Шкуратова И.П.
ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ
Методическое пособие
Для студентов дневного и заочного обучения
Ростов-на-Дону
Рекомендовано к печати кафедрой психологии личности.
Протокол № от
Автор — доцент кафедры психологии личности И.П.ШКУРАТОВА
Ответственный редактор – доктор психологических наук,
Зав. кафедрой психологии личности С.Т.Джанерьян
Данное пособие рассчитано на студентов психологических факультетов, слушающих курс “Психологии личности”. В нем в краткой форме дается представление о личности и ее компонентах, в качестве которых рассматриваются темперамент, характер, способности, мотивационная сфера и самосознание.
Пособие направлено на то, чтобы раскрыть социально-историческую природу личности, показать сложность ее строения, отличие от понятия индивидуальности.
Автор старался ознакомить студентов с разными подходами к исследованию личности, имеющимися в отечественной науке. В этом пособии рассматриваются преимущественно точки зрения отечественных психологов на природу личности и ее компонентов, зарубежные авторы упоминаются мало. Следующее пособие будет целиком посвящено обзору зарубежных теорий личности.
Тема 1. Личность как предмет психологического исследования
Понятие личности относится к числу самых неопределенных и спорных терминов в психологии. В 1937 году американский психолог Гордон Олпорт написал монографию «Личность: психологическая интерпретация», в которой привел более 50 различных определений личности, найденных им у англоязычных коллег. К настоящему времени их число неизмеримо возросло. Можно ли в них выделить что-то общее, с чем согласилось бы большинство психологов?
Рассмотрим несколько определений личности, данных отечественными психологами. С.Л. Рубинштейн писал: «Личность это воедино связанная совокупность внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия». Б.Г.Ананьев рассматривал личность как современницу определенной эпохи, которая наделяет ее множеством социально-психологических свойств. К их числу он относил принадлежность личности к определенному классу, национальности, профессии и пр. А.Г.Асмолов считал, что «личность есть системное и поэтому сверхчувственное качество, хотя носителем этого качества является вполне чувственный, телесный индивид со всеми его врожденными и приобретенными свойствами».
А.В.Петровский охарактеризовал личность в системе межличностных отношений, в связи с чем им были выделены три аспекта личности:
· интраиндивидный, который отражает свойства, присущие самому субъекту;
· интериндивидный, рассматривающий особенности взаимодействия личности с другими людьми;
· метаиндивидный, описывающий воздействие данной личности на других людей.
Л.И. Анцыферова определяет личность как «способ бытия человека в обществе, в конкретно-исторических условиях, это индивидуальная форма существования и развития социальных связей и отношений».
Много других определений личности приводится в книге И.Б.Котовой “Психология личности в России”, которая проанализировала представления о личности у отечественных философов и психологов, начиная с конца прошлого века по нынешнее время.
Все психологи согласны с тем, что личностью не рождаются, а становятся и для этого человек должен предпринять немалые усилия. Он должен овладеть речью, а затем с ее помощью многими моторными, интеллектуальными и социо-культурными навыками. Личность рассматривается как результат социализации индивида, в процессе которой он усваивает традиции и систему ценностных ориентаций выработанных человечеством. Чем более человек смог воспринять и усвоить в процессе социализации, тем более развитую личность он собой представляет.
А может ли человек не быть личностью? Является ли личностью годовалый ребенок, психически неполноценный человек или изощренный преступник? Эти вопросы неоднократно становились предметом дискуссий у психологов, философов, медиков и юристов. На них трудно ответить однозначно, поскольку каждый случай требует конкретного рассмотрения, но большинство ученых склонно признавать за всеми перечисленными категориями людей право называться личностью с определенными оговорками. Так ребенка, подростка и юношу корректнее называть формирующейся личностью, потому что в них пока имеются только задатки зрелой личности, которые должны далее развиться и оформиться в целостную систему свойств.
Что касается психически неполноценных людей, то степень сохранности их личности может быть очень разной: от небольших отклонений от нормы при неврозах до значительных разрушений личности при тяжелых случаях шизофрении. Их мировосприятие, мотивация поведения, особенности мышления качественно отличаются от аналогичных характеристик здорового человека, поэтому правильнее в таких случаях пользоваться понятием патологической или аномальной личности. Преступники, признанные психически здоровыми, являются асоциальными личностями, поскольку все накопленные ими знания, умения и навыки они обратили против общества, которое их сформировало. Личность может быть утрачена человеком вследствие тяжелой болезни или глубокой старости, что проявляется в отсутствии способности осознавать себя как субъекта деятельности, ориентироваться в пространстве и времени и т.п. В этом случае можно говорить о деградировавшей личности.
Л.И.Анцыферова считает основным способом существования личности постоянное развитие, направленное на реализацию своих возможностей в деятельности и общении. Как только человек прекращает усилия по развитию своих психических функций, социальных и профессиональных навыков и умений, так сразу начинается регресс личности.
Каковы же критерии для определения уровня зрелости личности? При ответе на этот вопрос лучше опереться на представления И.М.Палея и В.С.Магуна о трех сторонах личности. Первая сторона описывает внутренние строение личности через такие характеристики как иерархичностьи целостность. Под иерархичностью понимается подчинение в процессе развития низших функций (процессов, свойств) более высшим. Например, удовлетворение витальных потребностей у зрелого человека подчиняется высшим потребностям. Целостность означает единообразие поведения человека в меняющихся условиях и обстоятельствах. Следовательно, зрелая личность действует не под влиянием сиюминутных факторов, а на основе своей системы ценностей, которая складывалась годами.
Вторая сторона личности раскрывает особенности ее взаимодействия с предметным миром через характеристики ее активностии самостоятельности. Зрелая личность всегда занимает активную жизненную позицию в любой деятельности, которой она занимается. Она сама определяет для себя смысл, цели и задачи деятельности и ищет оптимальные способы ее выполнения. Иногда она даже не ждет вознаграждения за свою работу, если эта работа доставила ей удовольствие. Это ее отличает от незрелой личности, которая ждет указаний, поощрений и не выходит в процессе выполнения работы за рамки, заданные извне. Зрелая личность способна осуществлять деятельность даже под угрозой наказания со стороны властей и возможности потери многих жизненных благ. Примеров самоотречения во имя дела своей жизни в истории России очень много, начиная с декабристов и кончая диссидентами 60-80-х годов.
Третья сторона личности характеризует особенности ее взаимоотношений с другими людьми. Среди многочисленных особенностей М.М.Палей и В.С.Магун выделяют в качестве критерия зрелости только одну, но очень существенную — возможность личности способствовать росту и развитию личностей других людей. Личность, по словам С.Л.Рубинштейна, определенностью своего отношения к жизни заставляет и других самоопределяться. Чтобы оказывать влияние на мировоззрение других людей, человек должен накопить в себе большой запас мудрости и приобрести власть над ними (духовную, религиозную, политическую и пр.). Пространственно-временная широта этого влияния, в конечном счете, определяет масштаб личности. Чаще всего это влияние распространяется только на ближайшее окружение человека, что тоже не мало. В других случаях личность воздействует на умы людей в течение определенного промежутка времени в какой-то стране. Но есть личности планетарного масштаба, которые влияют на человечество примером своей незаурядной жизни и дел сквозь толщу веков и даль географических расстояний. Эти люди и могут служить для нас примером максимального развития того, что называется Личностью.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:
источник
Глава VII.
ПСИХОЛОГИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ
Жизненный путь личности — это путь становления ее индивидуальности. Чтобы понять закономерности развития индивидуальности личности, необходимо проделать движение в направлении от личности к деятельности и увидеть личность еще в одной проекции — «личность как субъект деятельности». Говоря о превращении личности на определенном этапе ее развития из объекта, усваивающего в ходе ее первоначального формирования нормы и ценности своего класса, социальной группы, своей культуры, в субъект социальной группы и класса, А. Н. Леонтьев подчеркивает, что на этом рубеже коренным образом изменяется «механизм» формирования личности. Чем более зрелой становится личность, чем разветвленнее становится система ее связей, реализуемых деятельностью в обществе, чем чаще сталкивается она с проблемой выбора между различными и порой весьма противоречивыми мотивами, тем менее действенной становится привычная для психолога формула о личности как продукте прошлого опыта, тем утопичнее выглядят попытки вывести все поступки и действия человека, апеллируя исключительно к его биографии. Дело заключается в том, что вследствие изменения механизма формирования личности при превращении ее из объекта общественного развития в субъект этого процесса прошлые события и собственные действия субъекта фактически перестают выступать для него «как покоящиеся пласты его опыта. Они становятся предметом его отношений, его действий и потому меняют свой вклад в личность. Одно в этом прошлом умирает, лишается своего смысла и превращается в простое условие и способы его деятельности — сложившиеся способности, умения, стереотипы поведения; другое открывается ему совсем в новом свете и приобретает прежде не увиденное им значение; наконец, что-то из прошлого активно отвергается субъектом, психологически перестает существовать для него, хотя и остается на складах его памяти. Эти изменения происходят постоянно, но они могут и концентрироваться, создавая нравственные переломы. Возникающая переоценка прежнего, установившегося в жизни приводит к тому, что человек сбрасывает с себя груз своей биографии» (Леонтьев, 1977, с. 216—217).
Изучая личность как субъекта деятельности исследуют то, как личность преобразует, творит предметную действительность, в том числе и самое себя, вступая в активное отношение к своему опыту, к своим потенциальным мотивам, к своему характеру, способностям и к продуктам своей деятельности. При анализе личности как субъекта деятельности исследователи сталкиваются с такими проблемами психологии как проблемы воли, характера, способностей и одаренности, или, иными словами, проблемы анализа индивидуальности личности, которые, несмотря на обилие попыток их изучения в истории психологии, до сих пор остаются terra incognita и одновременно «синей птицей» для психологов самых разных школ и направлений. Эпизодические всплески интереса ко всем этим проблемам сменяются долгими периодами разочарования, проявляющимися в признании отсутствия общих теоретических подходов и методических схем их исследования, а порой и в форме прямого отказа от их изучения методами объективной научной психологии, решительно высказанного представителями описательной «понимающей» психологии В. Дильтеем и Э. Шпрангером. Одним из главных препятствий, затрудняющих продвижение в области исследования указанного круга проблем, является то, что большинство из них ставились изолированно, выхватывались из контекста не только той или иной теории личности, но, и прежде всего, из общепсихологической теории в целом. Вследствие этого часть принималась за целом, характер растворялся в личности, способности отрывались от воли, воля коррелировалась с типом телосложения, а затем из всего этого без заранее выбранного фасона как бы «скраивалась» индивидуальность личности. При рассмотрении же проявления индивидуальности личности в особой проекции — проекции личности как субъекта деятельности, открывается возможность корректно поставить некоторые вопросы изучения индивидуальности и наметить в ряде случаев методические пути их решения. Следует отметить, что в отечественной психологии предпринимались попытки воплотить при анализе личности сформулированный С. Л. Рубинштейном принцип субъекта деятельности (Абульханова-Славская, 1980). Однако эти попытки осуществлялись преимущественно на уровне философской методологии науки, а не на уровнях конкретно-научной методологии психологии и ее теории.
При изучении проявлений личности как субъекта деятельности могут быть выделены два плана анализа этих проявлений: продуктивный и инструментальный (Асмолов, 1983).
Под продуктивными проявлениями личности прежде всего имеются в виду те процессы активности личности, в которых личности приходится осуществлять выбор между различными мотивами, позициями и ролями, отыскивать, а иногда и создавать приемы и средства для овладения своим поведением, использовать различные защитные механизмы и средства для разрешения и перестройки приводящих к отклонению от нормативно-заданной линии поведения ситуаций. К продуктивным проявлениям личности как субъекта деятельности также относятся те преобразования, те «личностные вклады» (В. А. Петровский), которые личность своими действиями вносит в смысловую сферу других людей и культуру. Если продуктом первого обозначенного круга проявлений личности как субъекта деятельности является прежде всего преобразование себя, то продуктом второго круга проявлений — преобразование других. Нет нужды специально оговаривать условность последнего разграничения, критерием которого является исключительно позиция исследователя, в зависимости от которогой объектом анализа становятся либо те, либо другие продуктивные проявления личности. В реальности же оба эти аспекта нерасторжимы, и личность, как правило, изменяет себя через преобразования предметной действительности.
К инструментальным проявлениям личности как субъекта деятельности относятся характер и способности. При этом характер понимается как фиксированная форма смыслового опыта, смысловых установок личности, актуализирующихся в присущем данной личности индивидуальном стиле действия, посредством которого достигаются те или иные мотивы личности. Если мотивационные линии задают стратегию жизни личности, то характер определяет тактику поведения личности, действующей ради достижения своих мотивов. Что же касается способностей, то они, как отмечают придерживающиеся самого разного понимания генезиса способностей советские психологи (А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн, Б. М. Теплов), определяют меру успешности и эффективности деятельности, а, тем самым, в конечном итоге и степень продуктивности проявлений личности как субъекта деятельности.
Остановимся далее на тех вопросах, которые возникают при изучении продуктивного и инструментального планов анализа проявлений личности как субъекта деятельности.
1. Продуктивные проявления личности как субъекта деятельности. При анализе проблемы перехода от ролевых отношений к личностно-смысловым отношениям подчеркивалось, что преобразования нормативно-ролевого отношения личности к жизненной ситуации в личностно-смысловое отношение происходит в тех случаях, когда перед личностью возникает проблемно-конфликтная ситуация, преодолеть которую с помощью ранее усвоенных шаблонов поведения представляется затруднительным, если не невозможным. Подобная ситуация может возникнуть как при наличии внешних или внутренних преград на пути деятельности, так и в процессе постановки личностью тех или иных сверхзадач. В такого рода ситуациях личность и проявляет свою активность, инциативность, которая находит свое выражение в творческом преобразовании самой ситуации, в саморазвитии личности как субъекта деятельности (Асмолов, 1982). Феноменологически активность личности в таких ситуациях может выступить в различных отклонениях действий личности от само собой разумеющейся безличной манеры поведения. Но по каким бы причинам ни возникло это отклонение, оно неизбежно знаменует собой столкновение личности с проблемой выбора в возникшей неопределенной ситуации. Этот выбор может быть выбором социальной позиции, новой роли. Таким выбором может стать поиск и осмышление для себя мотива другого человека из множества возможных мотивов его поведения. И, наконец, это может быть выбор между открывающимися в идеальном плане различными мотивами своего собственного поведения, от которого подчас зависит вся дальнейшая судьба личности. В этих случаях происходит ориентировка личности в сложной системе ее смыслообразующих мотивов и личностных смыслов. Именно в подобных ситуациях, ситуациях свободного выбора личность особенно рельефно проявляется как субъект деятельности, а история развития личности, прибегая к образному выражению Б. Ф. Поршнева, становится историей отклоненных ею альтернатив (1969). Тут, однако, необходимо специально оговориться, провести разграничение между «личностным выбором», выбором между мотивами (Асмолов, 1981) и многочисленными выборами, которые сиюминутно совершаются в пределах нормативно-заданной деятельности. Выбор действий и поступков, продиктованных мотивами-стимулами, разительно не похож на личностный выбор. Если жизнь соткана только из действий и поступков, ведомых мотивами-стимулами, то она являет собой образец мертвой безличной жизни. О такой жизни Л. Н. Толстой писал в дневнике: «Все устраиваются, — когда же жить начнут. Всё не для того, чтобы жить, а для того, что так люди. Несчастные. И нет жизни». Для того чтобы рельефнее очертить линию водораздела между интересами и увлечениями, выбранными на основе мотивов-стимулов, и интересами, имеющими жизненный смысл для личности, еще раз прибегнем к емкой характеристике их психологической разнородности, данной Л. Н. Толстым. Рассказывая о том, что за человек был Каренин, Л. Н. Толстой замечает: «Она (Анна Каренина — А. А.) знала, что несмотря на поглощающие почти все его время служебные обязанности, он считал своим долгом следить за всем замечательным, появлявшимся в умственной сфере. Она знала также, что действительно его интересовали книги политические, философские, богословские, что искусство было по натуре чуждо ему, но что несмотря на это, или лучше вследствие этого, Алексей Александрович не пропускал ничего того, что давало шум в этой области, и считал своим долгом все читать. Она знала, что в области политики, философии, богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которых он был совершенно лишен, у него были самые определенные твердые мнения. Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении новых школ в поэзии и музыке, которые все были у него распределены с очень ясной последовательностью».
Алексей Александрович увлекался и политикой и искусством. Сколь по-разному, однако, вписываются эти увлечения в его жизнь. При выборе ценностей, высказываний, мнений в области политики, то есть в той области, которая имеет для него личностный смысл и в значительной степени составляет саму суть его существования, Каренин ищет, колеблется, проводит колоссальную внутреннюю работу, решая, что будет значить выбор того или иного действия для него в свете стоящих перед ним целей и мотивов.
Такой выбор не скован заранее предрешенным исходом. Человек всегда воспринимает совершаемое им как совершаемое в силу внутренней необходимости, идет на риск, выигрывает и теряет, несет ответственность за свой выбор. Неопределенность исхода, риск, субъективное ощущение принадлежности совершаемого только самому себе, оценка последствий принятого решения перед лицом тех мотивов, ради которых живешь, и ответ за них перед собой и обществом — вот неотъемлемые черты свободного личностного выбора. В жизни нередко свобода выбора оборачивается своей оборотной стороной, и бремя выбора непомерным грузом ложится на плечи человека. Так, например, выпускница школы в повести В. Ф. Тендрякова «Ночь после выпуска», вплотную встав перед проблемой выбора жизненного пути, говорит своим одноклассникам и учителям: «Школа требовала пятерок, я слушалась и. и не смела любить. Теперь вот оглянулась, и оказалось — ничего не люблю. Ничего, кроме папы, мамы и. школы. И тысячи дорог — и все одинаковы, все безразличны. Не думайте, что я счастливая. Мне страшно. Очень!»
Насколько сложнее подобная ситуация известной ситуации «буриданова осла», помещенного на одинаковом расстоянии от двух одинаковых связок сена. Осел будто бы должен умереть с голода, так как действующие на него мотивы уравновешены и направлены в противоположные стороны. Именно разбирая эту ситуацию как наиболее простую модель для анализа волевого акта Л. С. Выготский переводит проблему свободы воли из плоскости спекулятивных рассуждений в плоскость экспериментального исследования и намечает перспективные, но по сей день не реализованные пути ее решения. Как поступит человек в ситуации, требующей личностного выбора? Как он разрешит конфликт между противоборствующими мотивами? Ответ на эти вопросы Л. С. Выготский находит с помощью разработанного им на основе анализа истории культуры инструментального историко-генетического метода изучения высших психических функций. «Человек на месте буриданова осла бросил бы жребий и тем самым овладел бы ситуацией», — пишет Л. С. Выготский. И далее продолжает: «. Бросание жребия является рудиментарной формой культурной воли» (1960, с. 95, с. 98). Иными словами, личность в ситуации борьбы мотивов, выбора мотивов прибегает к внешним и внутренним средствам, к внешним и внутренним приемам овладения своим собственным поведением. В качестве таких средств могут выступить бросание жребия, переодевание в мужскую или женскую одежду в процессе переделки пола для овладения мужской или женской социальной ролью (Белкин, 1977), ярко описанное А. С. Макаренко сжигание беспризорниками старой одежды для того, чтобы сбросить груз своей биографии. Такими приемами могут быть и описанные К. Левиным действия испытуемой, решающей: «Как только стрелка часов достигнет перпендикулярного положения, я уйду», — и тем самым психологически преобразующей ситуацию и свое поведение. Поиск подобных рудиментарных форм воли в истории человеческой культуры важен по целому ряду причин. Во-первых, находя в истории культуры подобные снятые формы воли, вроде различных ритуалов и церемоний, психолог может вооружить личность порой забытыми, но весьма действенными приемами овладения своим поведением в критических конфликтных ситуациях. Во-вторых, изучение рудиментарных внешних форм воли в истории культуры даст возможность понять генезис различных внутренних интериоризированных приемов овладения собственным поведением, прежде всего, различных защитных механизмов личности, которые помогают осуществить бегство от выбора, «бегство от свободы» в безвыходных ситуациях. Эти приемы защиты и компенсаторные механизмы, по мысли Б. В. Зейгарник, не рассматриваются в советской психологии как проявление антагонизма между личностью и обществом, а выступают как средства саморегуляции, овладения поведением личности (1979). Не являются ли магические действия, вроде описанных Дж. Фрезером ритуалов публичного изгнания злых сил, рудиментарной внешней формой катарсиса? Не выступает ли компенсациях тех или иных физических изъянов с помощью моды, как это описывает в своей ранней работе А. Р. Лурия (1930), одной из внешних форм механизма компенсации? Не представляет ли собой идентификация свернутое и перешедшее в идеальный план действие по постановке себя на место другого человека в совместной деятельности? Все эти вопросы требуют специального исследования. Однако уже сама их постановка доказывает, что инструментальный историко-генетический метод далеко еще не исчерпан и может быть применен для анализа продуктивных проявлений личности как субъекта деятельности.
Весьма своеобразным изобретенным в истории культуры приемом преодоления конфликтных ситуаций и одновременно средством для раскрытия, актуализации личностно-смыслового отношения индивидуальности к миру является смех, точнее, используя выражение М. М. Бахтина (1965), формы «смеховой» или «карнавальной культуры». По своей функции в жизни личности смех вовсе не сводится к катарсису, очищению. Смех выступает для личности как средство выхода за границы нормосообразного поведения, преобразования мира значений в мир смыслов. Так, в своем исследовании «смеховой культуры» Древней Руси Д. С. Лихачев и А. М. Панченко отмечают: «функция смеха — обнажать, обнаруживать правду, раздевать реальность от покровов этикета, церемониальности, искусственного неравенства, от всей сложной знаковой системы данного общества» (1976, с. 20). С их точки зрения, психологически смех хотя бы на время снимает с человека обязанность вести по существующим в данном обществе нормам. Но означает ли это тот факт, что в смехе личность вообще выходит за пределы норм. Дело обстоит иначе. «Смеховая культура» — это «антикультура» по отношению к высмеиваемому миру, выворачивающая его церемонии и нормы наизнанку, а, тем самым, строящая свою желаемую новую действительность, свои нормы. Подобный подход представляет для психологии личности интерес также и в том плане, что он со всей наглядностью демонстрирует неправомерность взглядов на самоактуализацию личности (А. Маслоу) как развертывания при сбрасывании «масок» и норм некоторого подлинного природного таящегося в глубинах индивида начала. В действительности же самоактуализация личности — это осуществление своего рода «антикультуры», имеющей своим источником преобразование норм данной культуры и творение в ходе контакта с миром новых норм, т. е. нормотворчество.
Одним из самых перспективных направлений изучения продуктивных проявлений личности является разработка проблемы о том, каким образом личностью осуществляется выбор тех или иных социальных ролей, какое значение приобретает опробование личностью себя в различных ролях для процесса «строительства личности». Кардинальное отличие процесса социализации ролей в ходе онтогенеза от сознательного выбора личностью социальной роли состоит в том, что в первом случае роль овладевает личностью, а во втором личность овладевает ролью, использует роль как инструмент, как средство для перестройки своего поведения в различных ситуациях. Пока единственным подлинно психологическим исследованием, выполненным в русле этого направления, является монография Ю. М. Лотмана «Александр Сергеевич Пушкин» (1982). В своем исследовании Ю. М. Лотман изображает противоречивый процесс «строительства личности» А. С. Пушкина как непрестанное опробование, поиск себя в разных типах поведения, жизни в разных жизнях. Входя в разные круги общения, в разные социальные группы поэт приобретает способность гибко перестраивать свою личность, меняться в разных ситуациях. При этом Ю. М. Лотман подчеркивает: «Личность поэта, конечно, едина и, бесспорно, связана с широким кругом впечатлений, подступающих из внешнего мира. Однако будучи включена в различные общественные связи, она говорит с миром на многих языках, и мир отвечает ей различными голосами. В результате один и тот же человек, входя в разные коллективы, меняя целевые установки, может меняться — иногда в очень значительных пределах» (1982, с. 63—64). Эти перемены — необходимое условие поиска своего места в мире, постижение через изменение различных типов поведения личностного смысла этих типов поведения в жизни личности. «Поведение Пушкина, — пишет Ю. М. Лотман, — отличалось своеобразием: оно подразумевало не ориентацию на какой-либо один тип поведения, а целый набор возможных «масок», которые поэт варьировал, меняя типы поведения. В Одессе, когда смена стилей поведения и как бы «перемена лица» в обществе Раевского превратилась в своеобразную игру, сама природа романтического поведения стала осознанным фактом. Это повлекло два рода последствий. С одной стороны, поэт получил возможность взглянуть на романтическую психологию извне, как на снятую маску, что закладывало основы взгляда со стороны на романтический характер и объективного его осмысления. С другой, именно в бытовом поведении оформилась «игра стилями», отказ от романтического эгоцентризма и психологическая возможность учета чужой точки зрения. . Пушкин учится смотреть на мир глазами другого человека, менять точку зрения на окружающее и самому, меняясь, включаться в разнообразные ситуации» (1982, с. 116—117). Вряд ли сейчас можно дать более исчерпывающую психологическую характеристику значения выбора тех или иных ролей, а тем самым, и типов поведения для понимания механизмов развития индивидуальности личности. В этой характеристике выделены, во-первых, функция роли как средства овладения поведением в определенной жизненной ситуации; во-вторых, функция смены ролей в познании различных фактов действительности и ломке устойчивых культурных стереотипов; в-третьих, значение смены ролей для преодоления личностного эгоцентризма, возможности встать в рефлексивную позицию к самому себе, а, тем самым, переосмыслить свое отношение к себе и к окружающей тебя действительности. Из всего сказанного вытекает радикальное изменение функционального значения социальной роли в проявлениях поведения личности как субъекта деятельности: если заданная личности в процессе социализации роль, являясь образцом социально-типичного поведения, выражает тенденцию в системе «личность в группе» к сохранению данной системы, то выбранная личностью роль, выступая как средство овладения поведением и переосмысления действительности, выражает тенденцию данной системы к изменению, в частности, к опробованию пригодности наличных образцов социально-типического поведения в изменившихся жизненных ситуациях.
При анализе этих проявлений личности на полюсе «преобразования себя» нельзя обойти еще одну попытку изучения поведения личности в тех предельных критических ситуациях, когда преобразование ситуации извне не снимает конфликта. «Критическая ситуация в самом общем плане должна быть определена как ситуация невозможности, т. е. такая ситуация, в которой субъект сталкивается с невозможностью реализации своих стремлений, мотивов, ценностей — всего того, что может быть названо внутренними необходимостями его жизни» (Василюк, 1981, с. 4). Выходом из этих критических жизненных ситуаций вроде стресса, фрустрации, конфликта и кризиса является совершенно особая деятельность — деятельность переживания от термина «пережить», например, пережить смерть близкого человека, в ходе которой производится новый приемлемый для личности смысл его жизни. Однако и на эту особую деятельность, продуктом которой является смысл, полностью распространяются высказанные А. Н. Леонтьевым и С. Л. Рубинштейном положения, согласно которым перевороты в жизни личности опосредствуются, а не производятся сознанием. Производятся же они действиями субъекта (Леонтьев, 1977 с. 217). «Своими действиями, — выражает схожую мысль С. Л. Рубинштейн, — я непрерывно взрываю, изменяю ситуацию, в которой я нахожусь, а вместе с тем непрерывно выхожу за пределы самого себя. Этот выход за пределы самого себя не есть отрицание моей сущности, как думают экзистенциалисты, это — ее становление и вместе с тем реализация моей сущности. » (1973, с. 344).
Положения о формировании личности как непрерывном выходе за пределы самого себя (С. Л. Рубинштейн), об отказе от традиционного для эмпирической психологии «птолемеевского» понимания человека в пользу «коперниканского», ищущего «Я» человека не под поверхностью кожи индивида, а в его бытии, во взаимосвязях людей в обществе (А. Н. Леонтьев), в последнее время получили свое развитие в разрабатываемой А. В. Петровским и В. А. Петровским концепции «личностных вкладов». Что является продуктом активности личности как субъекта деятельности, осуществляющей смысловое отношение личности к другим людям? Как может быть охарактеризована сама эта активность, принципиально отличная от нормативно-заданной деятельности и ее конечных эффектов? И, наконец, в каких формах представлены в других личностях экстериоризованные продукты этой активности? В концепции «личностных вкладов» намечаются ответы на указанные вопросы и ведутся поиски методических схем анализа «личностных вкладов». С точки зрения этих исследователей личность продолжает свое существование «по ту сторону» актуального общения и совместной деятельности в форме инобытия индивида в других людях, вольно или невольно производя своей активностью преобразования в их личностях, внося в них значимый для их жизни личностный вклад. «Сущность этой идеальной представленности в других людях, этих «вкладов» — в тех реальных смысловых преобразованиях, действенных изменениях интеллектуальной и аффективно-потребностной сфер личности другого человека, которые производит деятельность человека или его участие в совместной деятельности. Инобытие индивида в других людях — это не статичный отпечаток. Речь идет об активном процессе, о своего рода «продолжении себя в другом». Здесь схватывается важнейшая особенность личности (если она действительно личность) обрести вторую жизнь в других людях. » (А. В. Петровский, В. А. Петровский, 1982, с. 47). Описывая активность, посредством которой осуществляются личностные вклады, авторы говорят о деяниях личности, желая тем самым подчеркнуть непреднамеренный, не заданный заранее характер произведенных этой активностью в другой личности смысловых преобразований.
В деяниях происходит персонализация личности. В данном контексте предпочтительнее говорить не о персонализации, а об актуализации себя в других. Не «самоактуализация» в смысле гуманистической психологии А. Маслоу и Г. Олпорта, а актуализация себя в других представляет собой основной путь развития индивидуальности личности. Индивидуальность личности, являющаяся продуктом актуализации себя в других, себя для других, столь же резко отличается от индивидуалистичности, как деяния горьковского Данко, обретшего бессмертие в других людях, отличаются от приспособленчества чеховского «Человека в футляре», полностью отгородившегося от мира. Каждая личность как субъект деятельности может осуществить посредством деяний личностные вклады. Что же касается деяний тех личностей, которых представители гуманистической психологии называют «растущей верхушкой общества», — то все это не исключения, а лишь те случаи, в которых самоотдача личности проявляется особенно ярко. Деяния декабристов, вышедших на Сенатскую площадь, деяния таких мыслителей как Джордано Бруно, всегда идущие вопреки адаптивным побуждениям индивида и прагматическим интересам личности, более заметны, но по своей психологической природе вряд ли отличны от будничной повседневной работы революционеров, часто остававшихся безызвестными, которые отдали свою жизнь ради рождения нового общества.
Таким образом, концепция личностных вкладов позволяет выделить тот полюс продуктивных проявлений личности как субъекта деятельности, который условно обозначен как «преобразование других». Преобразуя других, строя себя в процессе этих преобразований человеческое «Я» вовсе не растворяется в системе взаимосвязей людей в обществе, а, напротив, как отмечает А. Н. Леонтьев, обретает и проявляет в ней силы своего действия.
2. Инструментальные проявления личности как субъекта деятельности. К инструментальным проявлениям личности относятся, как уже отмечалось, способности и характер. Детальный обзор различных подходов к способностям и характеру можно найти в исследованиях А. Г. Ковалева, В. Н. Мясищева (1957), В. А. Крутецкого (1972), Н. Д. Левитова (1970) и К. К. Платонова (1972). Поэтому сосредоточим внимание прежде всего на вопросах, которые встают при рассмотрении характера как инструментального проявления личности. К числу этих вопросов относятся следующие: В каких областях психологии наиболее полно собрана и отражена феноменология характера? Можно ли говорить о той или иной типологии характера как универсальной, абстрагируясь от стоящих перед исследователем прикладных задач? В каких единицах может быть проведен анализ характера? Как соотносятся личность, характер и индивидуальный стиль личности? Каков генезис характера? В каких формах человеческого движения характер находит свое наиболее яркое воплощение?
Начнем с первого из указанных вопросов. Феноменология характера наиболее ярко представлена в клинической психологии и психиатрии. Именно обращаясь к феноменологии характера, накопленной прежде всего в психиатрии, психологи пытаются разрабатывать общие теоретические и методические подходы к проблеме характера. Подобного рода источник феноменологии, естественно, накладывает весьма своеобразный отпечаток на самые различные учения о характере. Сильной стороной восходящей к психиатрии и клинической психологии линии изучения характера является, в первую очередь, реальность, осязаемость полученных в этих областях фактов в отличие от лабораторных описаний характера, которые представляют собой не более чем тени жизненных проявлений характера личности. Пожалуй, одно из самых красочных описаний феноменологии характера в советской науке мы находим в исследованиях известного отечественного психиатра П. Б. Ганнушкина, в его учении о конституционных психопатических личностях. По сути, в своем генезисе из этого учения вырастают и современные представления об акцентуированных личностях К. Леонгарда (1981), и о типах акцентуации характера в подростковом возрасте А. Е. Личко (1983). Исследования А. Е. Личко представляются наиболее психологичными, даже по сравнению с очень схожими и являющимися непосредственной основой для концепции А. Е. Личко работами К. Леонгарда. Наибольшая психологичность клинической концепции характера А. Е. Личко объясняется несколькими причинами. Во-первых, автор этой концепции предпринимает попытку рассмотреть акцентуации характера через призму общепсихологической теории отношений В. Н. Мясищева. Во-вторых, изучение акцентуаций характера, т. е. отдельных чрезмерно усиленных черт характера — это изучение крайних вариантов нормы. И, в-третьих, сам объект исследований А. Е. Личко — характер подростка — так или иначе побуждает его обращаться к вопросам о формировании характера. Однако из этого же источника, откуда черпаются сильные стороны клинических описаний и типологий характера, проистекают и уязвимые моменты этого подхода. Самые различные представители клинических типологий характера, как правило, ограничиваются описанием феноменологии, которая может послужить основой для постановки диагноза. Если же речь заходит о разработке представлений о формировании характера, то они ведутся исключительно в рамках теорий конвергенции двух факторов — биологического и социального, причем на первый план постоянно выступают биологические наследственные факторы вроде конституции или темперамента индивида. Иными словами, как уже говорилось, несмотря на все социальные вкрапления, строятся индивидуальные типологии характеров личности. Неудивительно поэтому, что в идущих из клиники классификациях характера личность и характер отождествляются между собой. Даже в тех случаях, когда исследователи проявляют при рассмотрении этого вопроса известную осторожность, как это делает А. Е. Личко, предпочитающий в отличие от К. Леонгарда говорить не об акцентуациях личности, а об акцентуациях характера, они затем выдвигают положение о характере как базисе личности. Движущие силы развития характера оказываются вне их поля зрения. Так, А. Е. Личко, тонко описывая особенности циклоидного типа характера у подростков, ограничивается констатацией, что местом наименьшего сопротивления у них является ломка жизненного стереотипа при переходе от школьной опеки к свободной жизни в вузе. И, наконец, как бы психологичны ни были основанные на клинических данных классификации характера, в них осознанно или неосознанно представления о характере в норме строятся по образу и подобию модели характера в патологии. Все сказанное в адрес клинических типологий характера ни в коей мере не имеет своей целью их критику. Указанные моменты заслуживают критики лишь тогда, когда клинические типологии характеров привносятся в психологию личности и принимаются за образец.
Все клинические классификации характеров, как и вообще большинство любых классификаций, представляют не нечто раз и навсегда данное, универсальное, а зависят от прикладных целей строящего типологию характеров исследователя. В связи с этим изучая одного и того же человека в клинике, психологи обнаруживают у него истероидный тип характера, а исследуя его как потенциального руководителя коллектива — авторитарный стиль руководства. Безусловно, что подобные созданные по разным основаниям типологии в принципе могут пересекаться между собой, но, как бы они ни пересекались, они так и останутся разными описаниями феноменологии характера одной и той же личности, сведутся к разным вариациям статичных черт.
В связи со всем сказанным становится очевидным, что при разработке представлений об индивидуальном характере общепсихологическая теория личности, клинические и художественные описания характеров должны двигаться навстречу друг к другу, причем в силу исторически сложившихся обстоятельств большую часть этого пути предстоит вначале пройти общепсихологической теории личности. При рассмотрении характера как инструментального проявления личности под характером понимается фиксированная форма выражения смыслового опыта, актуализирующаяся в присущем данной личности индивидуальном стиле действования, посредством которого достигаются те или иные ее мотивы. Такое понимание характера основывается, в первую очередь, на представлениях о характере Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна и Д. Н. Узнадзе. С точки зрения всех этих ученых, разрабатывающих динамический подход к изучению характера, единицами анализа характера являются динамические тенденции личности, фиксированные обобщенные установки личности (Выготский, 1983; Рубинштейн, 1935). Установки, выступающие как единицы анализа характера, обладают рядом особенностей. Во-первых, фиксированные смысловые установки как бы сохраняют во времени, несут в себе ведущие отношения личности к действительности, тем самым определяя относительную устойчивость поведения личности. Во-вторых, в фиксированных латентных смысловых установках личности, как и в любых установках, содержится эскиз, проект будущего действия, всегда предшествующий его реальному воплощению. В силу этого смысловые установки могут актуализироваться при встрече с соответствующей этому эскизу ситуацией и проявляться в индивидуальном стиле деятельности личности. В-третьих, динамика установок, их судьба в процессе деятельности позволяет понять формирование характера личности, его генезис. Еще одна отличительная особенность фиксированных смысловых установок заключается в том, что они, актуализируясь, могут проявляться в моторике человека. Речь идет не о двигательно-моторной, фазической активности, посредством которой реализуются предметно-практические действия и операции, нацеленные на преобразование внешней действительности, а о фактически неизученной позно-тонической активности. Известны две попытки исследования позно-тонической активности как материального субстрата смысловых установок личности. Одна из них принадлежит А. Н. Леонтьеву и А. В. Запорожцу (1946), которые для обозначения позно-тонической активности ввели термин «внутренняя моторика», другая — французскому психологу А. Валлону. А. Н. Леонтьев и А. В. Запорожец обратили внимание на то, что в позе человека, в его походке выражается личностная установка субъекта, его уникальный смысловой опыт. «Если объективно-предметное содержание действия находит свое воплощение главным образом в срочных фазических компонентах, то личностно-смысловое содержание этого действия выражается в его позно-тонических компонентах. Такие позно-тонические изменения, выражающие отношение субъекта к объекту были выделены . и обозначены термином «внутренняя моторика» (Запорожец, 1960). Сходные идеи были высказаны А. Валлоном. Л. И. Анцыферова, рассказывая о его взглядах, пишет: «В специфике поз, в динамике их смены отчетливо проявляются психодинамические характеристики и личностные свойства человека. Достаточно вспомнить позу человека, испытывающего напряжение в социальных ситуациях: охватывая себя руками, прижимая их к телу, он как бы отгораживается ими от других, а ноги прячет под стул. Совсем иные позы у человека, уверенного в себе и доверительно относящегося к социальному миру — свободное спокойное положение его тела, чуть откинутая в сторону рука с полуоткрытой ладонью создают впечатление не только открытости человека миру, но и приближенности его к своим собеседникам.
В постурально-тонических установках человека — в симультанном, до предела сжатом виде — содержится будущая кинематика его действий. В этих установках отчетливо выражается эмоционально-аффективное отношение личности к событиям» (1981, с. 155). Обозначенные попытки изучения позно-тонической активности как материального субстрата, в котором проявляются смысловые установки, так и остались только попытками. Между тем, именно позно-тонические выражения характера личности служат тем зримым «языком», посредством которого происходит невербальная коммуникация. Опора на эти позно-тонические проявления, овладение ими — один из методических путей преобразования характера, его перестройки в процессе общения личности и ее деятельности.
Одной из наиболее перспективных гипотез, описывающих судьбу возникновения характера, является гипотеза С. Л. Рубинштейна о происхождении характера из ситуационно-обусловленных мотивов. «Узловой вопрос, — писал С. Л. Рубинштейн, — это вопрос о том, как мотивы (побуждения), характеризующие не столько личность, сколько обстоятельства, в которых она оказалась по ходу жизни, превращаются в то устойчивое, что характеризует данную личность. Для того, чтобы мотив (побуждение) стал личностным свойством, «стереотипизированным» в ней, он должен генерализироваться по отношению к ситуации, в которой он первоначально появился, распространившись на все ситуации, однородные с первой, в существенных по отношению к личности чертах.
Каждое свойство характера всегда есть тенденция к совершению в определенных условиях определенных условиях поступков (1973, с. 249). Конкретизируя эту гипотезу С. Л. Рубинштейна в контексте представлений об уровневой природе установок личности необходимо специально подчеркнуть, что фиксируются и как бы поднимаются над конкретной деятельностью только установки, побуждаемые смыслообразующими мотивами личности. Иначе говоря, лишь при условии того, что мотив имеет особую ценность для личности, актуализируемая им смысловая установка генерализируется к различным ситуациям, превращается в характерологическую черту личности, а затем сама определяет выбор личностью различных возможных мотивов ее деятельности. При этом нередко случается так, что при достижении различных мотивов складывается ситуация противоборства между личностью и характером. Личность вступает в отношение к характеру как чему-то внешнему, с чем волей неволей приходится считаться при выборе путей достижения главных жизненных целей. Сколь часто приходится встречаться с людьми, которые сетуют на свой несносный характер, но вряд ли удастся найти хотя бы одного человека, который бы жаловался на свою личность. И неслучайно некоторые люди, поставившие своей целью перестройку характера, тратят на это целые годы. Подобные отношения между личностно-смысловой сферой, т. е. планом содержания личности, и характером — планом выражения личности, инструментального проявления личности как субъекта деятельности, — недвусмысленно свидетельствуют о существовании единства, но не тождества личности и характера.
Итак, выше очерчены основные особенности и феноменология продуктивных и инструментальных проявлений личности как субъекта деятельности, т. е. проявлений индивидуальности личности. При анализе этих проявлений индивидуальности постоянно необходимо иметь в виду, что между продуктивными и инструментальными сферами индивидуальности вовсе не существует непроходимой границы. Взаимоотношения между этими проявлениями индивидуальности подвижны. Так, например, интеллектуальные способности личности, проявляющиеся при решении творческих задач, могут привести к ломке личностных стереотипов, к изменению самосознания личности. В свою очередь, выработанные при преодолении проблемных ситуации приемы психологической защиты могут стереотипизироваться и стать неотъемлемыми характеристиками индивидуального стиля личности. Анализ взаимопереходов между продуктивными и инструментальными проявлениями личности как субъекта деятельности представляет собой одну из проблем дальнейшего изучения психологии индивидуальности.
3. Индивидуальность личности и прикладная психология. Последние годы развития советской психологии стали периодом зарождения совершенно новой сферы психологической практики. Наряду с такими областями прикладной психологии как медицинская психология, инженерная психология и психология труда, юридическая психология, психология пропаганды и т. д. буквально на наших глазах стали закладываться основы службы психологического обслуживания населения — психологическая служба семьи, психологическая служба школы, социально-психологическая служба помощи личности в критических жизненных ситуациях и т. п. (см. Амбрумова и др., 1981; Бодалев, Обозов, Столин, 1981). Появление психологических служб — не дань быстротечной моде, а веление времени. В системе этих служб психолог начинает выступать уже не только как консультант и помощник педагогов, инженеров, врачей, юристов и т. д., а сам непосредственно становится работником сферы духовного производства личности. Подобное изменение профессиональной роли психолога накладывает на современного психолога гораздо большую ответственность перед обществом, перед каждым человеком, который обращается к нему за помощью и, тем самым, связывает с ним свою судьбу. В подобной ситуации каждая практическая рекомендация должна опираться на тщательно разработанные представления о закономерностях развития и формирования личности, о психологической природе индивидуальности. И прежде всего это требование относится к той сфере духовного производства, в которой проверяется действенность любых психологических представлений о личности, — сфере воспитания нового человека.
Психологическим объектом воспитания является смысловая сфера личности — личностные смыслы и выражающие их в поведении личности смысловые установки. Указанное понимание психологического объекта воспитания позволяет не только более отчетливо осознать различие между обучением и воспитанием, но и охарактеризовать основные черты тех методических принципов, посредством которых можно наиболее эффективно проводить воспитательную работу с личностью. Так, если в процессе обучения, в котором осуществляется преимущественно передача значений, вербальные методы могут быть использованы достаточно широко, то в воспитании вербальные методы, нередко выливающиеся в форме избитых нравоучений и апеллирующие к «только знаемым» мотивам личности, мало эффективны. Этот момент удачно иллюстрирует А. У. Хараш на примере изучения пропагандистского воздействия. Он описывает смену социальных установок, связанных с предрассудками, в которых сравнивались по эффективности два типа коммуникативных воздействий — «информационные», насыщенные множеством направленных на утверждение требуемого тезиса фактов, и «интерпретационные», содержащее собственное отношение коммуникатора к проблеме, его трудности, т. е. несущее саму личность коммуникатора. В первом случае передается закрытый деперсонифицированный тест, а во втором — вся информация пристрастна, окрашена индивидуальностью коммуникатора. Оказалось, что влиянию «информационного» воздействия поддались 29% испытуемых, а «интерпретационного» — 82% (Хараш, 1978).
Здесь необходимо специально оговориться, уточнить представление о вербальных воздействиях. Под вербальными воздействиями имеются в виду лишь воздействия посредством текста, через которые передается система значений, сумма знаний о действительности, а не процесс общения, выражающий личностные смыслы, и мотивы вступившего в общение человека (см. Леонтьев, 1974; Хараш, 1978). Например, специфика такой особой деятельности общения как искусство в том и состоит, чтобы, по выражению А. Н. Леонтьева, суметь побороть равнодушие значений, прорваться за «значенческий» выражающий стереотипы слой восприятия и поведения и передать личностные смыслы. Именно искусство является одним из самых могучих источников переплавки смысловой сферы личности.
Из всего сказанного вытекает, что с помощью чисто вербальных методов вряд ли удастся построить процесс воспитания личности, сформировать мировоззрение личности. Ведь мировоззрение — это не просто сумма знаний о мире. Мировоззрение представляет собой систему взглядов на мир, приобретших личностный смысл, т. е. взглядов, составляющих ядро индивидуальности личности.
Существенное продвижение в разработке проблемы воспитания личности произойдет в том случае, если в основу методических приемов воспитания будет положен описанный выше принцип деятельностного опосредствования динамических смысловых систем. Общая идея этого принципа состоит в том, что ключ к формированию, перестройке и коррекции личности лежит в организации и изменении личностно-значимой деятельности субъекта. Эта идея, по сути, положена в основу практики таких педагогов как А. С. Макаренко и В. С. Сухомлинский. Яркие примеры того, что изменение личностного смысла всегда опосредствовано изменением деятельности человека и не поддается прямому воздействию вербальной информации, приведены в «Педагогической поэме». Так, А. С. Макаренко повествует, что его первые воспитанники выслушали его речь о том, что необходимо решительно переменить образ жизни, с ироническими улыбками. Позднее, вспоминая об этом печальном опыте, А. С. Макаренко писал: «Не столько моральные убеждения и гнев, сколько вот эта интересная и настоящая деловая борьба дала первые ростки хорошего коллективного тона» (1971, т. 1, с. 41). Только в деловой борьбе произошло у воспитанников А. С. Макаренко изменение личностного смысла. Деловая борьба, совместная деятельность сыграли решающую роль там, где оказались бессильны уговоры и убеждения.
Подобного рода опыт выдающихся педагогов, а также уже упоминавшиеся выше экспериментальные исследования позволяют заключить, что в фундамент прикладной психологии личности должен быть положен методический принцип деятельностного опосредствования динамических смысловых систем. Выбор этого методического принципа как в психологии воспитания, так и в различных видах коррекционной работы ориентирует психолога на поиск методов активного воздействия на личность. Так, например, в воспитательной практике явно недооцененными остаются методы, связанные с изменением позиции ребенка и с использованием методического приема «подстановки себя на место другого в ситуации морального выбора» (см. Бассина, Насиновская, 1977; Петровский, 1978; Спиваковская, 1980; Субботский, 1976). Этот методический прием выпукло выступил при изучении таких проявлений гуманных отношений ребенка к сверстнику в ситуациях его наказания и награды как сострадание и сорадование (Абраменкова, 1980). Оказалось, что лишь поставив себя на место другого в ситуации его наказания и награды и идентифицировавшись с ним ребенок начинает сопереживать другому человеку. Значение психологического механизма «подстановки себя на место другого», познавательной и нравственной «децентрации» ребенка, следующим образом раскрывает Д. Б. Эльконин: «Дело не только в том, что в игре развиваются или заново формируются отдельные интеллектуальные операции, а в том, что коренным образом изменяется позиция ребенка в отношении к окружающему миру и формируется самый механизм возможной смены позиции и координации своей точки зрения с другими возможными точками зрения» (1978, с. 282). Методический прием «подстановки себя на место другого» до сих пор применялся в психологии исключительно в исследовательских целях, в частности для изучения познавательного эгоцентризма и эмоциональной идентификации. Между тем, использование в практике воспитания системы методик, построенных на этом методическом приеме, может оказать существенную помощь в решении такой задачи воспитания как преодоление нравственного эгоцентризма личности и формирование у человека способности сопереживать другим людям.
Психодрама, социодрама, деловые игры, социально-психологический тренинг — вот далеко не полный перечень методических средств, которые могут быть организованы с опорой на принцип деятельностного опосредствования динамических смысловых систем и внедрены в практику духовного производства личности. Используя эти методические средства психолог реально включится в процесс воспитания личности, в процесс рождения гражданина (Сухомлинский, 1971).
А что же значит быть личностью, быть гражданином?
Быть личностью — это значит иметь активную жизненную позицию, о которой можно сказать: на том стою и не могу иначе. Быть личностью — это значит осуществлять выборы, возникающие в силу внутренней необходимости, сметь оценить последствия принятого решения и держать за них ответ перед собой и обществом, в котором живешь. Быть личностью — это значит постоянно строить самого себя и других, владеть арсеналом приемов и средств, с помощью которых можно овладеть своим собственным поведением, подчинить его своей власти. Быть личностью — это значит обладать свободой выбора и нести через всю свою жизнь бремя выбора.
Глава I. Проблема личности и методология науки … 5
Глава II. Природа, общество, личность … 20
Глава III. Органические предпосылки развития личности … 26
Глава IV. Общество — источник развития личности … 32
источник
Такой подход необходимо приводит к положению об общественно-исторической сущности личности. Положение это означает, что личность впервые возникает в обществе, что человек вступает в историю (и ребенок вступает в жизнь) лишь как индивид, наделенный определенными природными свойствами и способностями, и что личностью он становится лишь в качестве субъекта общественных отношений. Иначе говоря, в отличие от индивида личность человека ни в каком смысле не является предсуществующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается. Исследование процесса порождения и трансформаций личности человека в его деятельности, протекающей в конкретных социальных условиях, и является ключом к ее подлинно научному психологическому пониманию.
1. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л., 1968.-214 с.
2. Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического анализа. М., 1988- 124 с.
3. Кон И.С. Социология личности. М., 1967-243с.
4. Ковалев А.Г. Психология личности. М., 1970-211 с.
5. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975-186 с.
6. Личность и массовые коммуникации. Вып. 111. Тарту, 1969-342 с..
7. Парыгин Б.Я. Основы социально-психологической теории. М., 1971.
8. Платонов К.К. Личность как социально-психологический феномен // Социальная психология.М.,1975-212 с..
9. Платонов К.К. Социально-психологический аспект проблемы личности в истории советской психологии // Социальная психология личности. М., 1979-86 с.
10. Психология развивающейся личности. М., 1987-242 с..
11. Смелзер Н. Социология. М., 1994- 134 с..
12. Шорохова Е.В. Социально-психологическое понимание личности // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975-178 с.
13. Магун В.С. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983
14. Братченко С.Л. Диагностика личностно-развивающего потенциала. Псков, 1997.
15. Бодалев А.А. Психология межличностных отношений//Вопросы психологии. 1993. №2. С.86-91.
16. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб, 1997.
17. Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. М., 1982.
18. Головаха Е.И., Кроник А.А. Психологическое время личности. Киев, 1984
19. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Психология человека. М., 1996
20. Божович Л.И. Проблемы формирования личности. М.; Воронеж, 1995
21. Котова И.Б., Шиянов Е.Н. Социализация и воспитание. Ростов н/Д, 1997
22. Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969
23. Столин В.В. Самосознание личности. М., 1983
24. Петровский А.В. Личность. Деятельность. Коллектив. М., 1982
25. Мерлин В.С. Структура личности: характер, способности, самосознание. Пермь, 1990. С. 81-106
[1] Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л., 1968.-214 с. [2] Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического анализа. М., 1988- 24 с. [3] Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического анализа. М., 1988- 124 с. [5] Асмолов А.Г. Личность как предмет психологического анализа. М., 1988- 124 с. [6] Кон И.С. Социология личности. М., 1967-243с. [7] Парыгин Б.Я. Основы социально-психологической теории. М., 1971. [8] Ковалев А.Г. Психология личности. М., 1970-211 с. [9] Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975-186 с. [10] Платонов К.К. Личность как социально-психологический феномен // Социальная психология.М.,1975-212 с. [11] Психология развивающейся личности. М., 1987-242 с. [12] Психология развивающейся личности. М., 1987-242 с. [13] Смелзер Н. Социология. М., 1994- 134 с.источник