начало XX в. и характеризуется сочетанием «старых» и новых методов исследования. Четвертый этап развития методологии исследования политических явлений и процессов начался с 30-х гг. XX в. и характеризуется еще более сложным сочетанием разных методов.

Бихевиоральный подход направлен на изучение политических отношений и процессов через призму эмпирического анализа поведения отдельных личностей и конкретных социальных групп. Чаще всего сбор информации о политической ориентации и политическом поведении осуществляется в ходе наблюдений. На основе полученной информации с использованием строгих научных процедур конструируются эмпирические теории, которые в дальнейшем подвергаются верификации.

Наблюдение может быть включенным (например, когда изучается поведение участников митинга при непосредственном присутствии на нем исследователей) или косвенным. В этом случае исследователь пользуется документальными свидетельствами о поведении индивидов. Наблюдение может быть естественным, когда за поведением индивидов исследователь наблюдает в независящих от него условиях, и искусственным, когда исследователь моделирует ситуацию и изучает поведение объекта в рамках определенного эксперимента.

1. Рой О.М., Киселева А.М. Исследование социально-экономических и политических процессов — Питер, 2007. — 240стр.

2. Пугачев В.П., Соловьев А.И. Введение в политологию — М., Аспект-Пресс, 2005. — 477с

3. Асташкина И. Мишин В. Исследование систем управления. — М.: ПРИОР, 2006. — 250с.

4. Данчула А.Н. Исследование социально-экономических и политических процессов: учебно-методическое пособие — РАГС, 2007. — 280с.

5. Тавокин Е.П. Исследование социально-экономических и политических процессов — ИНФРА-М, 2010. — 336с.

6. Макашева З.М. Исследование систем управления — М., Кнорус, 2008-176с.

7. Мелешкина Е. Название» Политический процесс. 2005г.

8. Егоров Ю.Л. Исследование систем управления. М., 1997.

9. Вертакова Ю.В., Согачева О.В. Исследование социально-экономических и политических процессов: учебное погсобие — М., Кнорус, 2009.

10. Белов В.Г., Смольков В.Г. Исследование систем управления — М., 2000.

Понятие, структура, особенности и режимы протекания политического процесса. Основные этапы разработки методологии исследования политических процессов: методы структурно-функционального анализа и рационального выбора, институциональный и бихевиористский.

курсовая работа [34,4 K], добавлен 20.09.2011

Понятие, содержание, структура, особенности и типы политических процессов. Социологический подход к анализу политических процессов. Влияние политики, политических инструментов и процессов на судьбы отдельных людей и общественно-политическую жизнь.

реферат [34,5 K], добавлен 11.03.2013

Сущность политических процессов. Формирование политических проблем и выдвижение их на авансцену. Принятие решений и структура политического процесса. Формирование в Беларуси представительной демократии. Формы рациональных политических действий.

реферат [32,4 K], добавлен 22.12.2010

Методологии системного анализа в изучении социально-экономических и политических процессов. Социологическое исследование на тему: «Социальное самочувствие населения» Вашего региона, либо города, поселка», опросник к исследованию. Понятие ранговой шкалы.

контрольная работа [16,4 K], добавлен 16.05.2010

Обзор методологических подходов к исследованию политических процессов: теологический, натуралистический, социоцентрический, культурологический. Проблемы анализа методологических подходов к исследованию политических процессов в современных условиях.

курсовая работа [35,4 K], добавлен 17.10.2013

Либерализм, консерватизм, социал-демократизм и марксизм как основные теории исследования социально-экономических и политических процессов. Составление структурно-логической схемы взаимообусловленности теоретического и прикладного уровней познания.

контрольная работа [146,2 K], добавлен 06.03.2012

Политический процесс как динамическая характеристика политики. Структура и параметры политического процесса. Общая характеристика общенаучных методов исследования социальных процессов. Роль и суть исследования социальных процессов в научном управлении.

контрольная работа [15,6 K], добавлен 25.07.2012

Понятие, сущность, источники, формы, структура, содержание, способы предотвращения, регулирования и разрешения политических конфликтов, анализ их особенностей в России. Характеристика, этапы и причины революций и реформ как типов политических процессов.

реферат [24,2 K], добавлен 10.02.2010

Моделирование в политике как описание политических процессов с помощью ограниченного числа значимых факторов, его алгоритмы. Виды моделей в политологических и социально-экономических исследованиях, их конструирование с использованием компьютерной техники.

реферат [70,0 K], добавлен 21.06.2010

Понятие «политический режим». Характер взаимосвязи государственной власти и индивида. Уровень развития и интенсивность общественно-политических процессов. Структура правящей элиты. Тоталитарный политический режим. Авторитаризм как политический режим.

контрольная работа [26,3 K], добавлен 03.03.2013

источник

Мы видели, что современная политическая наука возникла на стыке двух издавна существовавших гуманитарных дисциплин — философии и права. Между тем еще в XIX в. предпринимались по­пытки создать социальные науки, которые изучали бы законы об­щественного развития примерно так же, как естествознание пости­гает законы природы. С одной из таких попыток и связано явление, известное как бихевиоризм. Это труднопроизносимое по-русски сло­во — производное от английского «ЪеЬауюиг» (поведение). Исходя из принципа, согласно которому наука должна изучать лишь непос­редственно наблюдаемое, первые бихевиористы — психологи — провозгласили переход от изучения сознания к анализу поведения людей. Бихевиористы-социологи, в свою очередь, положили начало изучению конкретного поведения как в формальных (юридически оформленных), так и в неформальных группах. На очереди были политологи. Инициаторы и последователи этого движения, принад­лежавшие в основном к чикагской школе американской политичес­кой науки (Чарльз Мерриам, Гарольд Лассуэлл, Леонард Уайт и др.), настаивали на первоочередности изучения политического поведе­ния в институтах, группах и в политическом процессе в целом. Ос­новное внимание они сосредоточивали на анализе не столько госу­дарства, сколько власти и процесса ее осуществления.

Бихевиоризм в политической науке представляет собой методо­логическую ориентацию, цель которой состоит в анализе полити­ческих явлений путем наблюдения за поведением индивидов и состоящих из них групп. Два понятия — поведение и наблюдение, — используемые в этом определении, сами по себе нуждаются в дефи­нициях. Под политическим поведением принято понимать любое поведение индивида — вербальное (словесное) или невербальное, которое характеризует его как члена определенной политической общности. Иными словами, исследование политического поведе-

ния — это исследование политической жизни общества сквозь при­зму поведения индивида.

Что касается наблюдения, то под ним следует понимать получе­ние информации различными способами — непосредственными (когда, например, политолог исследует собравшуюся толпу) и кос­венными (когда он пользуется документальными свидетельствами поведения индивидов — данными об итогах выборов, о количестве воздержавшихся от голосования и т. д.). Различают наблюдения естественного и искусственного характера. Первое имеет место, когда мы наблюдаем политическое поведение в существующих независимо от нас условиях, например анализируем итоги выборов. Второе — когда исследователь сам вызывает интересующее его по­ведение, чаще всего путем анкетного исследования, реже — лабора­торного эксперимента.

Следует особо остановиться на двух главных преимуществах, которые дало политической науке применение бихевиористских методов. Во-первых, это — учет психологического аспекта полити­ки, ранее вообще не принимавшегося во внимание. Ч. Мерриам по­лагал, что в основе политической реальности лежат индивидуаль­ная человеческая воля и страсти, в особенности жажда власти и применения силы. С самого начала бихевиоризм стремился найти и использовать исследовательские методы, позволяющие не только оценить внешнее поведение и его результаты, но и определить пси­хологическую подоплеку этого поведения, иначе говоря, такие ме­тоды, которые позволили бы видеть политические отношения сквозь призму переживаний участвующих в них людей.

Во-вторых, для бихевиоризма всегда была характерна ориента­ция на количественные методы исследований. Основополагающи­ми для любого исследования политики были признаны такие требо­вания, как опора на данные, полученные в ходе выборочных обследований, контент-анализа и т. п., их строгая систематизация и математическая обработка. Классические труды бихевиористской политической науки — «Политика: кто получает что, когда и как» Гарольда Лассуэлла (1936), «Голосование» Бернарда Берелсона, Пола Лазарсфельда и Уильяма Макфи (1954), «Выбор народа» Пола Лазарсфелда, «Гражданская культура» Гэбриэла Алмонда и Сиднея Вербы (1963) — построены на обобщении огромных массивов данных.

16 Происхождение и развитие сравнительной политологии

В раннем очерке «Современное состояние изучения политики» (1925) Ч. Мерриам в качестве главного недостатка политологии указал на острый дефицит научности. Если считать научностью свойства, присущие естественно-научному исследованию, то надо признать, что этот недостаток сохранился и по сей день. Но все же в какой-то мере он преодолен, и это в решающей степени заслуга бихевиористов. Бихевиоризм заметно расширил представления о том, как видят политику обычные люди и как они себя ведут, ста­новясь участниками политического процесса. Однако гораздо важ­нее собственно методологические достижения. Именно в рамках бихевиоризма были выработаны основные методы прикладных по­литических исследований: 1) статистические исследования поли­тической активности, в частности исследования, касающиеся вы­боров; 2) анкетные исследования и опросы; 3) лабораторные эксперименты; 4) применение теории игр в изучении принятия по­литических решений. Таким образом, можно сказать, что бихеви­ористская политология была первым видом эмпирического — т. е. ориентированного на сбор и обработку данных — политического исследования. Эмпирическая наука занимается тем, что, во-первых, описывает реальность, а во-вторых, объясняет ее. Противополож­ностью эмпирического подхода является нормативный, задающий­ся преимущественно вопросом о том, чем должна быть политика, а не тем, что она есть. Нормативный характер носили, в частно­сти, многие построения приверженцев традиционного институци-онализма.

И все же сама по себе «бихевиористская революция» не смогла справиться с новыми задачами, вставшими перед политической на­укой после второй мировой войны. Во-первых, в силу своей приро­ды бихевиоризм уделял повышенное внимание поддающимся коли­чественному анализу аспектам политики (выборам, общественному мнению и т. п.), в то время как все остальное исчезало из поля зре­ния исследователей. Во-вторых, жесткая ориентация на решение конкретных задач не позволяла выработать теоретическое видение политики в целом, а значит, и методы изучения процессов, протека­ющих в общенациональных и международном масштабах. В-треть­их, — и это, может быть, самое главное — бихевиоризм не создавал методологических предпосылок для того, чтобы преодолеть провин­циальную замкнутость американской политологии, ее узкую ори-

Возникновение сравнительной политологии 17

ентацию на решение задач, связанных с политическим процессом в США. Между тем нужда в этом назревала.

Возникновение сравнительной политологии

В 30-е гг. в основном определилась существующая и по сей день структура политической науки. Ядро ее составила субдисциплина, аккумулировавшая знания о внутренней политике в отдельно взя­той стране — в данном случае, конечно, в США. Ее принято назы­вать национальной политикой — не потому, что она занимается межнациональными взаимоотношениями (для передачи этого смыс­лового оттенка используется понятие «этническая политика»), а как раз потому, что в центре внимания здесь находятся процессы, замк­нутые рамками национального государства и протекающие на об­щегосударственном уровне. Можно говорить, например, об «аме­риканской политике», «британской политике» и т. д. Вполне возможно, что в ближайшем будущем ядро политологических кур­сов в российском вузе будет составлять ныне, увы, еще не существу­ющая «российская политика». Сохранило относительную обособ­ленность и статус субдисциплины нормативное теоретизирование по поводу политики — политическая теория. Постепенно сформи­ровались специфические исследовательские методы, определяющие лицо современного анализа международных отношений. Как отдельные субдисциплины конституировались «общественная адми­нистрация» (РиЬНс Асишш8теория и практика местного управления(8Ше апс1 Ьоса! Ооуегптепг). Частью политической на­уки считается в США и государственное право. В этой совокупнос­ти исследовательских направлений предстояло обрести свое место седьмому (и далеко не последнему по времени возникновения) — сравнительной политологии.

Возникновение сравнительной политологии связано с рядом обстоятельств, еще раз напоминающих нам, что наука — а в особенности политическая наука — развивается отнюдь не в изоляции от проблем «большого мира». Прежде всего, на протяже­нии 30-40-х гг. качественно изменилась роль Соединенных Штатов в мировом сообществе. В течение долгого времени проводившая изо­ляционистскую внешнюю политику и уступавшая роль великих дер­жав Великобритании, Франции и Германии, североамериканская рее-

18 Происхождение и развитие сравнительной политологии

публика неожиданно для многих ее граждан оказалась «лидером сво­бодного мира», одной из двух сверхдержав. А это заставляло с го­раздо большим, чем прежде, вниманием относиться к происходяще­му за океаном. Таким образом, первым стимулом к возникновению сравнительной политологии послужила потребность в расширении, так сказать, географического кругозора политической науки. Но этим дело не ограничилось. Мы видели, что политологи 20-х гг. могли позволить себе несколько наивный взгляд на существовав­шие в мире диктатуры как на нечто временное, случайное и не зас­луживающее научного интереса. Однако к началу 40-х гг. исключе­нием казалась скорее демократия: в Германии у власти стоял Гитлер, в Италии — Муссолини; «коричневая чума» расползлась по всей Европе. А стало быть, возникла потребность в концептуальных сред­ствах, которые позволяли бы включить в поле анализа и автори­тарные режимы. Не исчезла эта потребность и после второй мировой войны. Во-первых, основным противником США на международ­ной арене оставалась авторитарная сверхдержава — СССР; комму­нистические режимы установились в Китае, в ряде других стран Азии, Восточной и Центральной Европы. Во-вторых, после 1945 г. на мировой арене начали появляться все новые и новые независи­мые государства — бывшие колонии. Далеко не все из них избрали демократическую форму правления. Но даже там, где предприни­мались попытки такого рода, демократические институты, вопреки конституциям и законам, с очевидностью играли совсем другие роли, чем в США и Западной Европе. И это тоже требовало расширения концептуальных рамок политической науки.

К числу причин вненаучного характера, вызвавших к жизни срав­нительную политологию, относится и массовая эмиграция ученых из Западной Европы в США. Гонимые со старого континента поли­тическими преследованиями, войной и экономическими неурядица­ми, эти люди привезли в Америку европейскую теоретическую и методологическую культуру. Достаточно назвать лишь несколько имен, каждое из которых — веха в истории политической науки: Карл Дойч, Отто Киркхаймер, Пол Лазарсфелд, Карл Левенстайн, Ганс Моргентау, Франц Нойманн, Йозеф Шумпетер. Конечно, в большинстве своем они не имеют отношения к движению за сравни­тельную политологию. Однако само их присутствие на кафедрах политических наук американских университетов создавало там со-

Возникновение сравнительной политологии 19

вершенно новую интеллектуальную среду, несовместимую с нацио­нальной замкнутостью предшествовавших десятилетий, и способ­ствовало активизации теоретического поиска.

Центром движения за сравнительную политологию стал Эван-стонский семинар в Северо-западном университете (США), предсе­дателем и идейным лидером которого был Рой Макридис. В своем заявлении, опубликованном в 1953 г. в «Американском обозрении политической науки» (Атепсап Ро1Шса1 8аепсе КеУ1е\у), члены се­минара обвинили современную политологию в провинциализме, отрыве от реального политического процесса, а также в преимуще­ственно дескриптивном (описательном) характере и впервые сфор­мулировали специфическое для движения представление о том, как можно покончить с этими недостатками: путем развития научно-сравнительного метода. Разумеется, идея о том, что сравнение при­звано играть важную роль в политических исследованиях, была не слишком революционной. Выше я отмечал, что даже в традицион­ном институциональном анализе были сравнительные (компаратив­ные) элементы. Новаторский характер движения за сравнительную политологию выразился в том, что теперь объектами сравнения дол­жны были стать не институты, а поддающиеся изучению с помощью бихевиористских методов политические явления. Ясно, что необхо­димой предпосылкой к реализации такого подхода была разработ­ка оснований, по которым в принципиально различных политичес­ких системах выделялись бы сопоставимые элементы. Эта задача и была решена в результате восприятия политической наукой дости­жений структурного функционализма.

Как и бихевиоризм, структурный функционализм пришел в по­литическую науку извне — из социологии, в рамках которой он про­делал достаточно длительный и сложный путь развития. В рамках настоящего учебника нет ни необходимости, ни возможности рассмат­ривать процесс перехода от просто функционализма к его структур­ной версии — достаточно указать имена людей, осуществивших это теоретическое движение: Альфред Радклифф-Браун, Роберт Мертон и в особенности Толкотт Парсонс. Структурному функционализму в социологии было свойственно понимание общества как бесконечно­го множества и переплетения взаимодействий людей. В этой соци­альной системе можно, однако, обнаружить относительно устойчи­вые элементы. Они и образуют структуру. Единицы структуры не

20 Происхождение и развитие сравнительной политологии

связаны однозначно с конкретными индивидами, но являются пози­циями индивидов в системе. Функции, наконец, есть то, что исполня­ется структурными элементами. Итак, структурно-функциональный анализ — это выявление структуры общества (или любой его сферы) и последующее изучение функций, выполняемых ее элементами. Не­трудно понять, что «подстановка» политики на место «любой сфе­ры» выглядела вполне оправданной. Благодаря такой «подстанов­ке» решалась та самая задача, с которой в принципе не мог справиться бихевиоризм, — видение политики как целостности, как системы на­конец-то оказывалось выработанным. Но существует ли набор фун­кций, которыми должна располагать любая политическая система, стремящаяся как к выживанию, так и к эффективности?

Считающееся сегодня классическим — как по обезоруживающей простоте, так и по долговременности влияния на развитие полити­ческой науки — решение было предложено в статье Дэвида Истона «Подход к анализу политических систем» (1957). Истон определил политическую систему как «взаимодействия, посредством которых в обществе авторитетно распределяются ценности». Выдвигая в ка­честве первоочередной задачи анализ условий, необходимых для выживания политической системы, он полагал, что следует рассмат­ривать четыре основные категории: собственно политическую сис­тему, окружающую ее среду, реакцию и обратную связь.

Будучи «открытой», политическая система испытывает на себе вли­яние окружающей среды, которое может быть разрушительным, если сама система не приняла мер по предотвращению такого исхода. Меры же эти состоят в адекватных реакциях, позволяющих системе приспо­собиться к внешним условиям. Этот процесс Истон описал в киберне­тических терминах: вход—выход—обратная связь. Итогом процесса и является сохранение системы через изменение (схема 1).

Схема 1. Модель политической системы по Д. Истону

Возникновение сравнительной политологии 21

Как видим, Ащ-усовершается в виде требований или поддержки. Под требованиями подразумевается обращенное к органам власти мнение по поводу желательного или нежелательного распределения ценностей в обществе. Поддержка обеспечивает относительную ста­бильность органов власти и дает им возможность преобразовывать требования среды в соответствующие решения. Отсюда политичес­кий процесс — это процесс перевода релевантной информации с входа на выход. «Привратники» — политические партии и заинте­ресованные группы — осуществляют на входе функцию отбора, так что далеко не все требования достигают политической системы. Наконец, властные решения, воздействуя на окружающую среду, вызывают к жизни новые требования. Это и есть обратная связь.

Какой смысл представлять политику в столь абстрактном и схе­матичном виде? Предложенная Истоном модель по меньшей мере дает нам своего рода рамки для организации мышления. Кроме того, нетрудно заметить, что Истон и другие представители структурно­го функционализма широко открыли двери политической науки для естественно-научной терминологии, в особенности для богатого и зрелого языка системного анализа. Хотя процесс усвоения терми­нологии протекал не без издержек, в целом он оказался плодотвор­ным. Наконец, весьма важным был сам поворот к изучению нефор­мальных механизмов функционирования государства, принятия политических решений. С 1957 г. структурный функционализм дос­таточно далеко продвинулся в изучении политических систем. Сре­ди политологов бытует шутка: лучший способ воздать должное Истону — это признать, что его модель стала излишней. В качестве более современного можно рассматривать «список» функций, вы­деляемых внутри политической системы Гэбриэлом Алмондом и Джорджем Бингхамом Пауэллом Мл. (1978): политическое рекру­тирование, политическая социализация, политическая коммуника­ция, выражение интересов, сплачивание по интересам, «делание» политики, исполнение решений.

Структурный функционализм позволил включить в поле срав­нительного анализа большую группу стран Азии, Африки и Латин­ской Америки — «третий мир», ранее не избалованный вниманием политологов. В конце 50-х гг. группа членов Эванстонского семи­нара, а также других ученых объединились в Комитет по сравни­тельной политологии Американского исследовательского совета

22 Происхождение и развитие сравнительной политологии

социальных наук. Председатель комитета Г. Алмонд открыто рато­вал за перестройку политологии на структурно-функционалистских основаниях, а главную задачу компаративистов усматривал в изу­чении «третьего мира». В связи со смещением фокуса исследователь­ской активности в ряд ведущих аналитических средств сравнитель­ной политологии выдвинулись теории модернизации.

У теорий модернизации нет общепризнанных создателей. К чис­лу социологов, еще в XIX в. отмечавших существенное различие между «традиционным» и «современным» обществами (хотя и использовавших иные терминологические рамки), относят Карла Маркса и Эмиля Дюркгейма. Однако в сравнительную политологию эта идея пришла главным образом благодаря восприятию теорети­ческих построений выдающегося немецкого ученого Макса Вебера, введенных в контекст структурно-функционального анализа Т. Пар-сонсом. В традиционном обществе индивид несамостоятелен — он принадлежит к более обширной группе того или иного уровня (роду, семье, племени, касте, сословию, вероисповеданию). Принадлеж­ность к коллективу обеспечивает возможность выживания индивида, но на условиях полного подчинения группе в поведении, образе жизни и даже мышлении. И это не единственная издержка традици­онной солидарности. Ее оборотной стороной является обособление членов данной группы от окружающих коллективов, которые вос­принимаются как «чужаки». С этой точки зрения, традиционное общество, по меткому выражению Сунь Ятсена, напоминает кучу песка.

Современное общество, напротив, базируется на индивидуаль­ной свободе. В нем осуществляется переход от однозначной группо­вой принадлежности индивида к многообразным ролевым отноше­ниям между людьми, от «приписанного» социального положения к достигаемому благодаря индивидуальному выбору и усилиям. Если традиционное общество характеризуется аграрной экономикой, строящейся на отношениях личной зависимости, то наступление «со­временности» влечет за собой развитие машинного производства, фабричной дисциплины труда и рыночных отношений. Собственно говоря, этот переход от «традиционности» к «современности» и на­зывают модернизацией (иногда в таком же значении используется термин «развитие»). Особенно важной для сравнительной полито­логии оказалась идея о том, что модернизация сопряжена с возник-

Развитие и современное состояние. 23

новением «современных» политических институтов — рациональ­ной бюрократии, политического представительства, а в конечном счете — демократии.

Синтез структурного функционализма с теориями модерниза­ции позволил осуществить настоящий прорыв в изучении «третьего мира». В «золотой фонд» сравнительной политологии вошли рабо­ты Люсьена Пая «Коммуникации и политическое развитие» (1963), Джозефа Лапаломбары «Бюрократия и политическое развитие» (1963), сборник под редакцией Л. Пая и С. Вербы «Политическая культура и политическое развитие» (1965), а также ряд других пуб­ликаций. Однако параллельно назревало недовольство значитель­ной массы исследователей методологическими средствами, господ­ствовавшими в рамках дисциплины. Во второй половине 60-х гг. в сравнительная политология сталкивается с серьезным кризисом.

Развитие и современное состояние сравнительной политологии

Вторая половина 60-х гг. — это, по общему признанию, не луч­ший период в развитии США и Западной Европы. «Лидер западно­го мира» глубоко увяз в бесперспективной вьетнамской войне, при­чем к антивоенному движению в США добавился политический протест чернокожих американцев, выступавших за свои гражданс­кие права. Западноевропейские страны в 1968 г. стали свидетелями массовых молодежных волнений, достигших пика во время «майс­кой революции» в Париже. В «третьем мире» все шире распростра­нялись революционные движения и все чаще приходили к власти политики, отвергавшие западную модель развития. Игнорировать эти тревожные симптомы не могли себе позволить ни политики, ни ученые. Сравнительная политология оказалась особенно чувстви­тельной к происшедшим в общественном сознании сдвигам. Под огонь критики попали ее теоретические основания: структурный функционализм и теории модернизации.

Наиболее сильный тезис критиков структурного функционализ­ма состоял в том, что процессы изменения и развития сводятся либо к возвращению данной системы в прежнее состояние, либо к уста­новлению нового равновесия, а главное внимание сосредоточива­ется на проблеме стабильности, выживания системы. Рассматривая такой подход как проявление чисто идеологической, консерватив-

24 Происхождение и развитие сравнительной политологии

ной ориентации, критики заявляли о неспособности структурного функционализма дать описание и анализ конфликта. Поскольку же конфликт составляет сердцевину политики, структурно-функциона-листские модели объявлялись совершенно неадекватными предме­ту исследования. Ясно, что такого рода критика исходила в основ­ном от молодых, радикально настроенных политологов, многие из которых испытали на себе влияние наблюдавшегося в конце 60-х гг. «марксистского ренессанса». Однако не оставались в стороне от это­го поветрия и представители старшего поколения, по мнению кото­рых претензии структурного функционализма на большую науч­ность по сравнению с институциональным подходом оказались несостоятельными, а главным результатом импорта терминологии из теоретического естествознания стало превращение языка поли­тологии в малопонятный даже для «посвященных» жаргон.

Еще более суровой критике подвергались теории модернизации. В качестве главных недостатков этих теорий отмечали их евроцент-ризм (т. е. неявный подход к европейско-американской цивилиза­ции как к реализовавшей единственно правильный, самый прогрес­сивный вариант развития) и связанный с ним телеологизм — представление об общественном прогрессе как о движении к зара­нее заданной цели, каковой в данном случае и оказывалась амери­канизированная «современность». С критикой теорий модерниза­ции связано и возникновение альтернативной теории «зависимости» (йерепйепсу гЬеогу). С точки зрения этой теории, один из ведущих представителей которой — Фердинандо Энрике Кардозо (в даль­нейшем был избран президентом Бразилии — достаточно редкий случай, когда видный политолог становится и удачливым полити­ком), взаимодействие развитого «Севера» и развивающегося «Юга» вовсе не способствует крупномасштабной модернизации последнего. Проникая в «третий мир», транснациональные корпорации созда­ют там лишь отдельные модернизированные секторы экономики и социальные слои. В остальном общество остается традиционным. И хуже того, «модернизированный» сектор оказывается тем сред­ством, с помощью которого «Север» консервирует наиболее арха­ичные экономические уклады и сдерживает развитие страны в це­лом, облегчая тем самым условия ее эксплуатации. В политическом плане, охарактеризованная таким образом «зависимость» имеет сво­им следствием не демократизацию, а установление крайне реакци-

Развитие и современное состояние. 25

онных политических режимов. Данный вывод вполне согласовы­вался с латиноамериканской политической практикой 60—70-х гг. В дальнейшем, впрочем, выяснилось, что многие выводы теории «за­висимости» были преувеличенными.

По прошествии более чем тридцати лет можно констатировать, что далеко не все в этой критике оказалось справедливым и выдер­жало испытание временем. Действительно, структурный функцио­нализм делает особый акцент на устойчивости политических сис­тем. Однако внимание к социальным изменениям ему вовсе не чуждо. Более того, как отмечает Гарри Экстейн, именно в рамках струк­турного функционализма становится возможным изучение «стреми­тельных, катастрофических переходов» от одного устойчивого со­циального состояния к другому. Невозможно отрицать, что теории модернизации понимали процесс развития стран «третьего мира» несколько однолинейно. Но упрека в этом не избежала и теория «за­висимости», которая столь же однозначно предписывала Латинс­кой Америке участь отсталой вотчины диктаторов-«горилл». Если же принять за критерий истины практику, то надо заметить, что в большинстве латиноамериканских стран в 80-х гг. имел место пере­ход от авторитаризма к демократии — в полном соответствии с про­гнозами теорий модернизации.

Однако в конце 60-х гг. критика господствовавших ранее теоре­тических оснований ввергла сравнительную политологию в состоя­ние глубокого кризиса, который продлился около полутора десят­ков лет. В течение всего этого периода чуть ли не ежегодно публиковались работы, авторы которых претендовали на создание новой «большой теории», способной устранить все трудности. Рас­сматривать эти теории в деталях нет ни необходимости, ни возмож­ности. Наиболее серьезными, по мнению Говарда Виарды, среди них были: подход «государство — общество» (зШе — зоае^у арргосЬ), «корпоративистский подход», «новая политическая экономия», по­литико-культурный подход. Следует подчеркнуть, что каждая из этих теоретических моделей, организуя вокруг себя тот или иной объем эмпирических исследований, принесла определенные научные результаты, а некоторые из них процветают и по сей день. В этом отношении период кризиса вовсе не был бесплодным. Не прошли бесследно и теоретические дебаты конца 60—70-х гг. В частности, критика структурного функционализма заставила многих компара-

26 Происхождение и развитие сравнительной политологии

тивистов сосредоточиться на разработке теоретических оснований, методологии и на технических аспектах применения самого сравни­тельного метода, чему на этапе «движения за сравнительную поли­тологию» — как это ни парадоксально — уделялось весьма мало внимания. Кризис теорий модернизации привел к тому, что дисцип­лина «переоткрыла» для себя Западную Европу. И наконец, именно в 70-х гг. на первый план выдвинулись две взаимосвязанные теории, являющиеся ныне бесспорными лидерами (хотя и не монополистами) в области методологии сравнительных политических исследований: теория рационального выбора и неоинституционализм.

Как и «большие теории» предыдущего поколения, теория рацио­нального выбора (модификации которой могут называться по-раз­ному: теория общественного выбора, модели рационального актора, экономический подход к политике) пришла в политологию извне — из экономической науки и социологии, где она зародилась в начале 50-х гг. В 1957 г. вышла в свет считающаяся ныне классической ра­бота Энтони Даунса «Экономическая теория демократии», положив­шая начало экспансии теории рационального выбора в область по­литических наук. Однако в течение довольно длительного времени она оставалась достоянием политической теории, американской национальной политики и теории международных отношений. Путь теории рационального выбора в компаративистику был тернистым. И это не удивительно: слишком уж глубоки были различия между нею и господствовавшими в сравнительной политологии представ­лениями. Структурный функционализм претендовал на наличие це­лостного, теоретически последовательного видения политической системы. Система довлела над собственными элементами, а посколь­ку за ними признавалась способность к автономным действиям — она эти действия и определяла. Поэтому главная задача исследова­теля — понять логику развития целого. Конечно, эта задача сложна. Но если она выполнена, то логика действий отдельных элементов системы становится самоочевидной.

Напротив, теория рационального выбора в принципе не содер­жит в себе никакого сложного и развернутого видения социаль­ной системы. В своих базовых посылках это очень простая теория. Все внимание она фокусирует на отдельном участнике социальной деятельности, который так и называется — ас1ог (деятель). В оте­чественной терминологической традиции этому термину больше

Развитие и современное состояние. 27

всего (хотя и не полностью) соответствует понятие «субъект»; сло­во-калька «актор», с ударением на первый слог, тоже прижилось в русскоязычной литературе, хотя оно и звучит довольно нелепо. Некоторые ученые предлагают еще говорить «актер», но театраль­ные ассоциации здесь не вполне уместны. Как бы то ни было, ак­тором, или субъектом, может быть как индивид, так и группа. Его действиям приписываются две основные характеристики: они эго­истичны и рациональны. Первое означает, что любым своим дей­ствием субъект стремится увеличить (максимизировать) собствен­ную выгоду, второе — что при этом он заботится об уменьшении (минимизации) усилий, затрачиваемых на достижение цели. Субъекты отнюдь не всезнающи: на самом деле в некоторых слу­чаях затраты усилий на получение информации о самом коротком пути к результату перекрывают ценность самого результата. Не располагая всей полнотой информации, они, конечно, способны ошибаться. Таким образом, вслед за крупнейшими современными представителями теории рационального выбора Уильямом Райке-ром и Питером Ордешуком мы можем сформулировать ее основ­ной постулат следующим образом: субъект использует наиболее полную информацию, доступную в данный момент ценой прием­лемых затрат, чтобы достичь собственных целей — каковы бы они ни были — ценой наименьших затрат (как видим, эту теорию вов­се не зря называют «экономическим подходом»).

Представленные в таком виде, «основоположения» теории раци­онального выбора выглядят вполне тривиальными. В европейской (континентальной) социологии существует целый класс теорий — от некоторых версий марксизма до фрейдизма, которые не признают человеческое поведение ни эгоистичным, ни рациональным. Однако не умудренный в теоретических хитросплетениях человек склонен смотреть на собственные действия в полном согласии с теорией раци­онального выбора. Так есть ли смысл приписывать какую-то теоре­тическую ценность констатациям очевидных, с точки зрения здраво­го смысла, фактов? Дело в том, что эти констатации — лишь первый шаг теории рационального выбора. Бесспорно, она была бы триви­альной, находись в ее фокусе активность отдельного субъекта. Но в действительности ее интересует взаимодействие, которое, собствен­но, и рассматривается как единственная заслуживающая анализа ре­альность. Взаимодействуя между собой, субъекты — даже если они

28 Происхождение и развитие сравнительной политологии

действуют абсолютно рационально и эгоистично — могут оказаться в проигрыше или в выигрыше в зависимости от избранной ими стра­тегии. Одним из достижений теории рационального выбора считает­ся то, что она сводит все многообразие человеческой деятельности к нескольким упрощенным моделям — играм — ив каждой из них оп­ределяет оптимальные для отдельных субъектов стратегии. Получае­мые при этом результаты, во-первых, нетривиальны, а во-вторых, широко используются для объяснения социальных (в том числе по­литических) явлений и их прогнозирования.

Здесь мы приближаемся к порогу, за которым теория рациональ­ного выбора перестает быть простой и оказывается весьма изощ­ренной, обросшей доступным только ее приверженцам жаргоном и отнюдь не общедоступным математическим и формально-логичес­ким инструментарием. Едва ли обзорный текст по сравнительной политологии — удачная стартовая точка для того, чтобы этот по­рог переступить. Но и оставить читателя в полном неведении отно­сительно того, как «работает» теория рационального выбора, было бы несправедливо. «Экономичное» решение этой проблемы состо­ит, видимо, в том, чтобы ограничиться одним примером, не самым сложным, хотя, может быть, и не самым показательным.

С точки зрения теории рационального выбора, игры делятся на две категории. Одна из них не представляет теоретического интереса. Это «игры с нулевой суммой» (7его-8ит-§атез), где победа одного из участников совершенно однозначно оборачивается поражением другого. Ни о какой стратегии здесь речи быть не может: макси­мального результата достигает тот, кто сильнее. Примерами могут служить футбольный матч и драка бандитов из-за награбленного. Гораздо интереснее «игры с ненулевой суммой» (поп-7его-зит-§атез). Таких игр теория рационального выбора выделяет несколько. Стоит повторить, что каждая из них — упрощенная мо­дель, сквозь призму которой можно рассматривать внешне очень непохожие общественные и политические коллизии. Из дидактичес­ких целей каждой игре соответствует какая-нибудь простенькая ис­тория, почти анекдот, и вытекающее из этой истории название. Есть, например, игры «цыпленок» и «семейная ссора». Здесь мы рассмот­рим лишь одну из них — знаменитую «дилемму узника» (рпзопег’з сШетта). Считается, что именно эта модель взаимодействия чаще всего встречается при анализе политической жизни.

Развитие и современное состояние.

Два человека, вступив в преступный сговор, совершили ограб­ление. Их арестовали, посадили в отдельные камеры и ежедневно допрашивают. Какое бы то ни было общение между ними невоз­можно, но оба знают, что сильных улик против них нет. Главная надежда следствия — добровольное признание. Если эта надежда не оправдается, то каждый из узников будет осужден всего на три года тюрьмы. Такая ситуация на языке теории рационального вы­бора называется точкой положительного эквилибриума. Если со­знается лишь один из них, то в награду за сотрудничество он полу­чит еще более мягкое наказание — лишь один год, но зато второй будет вынужден провести в заключении 25 лет. Наконец, если на добровольное признание пойдут оба, каждого ждет десятилетнее заключение. Это — точка отрицательного эквилибриума (схема 2).

10 лет тюрьмы отрицательный эквилибриум 10 лет тюрьмы

3 года тюрьмы положительный эквилибриум 3 года тюрьмы

Теперь проследим за рассуждениями нашего эгоистичного, рацио­нального узника. Если его подельник сознается, то он получит 25 лет за упрямство или 10 за сговорчивость. Значит, лучше сознаться. Если же подельник будет молчать, то признание опять-таки обеспечивает лучший результат — один год тюрьмы вместо трех. Точно так же, конечно, рассуждает и второй узник. В итоге оба сознаются и полу­чают по своей «десятке». А ведь если бы каждый из них молчал, то

30 Происхождение и развитие сравнительной политологии

индивидуальные результаты были бы гораздо лучше. Могут возра­зить, что случаи, когда общение между участниками взаимодействия полностью блокировано, почти не встречаются в реальности. Что ж, представим, что в перерыве между допросами одному из узников уда­лось передать в камеру другого записку с предложением не сознаваться и обещанием, что уж сам-то он будет стоять до конца. Изменило бы это ситуацию? Нет, потому что и тогда каждый из узников имел бы сильный стимул обмануть другого и сознаться. Мы должны помнить, что основанное на слепом доверии партнеру поведение не является ни эгоистичным, ни даже рациональным.

«Дилемма узника» заслужила особую популярность среди полито­логов, занимающихся международными отношениями. И действитель­но, эта игра позволяет легко смоделировать любой из крупнейших кон­фликтов 70-80-х гг., когда на мировой арене почти безраздельно доминировали две сверхдержавы. Возьмем проблему контроля за воо­ружениями. И СССР и США предпочитали результат, при котором противник разоружался, но собственный ядерный арсенал был бы со­хранен «на всякий случай». Одностороннее разоружение было, есте­ственно, наихудшей из возможных перспектив. В результате обе сто­роны продолжали гонку вооружений. Умозрительно все понимали, что частичное разоружение сверхдержав пошло бы на пользу и СССР и США (положительная точка эквилибриума). Беда в том, что как и в случае с несчастными узниками, совместно предпочтительная страте­гия противоречила индивидуально предпочтительной.

В сравнительной политологии подобное моделирование приме­няется редко. Это и понятно: компаративистам, как правило, при­ходится иметь дело с более сложными взаимодействиями, вовлека­ющими многих субъектов и предполагающими широкий набор потенциальных стратегий у каждого из них. Интеграция теории ра­ционального выбора в сравнительную политологию стала возмож­ной благодаря тому, что эта теория содержит не только описание «дилеммы узника», но и предлагает путь к выходу из порождаемого ею тупика. Вернемся к нашим заключенным. Предположим, что каж­дый из них, взвешивая целесообразность признания, принимает во внимание одно печальное обстоятельство: если он выйдет из тюрьмы раньше своего подельника, то будет немедленно убит его друзьями, не без оснований подозревающими досрочно освобожденного в пре­дательстве. Это коренным образом меняет ситуацию в пользу точки

Развитие и современное состояние. 31

положительного эквилибриума. Действительно, лучше отсидеть три года и остаться в живых, чем погибнуть через год или отсидеть де­сять лет. Урок из этой в целом не очень благоприятной для характе­ристики человеческой природы истории таков: чтобы заставить субъектов избирать совместно предпочтительные стратегии, нужно внести небольшое изменение в правила игры, суть которого — не­избежное и вполне определенное наказание за выбор индивидуально предпочтительной стратегии.

Что же мы должны иметь в виду, говоря о правилах игры в по­литике? Ответ очевиден: эти правила — во всяком случае, в услови­ях демократии — определяются конституцией и неформальными нормами политического поведения и находят свое воплощение в институтах. Вот почему подход, применяющий достижения теории рационального выбора к проблематике сравнительной политоло­гии, именуется неоинституционализмом. Между ним и «старым» (формально-юридическим) институционализмом, господствовав­шим в политологии в 30-х гг., существует коренное различие. В про­шлом внимание ученых привлекали в основном правовые аспекты государственного устройства. Надо сказать, что общее оживление интереса к политическим институтам имело место сразу после окон­чания «постбихевиористской революции», когда значительно рас­ширились исследования реального функционирования конституций, парламентов, бюрократии и т. д., а правовые аспекты ушли на зад­ний план. Но, как и «старые институционалисты», ученые нового поколения не могли ответить на главный вопрос — какие институ­ты действительно важны и каково их воздействие на политическое поведение? Теория рационального выбора сыграла решающую роль в формировании неоинституционализма именно потому, что он рас­сматривает парламенты, правительства, партийные системы как те «связывающие ограничения», в пределах которых протекает актив­ное взаимодействие политических субъектов. Главными задачами при этом оказываются определение точек положительного и отри­цательного эквилибриума в рамках каждого из институтов, соот­ветствующее объяснение и прогнозирование поведения субъектов, а также выявление условий, при которых они избирали бы совмест­но предпочтительные стратегии. При решении своих задач неоин-ституционалисты широко используют пространственное и матема­тическое моделирование политического процесса.

32 Происхождение и развитие сравнительной политологии

Не менее существенны и отличия неоинституционализма от бихевиоризма. Все приверженцы нового направления — от полити­ческих теоретиков до эмпириков, осваивающих огромные массивы статистических данных, — сходятся по поводу двух базовых предпосылок. Во-первых, в отличие от бихевиоризма неоинс-титуционализму чуждо представление о том, что добросовестный и вооруженный научными методами наблюдатель имеет все необхо­димое и достаточное, чтобы судить об истинных мотивах челове­ческого поведения. С точки зрения неоинституционалиста, люди ведут себя так или иначе не потому, что им так хочется, а потому, что довлеющая над ними система институциональных ограничений диктует тот или иной образ действий. Один и тот же индивид может действовать совершенно по-разному, будучи поставлен в разные институциональные условия. Поэтому политические интересы, ко­торые в рамках бихевиоризма принимались за наблюдаемую дан­ность, в рамках неоинституционализма подлежат реконструкции. Для наглядности огрубляя ситуацию, можно сказать, что для бихе-виориста суждение «я не люблю киви» (и соответствующее ему по­ведение) выражает вкусовые пристрастия индивида, а для неоинсти­туционалиста это чаще всего означает, что киви данному индивиду не по карману, или экзотический плод отсутствует в продаже, или что-то еще. Задача неоинституционального анализа — выяснить, что именно. Во-вторых, бихевиористы были склонны рассматривать ин­тересы групп как суммы интересов входящих в эти группы индиви­дов. Группа рабочих ведет себя так, а не иначе, ибо все ее члены — рабочие. Для неоинституционалистов, напротив, коллективные ин­тересы формируются в процессе трансформации (порой до неузна­ваемости) индивидуальных, а логику этого процесса задают опять-таки институты.

Новый теоретический инструментарий открывает широкие пер­спективы для сравнительных исследований. Возьмем традиционную для компаративистики проблему взаимоотношений между испол­нительной и представительной властями. Уже в рамках формально-юридического институционализма были описаны несколько вари­антов таких взаимоотношений. Неоинституционализм, сводя эти варианты к поддающимся теоретическому моделированию процес­сам, позволяет перейти от их описания к объяснению. Например, показано, что хроническая нестабильность систем с двойной ответ-

Развитие и современное состояние. 33

ственностью правительства (перед президентом и парламентом) объясняется отсутствием в таких системах эффективных санкций против выбора индивидуально предпочтительного поведения. Зна­чение такого рода исследований особенно возросло в 80-х гг., когда целый ряд стран оказался перед проблемой выбора оптимального демократического устройства. Не случайно исследовательское на­правление, занимающееся сравнительным анализом процессов де­мократизации (так называемая транзитология — наука о переходах к демократии, о которой речь пойдет в гл. 3), широко использует средства теории рационального выбора.

В настоящее время теория рационального выбора и неоин-ституционализм во многом определяют облик политической науки. А претензия на лидерство всегда оборачивается ожесточенной кри­тикой со стороны конкурентов. Многие ученые подвергают сомне­нию и мировоззренческие основания «рационалистики», и ее позна­вательную ценность. Затрону лишь один — и далеко не самый сильный — аспект этой критики, имеющий непосредственное отно­шение к сравнительным политическим исследованиям. Предполо­жим, перед нами стоит задача объяснить поведение политических партий определенной идеологической ориентации в ходе избиратель­ных кампаний. В нашем распоряжении есть данные по нескольким десяткам стран. С точки зрения теории рационального выбора, пер­вый шаг в таком исследовании — определение цели, которую пре­следуют все эти партии. Только после этого можно будет сопостав­лять стратегии, говорить о точках эквилибриума, развертывать математический аппарат и т. д. Проблема, однако, состоит в том, что приписывая всем без исключения одну и ту же цель — скажем, увеличение количества поданных за партию голосов, — мы уже до­пускаем сильное искажение познавательной перспективы. Как по­казали крупнейшие специалисты по партийной политике Роберт Хармель и Кеннет Джанда, существуют также партии, стремящиеся войти в правительство (а они могут сознательно уступать часть своих избирателей потенциальному партнеру по коалиции), привлечь вни­мание публики к той или иной проблеме, укрепить свою организа­цию или расширить внутрипартийную демократию. Больше того, отдельные партии могут комбинировать эти цели и менять их в ходе одной кампании. Невнимание к этому, утверждают критики, резко снижает ценность результатов исследования.

34 Происхождение и развитие сравнительной политологии

Исследовательская практика покажет, насколько состоятельны претензии теории рационального выбора и неоинституционализма на методологическое лидерство в политической науке. Следует при­знать, что старт был достаточно впечатляющим, а некоторые из полученных результатов уже не вычеркнуть из истории дисципли­ны. Очевидно, во многом успех «рационалистики» объясняется тем, что ей удалось воплотить в жизнь давнюю мечту политологов о боль­шей «научности», которая часто ассоциируется с применением ко­личественного анализа и формального моделирования.

Несмотря на относительную молодость, сравнительная политоло­гия прошла достаточно сложный путь развития. Его логика видится в постепенном переходе от изучения формальных институтов правления к анализу реального политического процесса. Но мы видели, что по­литическая наука все-таки не может обойтись без анализа институтов власти. Вот почему институциональный подход, критикой которого началась история сравнительной политологии, ныне — пусть в каче­ственно измененном виде и с приставкой «нео» в названии — вновь доминирует. С этой точки зрения, сравнительная политология прошла цикл развития. Можно надеяться, что этот цикл не станет последним. К тому же лидерство неоинституционализма вовсе не безраздельно. Сегодня мало кто рискнет утверждать, что какой-то подход является единственно верным и применимым к такому сложному объекту, как политика. Поэтому другим важным итогом сорокалетней истории дис­циплины можно считать утверждение в ней методологического плю­рализма, многообразия теоретических моделей. Многие из них оста­лись зарамками настоящей главы только из-за необходимости жесткого отбора материала. Свою задачу я видел в том, чтобы выделить то глав­ное в истории сравнительной политологии, что особенно отчетливо сказывается на ее современном облике.

источник