Анализ мифа как источника знаний

Многообразие путей познания мира

В истории науки о знании и познании рассматривались различные виды знаний. Так, в античные времена было установлено различие междузнаниеми мнением.Если мнение не обязательно носит достоверный характер, то знание достоверно по определению. Мнение обычно относится к единичным объектам, тогда как знание охватывает общие свойства ряда сходных объектов. Мнение может меняться, оно неустойчиво, а знанию присущи устойчивость и всеобщий характер. Античные ученые нередко отождествляли знание с истиной разума — идеями.
Средневековье особенно волновал вопрос о соотношении знанияи веры.Главное различие между ними усматривалось в доказательности. Если вера таковой не предполагает, то знание требует строгой, логической аргументации.
Успехи естественных наук в Новое время привели к отождествлению знания и науки. Научное знание становилось основным объектомгносеологии —теории познания. Но именно с этого времени существует разделение знания на различные виды: обыденное, мифологическое, философское, религиозное, художественно-образное.
Действительно, в мире знания переплетаются рациональное и чувственное, логичное и алогичное, научное и ненаучное. До того, как сформировалась наука, существовали и иные способы познавательного отношения к миру. Но и с развитием науки даже сегодня, в начале XXI в., большинство людей черпают многие сведения о мире отнюдь не из научных трактатов. Наряду с наукой как способом познания мира существуют и другие пути познания. О них речь в данном параграфе.

Самым ранним способом понимания природной и общественной действительности был миф. Кто из нас не восхищался поэтичностью, волшебством мифов древних народов? Миф — это всегда повествование, причем истинность его не подлежала сомнению, а содержание всегда так или иначе было связано с реальной жизнью людей. В отличие от науки, которая стремится объяснить мир, установить взаимосвязь между причиной и следствием, миф заменяет объяснение рассказом о происхождении, творении мироздания или его отдельных частей.
Все происходящее в мифе приобретает значение своеобразного образца для воспроизведения. Он как бы совмещает в себе обязательный рассказ о прошлом и объяснение настоящего и будущего. Так, в греческой мифологии происхождение науки, знаний о мире объясняется подвигом Прометея.
В мифах, наряду с рассказами, повествованиями о событиях, важных для людей, утверждалась и принятая в данном обществе система правил и ценностей. Это было своеобразное моделирование человеческого поведения в определенных условиях.Сами мифы служили особой «лабораторией» человеческой мысли, в которой были накоплены и систематизированы в определенном порядке социально одобренные образцы поведения на все случаи жизни.
Какие же сведения об окружающем мире содержали в себе мифы? Прежде всего в них описывались творения мира, животных, людей, происхождение природных сил, особенности рельефа, различные обычаи и обряды. Вероятно, вы можете припомнить такие мифы. Во многих из них творение изображалось как «добывание» героем элементов культуры (например, путем похищения у первоначальных хранителей) или как изготовление творцом. Так, в Древнем Междуречье существовал миф о первых мудрых правителях-полубогах, которые будто бы научили людей всем достижениям техники и культуры.
Процесс творения мира часто представлялся как превращение хаоса в космос путем постепенного упорядочения, которое сопровождалось борьбой богов или героев с демоническими силами. Описывалось отделение неба от земли, выделение суши из первичного океана, появление трех миров: небесного, земного и подземного.
Знания о смене времен года содержались в календарных мифах и были связаны с повествованием об умирающих и о воскресающих богах и героях (Осирисе, Деметре, Персефоне и др.).
У некоторых народов еще в древности существовали так называемые эсхатологические мифы, описывающие грядущую гибель космоса, за которой следует или не следует его возрождение. Идеи гибели космоса или его частей присутствуют в мифах о потопе, который посылают всемогущие боги для испытания людей, давая возможность спастись отдельным представителям рода человеческого.
Наряду с космическими темами в мифах присутствовали биографические мотивы: рождение, посвящение в полновозрастной статус, брак, смерть мифологических героев. Все эти мифы содержали описания определенных испытаний, через которые герои успешно проходили. Вокруг некоторых мифологических героев складывались целые циклы, как и вокруг отдельных исторических персонажей. Пример первого типа мифов — мифы об Одиссее, Тезее, Геракле. Пример мифов о реальных событиях — мифы о Троянской войне, о которой известно не только по дошедшим до нас сказаниям, но и по данным раскопок немецкого археолога Г. Шлимана.
Мифы, очищенные от ритуала и элементов святости, дали начало сказкам. К мифам же восходит и древний героический эпос, т. е. сказание о прошлом, содержащее целостную картину жизни народа. Самыми известными примерами героического эпоса, тесно связанного с мифологией, являются «Илиада», «Одиссея», «Махабхарата», «Рамаяна», калмыцкий эпос «Джан-гар» и т. п. Былинные богатыри русского народа также напоминают героев биографических мифов.
Мифы, сказки, эпос служили своего рода способом сохранения жизненного опыта народов. При этом запоминались не только представления о действительности, но и приемы мышления, которые помогали ориентироваться в окружающем мире.

Постигая мифы своего народа, индивид начинал соотносить свой личный опыт с родовым опытом коллектива, сообщества людей. В дописьменную эпоху мифы были вместилищем социальной памяти. Это была своеобразная «живая память», сохранявшая совокупность знаний, умений, опыта, накопленного не одним поколением людей.
Уже в XX в. в исследовании мифов сформировалось несколько направлений. Так, Дж. Фрезер считал мифы ритуальными текстами, в которых все не случайно, всему свое место и время. От этих текстов нельзя отступать, а их истинный смысл доступен немногим, да и он является через откровение. Сторонники иного направления (функционалисты) видели в мифе способ поддержания определенного порядка, который связывает воедино не только общность людей, живущих в одно время и в одном месте, но и их предков. Функция мифа — обеспечивать преемственность культуры племени (народа).
Мифологические представления древних людей об устройстве мира, деяниях богов и героев остались в прошлом. Но некоторые черты мифологического сознания сохраняются и поныне. Многие из нас по-прежнему верят, что с помощью нескольких простых идей можно объяснить все многообразие мира.
В XIX в. эту роль приписывали идеям «чистоты рас», «государства всеобщего благоденствия», «царства всеобщей свободы» и т. д. И сегодня одних известных людей общественное мнение героизирует, а других демонизирует. Люди по-прежнему ждут «культурного героя», который откроет перед ними новые, невиданные возможности.

«И ОПЫТ, СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ. »

Особым способом познания мира является жизненная практика, опыт повседневной жизни.Издавна люди не только стремились объяснять мир в целом, но и просто трудились, мучились неудачами, добивались результатов. При этом они накапливали и определенные знания. В отличие от науки, где знания — самоцель, в практическом опыте они представляют собой «побочный продукт». Например, человек, живший на берегу реки или озера, строил корабль, лодку для плавания по волнам. Основным результатом такой деятельности должно было стать судно, а побочным — знание о том, какое дерево взять, как и чем его обработать, какую форму придать плавучему средству передвижения. При этом закон Архимеда не был известен строителю судна. Но если лодка получалась удачной, то, скорее всего, правила, по которым она была построена, вполне соответствовали научным положениям, пусть даже неизвестным строителю-практику. Массу знаний практического характера давала людям деятельность ремесленника, земледельца, повара, лекаря, винодела, строителя и т. д. Способом формирования практического знания являлось ученичество у опытного наставника, мастера, умельца.
Практическому знанию, возникающему в ходе накопления опыта, соответствует и свой язык. Припомните: «на глазок», «чуть-чуть», «щепотку» и т. п. Попробуйте точно определить в граммах, минутах, сантиметрах, сколько это. Профессиональное мастерство обладателя такого практического знания требует способности определять микроны и миллиграммы, доли секунды; умения ориентироваться во всем многообразии инструментов, материалов, условий труда при помощи памятных знаков, привычки, сноровки.
Большинство практических знаний не претендует на теоретическое обоснование и обходится без него. Сегодня трудно найти ребенка, который не умеет пользоваться телевизором, хотя вряд ли он знает принципы передачи изображения на расстояние. Каждый сможет завязать шнурки и при этом обойтись без всякой научной теории.
В процессе приобретения жизненного опыта человек усваивает не только практические знания, но и оценки, нормы поведения, причем усваивает их как бы исподволь, без специальных усилий, действуя по образцу. Оценочные знания, связанные с повседневным опытом, иногда называют духовно-практическими. От них один шаг до народной мудрости.

Дата добавления: 2014-11-25 ; Просмотров: 4889 ; Нарушение авторских прав? ;

Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет

источник

Будучи объектом постоянного интереса со стороны науки и общества, миф издавна привлекал внимание ученых: философов, культурологов, социологов, политологов, антропологов, этнологов, психологов, лингвистов, семиологов, историков.

Всю имеющую отношение к мифу литературу, в зависимости от степени и характера рассмотрения мифов, можно разделить на три основные группы:

1) источники, содержащие в готовом виде те или иные мифы и утверждающие их без какого либо критического анализа как значимое для общества открытие или как естественную, общепринятую данность. К этой группе следует отнести «сакральные тексты«, многочисленные «образцы» неоязыческой и национальной мифологии, художественные произведения, мемуары, публицистику, отдельные «исследования» по общественным наукам (философия, психология, социология, политология), некоторые правовые документы (например: «Декларация прав человека» или Конституции различных стран), содержащие пропагандистский материал и используемые в определенных идеологических целях;

2) научные работы, в которых помимо основной темы исследования упоминаются те или иные мифы, и может быть дана их краткая оценка именно как мифов;

3) научные исследования в области общественных наук, в которых предпринимаются попытки анализа тех или иных мифов, мифологем, современной мифологии в целом.

В этом списке для нас особого внимания заслуживают первая и третья группы источников, так как первая группа дает примеры применения и использования мифов, а третья – опыт анализа и подходов в исследовании, а также варианты методов исследования мифов и мифологии в целом.

К первой группе в следует отнести труды просветителей (Дж. Локк, Дж. Гоббс, Вольтер, Ж.-Ж. Руссо и др.), выдающихся мыслителей XIX–XX веков, разрабатывавших мифологические структуры мышления в философии (Ф.В. Шеллинг, Г.В.Ф. Гегель, Ф. Ницше, С. Кьеркегор, А. Бергсон, Н.А. Бердяев, А. Камю, Ж.-П. Сартр и др.), психологии (З. Фрейд, Г. Лебон, К.Г. Юнг, Э. Фромм и др.), не только выдвинувших оригинальные идеи, но и создавших собственную мифологию. Впрочем, им принадлежат также интересные идеи, которые следует включить в третью группу источников, в той или иной степени затрагивающих, исследующих и оценивающих мифы, их роль и место в развитии общества и государства. В данных источниках предлагается и рассматривается методология исследования мифа, анализируются различные его аспекты и определяются возможные подходы.

Исходя из вышеизложенного, видно, что изучение мифа как социокультурного и политического феномена требует от исследователя знаний, находящихся на стыке самых разных сфер культуры и научных дисциплин. И потому тем, кто исследует проблемы культуры «всякий раз нужно с риском для себя пускаться в многие сферы, в которых он не чувствует себя как дома». Понимая это, большинство исследователей предпочитают анализировать миф, не выходя за пределы своей дисциплины. Это существенно сужает и ограничивает их возможности, но зато снижает риск синтеза общих теорий, что делает их выводы более выверенными и основательными, давая возможность «понимать под мифом, мифологией и мифотворчеством все, что сообразуется с их областью знаний». В данном случае, к сожалению, все эти науки в силу своей специфики и определенной довольно жесткой специализации сами ставят себе пределы, ведь к познанию мифа ведут разные пути, а каждая отрасль науки, как правило, предлагает лишь один из них. Но, несмотря на это, открытия в одних гуманитарных дисциплинах неизбежно порождали и порождают отклики в других, подводя к выводу, что у мифа лиц столько, сколько форм его выражения и отражения. Вот почемулюбому, кто хочет разобраться в мифе как социальном явлении приходится использовать разработки, идеи, выводы, ставшие достижением самых разных наук, каждая из которых, ставя цель изучать миф, использует свои возможности, свои методы, свой инструментарий; то, что другие науки заменить или компенсировать не могут.

Отсюда понятно, что исследования, придерживающиеся одного приоритета на всех уровнях анализа мифа, не учитывают его сложность, многослойность, универсальность, многообразие, и уже поэтому ведут к существенным искажениям. В результате те или иные свойства мифа подменяют его как явление, лишая миф его целостности.

О том, насколько это верно, можно судить по тем многочисленным определениям мифа, которые давали и дают его исследователи, опираясь на данные конкретных наук. Так,

 для одних исследователей миф – примитивная попытка объяснить естественный мир (Дж. Фрэзер);

 для других – продукт поэтической фантазии доисторических народов (М. Мюллер);

 третьи понимают миф как поэтическую метафору первобытного образа мышления (Я. Гримм);

 четвертые воспринимают его как хранилище аллегорических указаний, позволяющих личности существовать в сообществе (М. Дюркгейм);

 пятые видят в нем коллективное сновидение, симптоматическое проявление архетипических структур, скрывающихся в глубинах человеческой души (К. Юнг);

 шестые рассматривают его как традиционный носитель метафизических прозрений человека (Камарасвами);

 седьмые характеризуют его как развернутое магическое имя (А.Ф. Лосев).

И данный перечень далеко не исчерпан. При этом все определения настолько различны, что создается впечатление, будто в каждом новом случае речь идет о чем-то совсем ином. Так, исследуя лишь определенные его свойства, миф словно распределяют по отдельным направлениям. Тогда как исследователю, стремящемуся понять миф как можно полнее, нужно опыт разных наук не делить, а умножать и синтезировать.

Другой причиной, ведущей к ограничению возможностей исследования, является изначальная предубежденность исследователя по отношению к мифу, «воспитанная» той или иной научной традицией, когда для удобства рассмотрения под мифом «принято понимать» нечто для исследователя уже привычное. В этом случае исследователь отсекает те сферы существования и проявления мифа, которые оказываются за пределами его понимания, порождая проблему установления границы своего метода, зависящего от изначально заданного отношения к мифу и связанной с этим постановкой проблемы.

Все же главной научной задачей является не констатация различий в подходах и выводах представителей самых разных научных дисциплин, а выделение и суммирование их вклада в общее дело исследования мифа. Кроме того, следует особо оговорить известную и во многом вынужденную условность деления всех исследователей мифа на определенные группы и направления, ведь поместить таких исследователей, как Ю.М. Лотман, К. Леви-Строс, М.М. Бахтин, А.Ф. Лосев, М. Элиаде, в рамки одного научного направления невозможно.

1. Одним из наиболее известных является историко-культурный (антропологический) подход. Его сторонники (Дж. Фрэзер, Э. Тайлор, Л. Леви-Брюль, С.С. Аверинцев, Ф.Х. Кессиди, Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп и др.), продолжавшие традицию разработки понятия мифа применительно к древним и «традиционным» обществам, первыми поставили проблему мифа, отметили его социальную значимость и тем уже вызвали к нему особый интерес. Их главная заслуга заключается в описании механизмов мифотворчества на материале традиционных обществ и первобытных народов, за пределами которых, впрочем, они мифы, как правило, не рассматривали и как мифы не воспринимали.

В рамках данного направления миф в целом рассматривается как:

 выражение бессознательной фантазии первобытного человека;

 своеобразное отражение ритуала и переосмысление древнего магического обряда (Э. Тайлор);

 архаичные повествования о деяниях богов и героев, за которыми стояли фантастические представления о мире, об управляющих им богах и духах (Е.М. Мелетинский);

 сказание, передающее верования древних народов о происхождении мира и явлений природы, о богах и легендарных героях;

 создание коллективной общенародной фантазии, обобщенно отражающей действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций и одушевленных существ, которые мыслятся первобытным сознанием вполне реально (С.С. Аверинцев);

 особый вид мироощущения, специфическое образное, чувственное, синкретическое представление о явлениях природы и общественной жизни, самая древняя из форм общественного сознания (Ф.Х.Кессиди);

 рассказ о божествах или божественных существах, в действительность которых народ верит (В.Я. Пропп).

Как видим, акцент в предложенных определениях делается именно на первобытном сознании. Другое измерение сознания исключается.

Особенно перспективными для этого направления оказались исследования в области сравнительной мифологии (Дж. Кэмпбелл, В. Тэрнер, М. Элиаде, А.М. Пятигорский, Д. Бирлайн и др.), позволившие выявить общие для всех народов закономерности образования и функционирования мифов и определить отношение мифа к традиции. Согласно их выводам мифы:

а) составляли основу культурной традиции, придавая традиции смысл, давая ощущение общего единства, единства человека с обществом, сообществом в пространстве и времени, пронизывая различные сферы жизни и воплощаясь в различных ритуалах;

б) выполняли в древних обществах мировоззренческую функцию, давая ответы на вопросы о происхождении мира и человека, их связи и внутреннем устройстве, о высшем порядке и мировых законах, о тайне жизни и смерти, и многом другом;

в) через культы и ритуалы обеспечивали связь с персонифицированным миром природы, господствующими в нем духами и богами; с прошлым, ушедшими поколениями, с миром мертвых (мифы о единстве общности, о предках, о сменах поколений и эпох), формируя и утверждая традиции почитать умерших, сохранять память о сделанном ими, заботиться о захоронениях, сохранять семейные предания и реликвии.

Значительным достижением в изучении мифа можно также считать разработку структурной типологии мифа, исследование роли бессознательных логических операций, призванных разрешить противоречия человеческого сознания, и, в частности, структурных и функциональных отношений, предпринятые К. Леви-Стросом.

2. Второй подход можно условно назвать философско-культурологическим. Сторонники данного подхода (А.Ф. Лосев, Й. Хейзинга, М. Элиаде, Я.Э. Голосовкер, К. Хюбнер, П.С. Гуревич, М.К. Мамардашвили и др.) продолжают разработку идей и представлений о мифе, идущих еще от Дж. Вико и Ф.В. Шеллинга, но уже в свете современных достижений социальных и психологических наук. Так, выдвинутые Дж. Вико идеи, что миф выступает одним из способов познания (т. н. «поэтический» способ познания), обладает принципами множественности (связь всех элементов бытия, склонность к многозначности, свобода от моральной поляризации мира) и воплощает детское восприятие мира (характеризуется чувственной конкретностью и перенесением на предметы окружающего нас мира своих собственных свойств), не претерпели принципиальных изменений до сих пор.

Вместе с тем, благодаря исследованиям именно в этом направлении приходит понимание, что миф является не только частью прошедших времен, но и настоящего, принимая в нем новые специфические формы и черты. Так, понятие мифа, бытовавшее в древнем обществе было распространено на социальные процессы современности, в результате чего мифы были разделены на архаичные и современные (инновационные) – формирующиеся и функционирующие в русле техногенных процессов.

В целом сторонники данного подхода:

 исходят из некой самоценности мифа и настаивают на максимально корректном отношении к нему, призывая учиться видеть миф и говорить о нем «изнутри» (А.Ф. Лосев);

 рассматривают миф в первую очередь как явление культуры и требуют анализировать миф средствами культурологического анализа;

 видят в мифе выражение «космоса» разных культур, обладающих своей истиной и своим бесконечным потенциалом, ведущих посредством мифов интенсивный диалог (М. Элиаде);

 анализируют, как мифы влияют на поведение людей, определяют их отношения, формируют мораль, регулируют социальные институты и формы общественной жизни.

В представлении этих ученых миф есть

выражение общенародной мудрости, источник жизненных сил любой культуры (Ф. Ницше), ее голос, звучащий посредством значимых для общества смыслов;

«упакованная» в образах и метафорах многотысячелетняя традиция (М.К. Мамардашвили);

аллегорическая форма выражения разного рода религиозных, социально-политических, моральных и философских идей;

проявление вечного, трансцендентного, повторяющегося, поскольку «те события, которые не имеют мифологических прецедентов, не имеют и мифологического статуса»;

выражение взаимосвязей, «которые никогда нельзя будет описать рационально»;

один из древнейших типов социального кодирования, свойственный не только традиционному обществу, но и всем этапам развития человеческой цивилизации;

выдающееся достижение человеческой культуры, ценнейший материал жизни, не только социальный, культурный, но, прежде всего, антропологический феномен (П.С. Гуревич);

универсальная форма общественного сознания; способ социализации человека на разных этапах его развития.

Такое отношение к мифу позволило им сделать выводы, что

 миф обеспечивает воспроизводство человека как культурный тип (своеобразный культурный механизм воспроизводства человека), так как через миф и ритуал, через приобщение к ценностям и традициям общества человек осознает себя человеком;

 социальная мифология есть специфичный феномен идеологической практики, особый вид духовной деятельности по созданию, распространению и поддержанию политических иллюзий, умышленно продуцируемых правящей элитой для манипулирования массами.

3. Сторонники третьего, психоаналитического, подхода (З. Фрейд, К.Г. Юнг, Э. Фромм, Ж. Лакан, Э. Ноэль-Нойманн, В. Франкл, С. Гроф и др.) внесли самый весомый вклад в развитие мифа за последние сто лет.

Главной заслугой психологии в этой области является разработка проблемы неразрывной связи и активного взаимодействия между мифом и сознанием, исследование бессознательных основ мифологической символики, которые показали, какие огромные силы скрыты в мифологической сфере человека.

В своих исследованиях они пришли к выводу, что предшествующие поколения решали свои психологические проблемы с помощью мифических ритуалов и символов, что побудило психологов заняться анализом «больших и малых мифологий в бессознательной и полусознательной деятельности каждого индивидуума», научным «расколдовыванием» мифов посредством исследования архетипов.

Особо значимыми для изучения мифа стали исследования в области психологии масс (Г. Лебон, Х. Ортега-и-Гассет, В. Райх, С. Московичи др.), чьи выводы оказались шокирующими и пророческими одновременно. В своих работах им удалось показать, что в определенных ситуациях человек начинает жить и действовать, руководствуясь не здравым смыслом, а инстинктом, эмоциями и смутными, скрытыми в подсознании желаниями, воплощающимися в тех или иных мифах. Не случайно у большинства этих исследователей сложилось мнение, что массовое сознание правильнее называть «массовым подсознанием». И когда люди начинают действовать, оценивая жизнь, историю, свои и чужие поступки на этом уровне, последствия их действий могут оказаться катастрофическими.

Исследования психологов в области мифа показали, что

в основе мифа лежат измененные состояния сознания, связанные с невротической конституцией личности и аффектацией массового сознания (массовые психозы);

«миф больше не доминирует в существенных секторах жизни, он вытеснен частично на более скрытые уровни психики, частично во второстепенную, и даже в безответственную деятельность общества»;

миф и символ передают смысл и выполняют свои функции даже тогда, когда их значение не зафиксировано сознательным мышлением;

мифы — порождение непрерывного творчества человеческого подсознания, дающее полезный опыт в изучении «человеческой души».

Исходя из этого, они пришли к выводу, что любые поиски мифа связаны с душевным неблагополучием человека, который выходит за рамки обычного, так как ему тесно и неуютно (стремление порождается недостатком желанного), и потому роль мифов в жизни человека во многом просто незаменима: они регулируют душевное состояние человека, создавая необходимое ощущение комфорта, «лечат» его в случае депрессии и настраивают на решение насущных проблем. Вот почему мы легко находим мифические архетипы в великих поступках или книгах. Задача же современных мифологов – увидеть их в обыденной повседневности.

В результате своих исследований сторонники данного подхода определили миф как

 воплощение «коллективного бессознательного«, энциклопедию «архетипов», выражающих глубинный смысл истории;

 естественный результат непрерывного творчества индивидуального и коллективного сознания, способный контролировать то, что его породило.

Он – не хаотичен и беспорядочен, а структурен и упорядочен; у него своя логика, позволяющая освоить и использовать опыт иррационального и бессознательного; он использует язык символов, имеющий универсальный неисчерпаемый смысл.

4. Одним из самых заметных и перспективных в исследовании мифа стал символический подход. Его сторонники (Э. Кассирер, А.Ф. Лосев, П. Рикер и др.) в своих исследованиях пришли к выводу, что мифология наряду с языком и искусством является автономной символической формой культуры, отмеченной особым способом символической объективации всех чувственных данных.

В их представлении миф есть замкнутая символическая система с особым характером функционирования и способом моделирования окружающего мира; форма творческого познания и упорядочения реальности.

5. Пятый подход можно условно назвать лингвистическим. Главной заслугой сторонников данного подхода (Э. Бенвенист, Л. Ельмслев, Н.С. Трубецкой, Р.О. Якобсон и др.) является изучение мифа как языкового феномена сознания. Выявив это еще в XIX веке, лингвисты (М. Мюллер, А. Потебня) приступили к рассмотрению, в каких временных рамках существуют вторичные коды. Правда, первый вывод, что мифология есть проявление «болезни языка» (М. Мюллер), сейчас уже не имеет сторонников.

Исследование этих проблем мифа привело лингвистов к выводам, что каждое языковое высказывание – следствие не только централизующих тенденций лингвистического универсализма, но и децентрализующих тенденций общественно-исторического «разноречия»;помимо общеизвестного (твердого) значения каждое слово насыщено множеством изменчивых (постоянно меняющихся) идеологических смыслов, приобретаемых им в контексте употреблений; данные изменчивые смыслы ведут к расслоению национального языка на множество так называемых «социолектов» (Р. Барт); эти социолекты («социальные языки») выявляют «идеологические кругозоры» определенных социальных групп, образуя определенную среду, сквозь которую человек пробивается к «своему» смыслу.

6. Особо интересные исследования мифа, сделанные в последние десятилетия, были проведены в рамках семиологического подхода. Поскольку главной задачей семиотики является изучение создаваемых человеком знаково-символических систем, представители данного направления (К. Леви-Строс, Р. Барт, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский и др.) рассматривают миф как знаковую систему, наделяющую происходящее особой значимостью.

Среди важнейших достижений семиологов в области исследования мифа можно выделить следующие положения:

— все исследования имеют общую научную основу – семиологию как науку о значениях;

— семиотические структуры лежат в основе механизмов культуры, определяют процессы интерпретации текстов, создавая «кипящую магму смыслов» (Р. Барт), и формируют особую среду – семиосферу (Ю.М. Лотман);

— миф может пониматься как способ восприятия действительности через ее вопрошание, которое происходит на двух уровнях: уровне непосредственного чувственно воспринимаемого бытия (т. н. «естественный язык») и уровне бесчисленных интерпретаций символизированных образов бытия (так называемый «метаязык»);

— мифологический дискурс – особая вторая семиологическая система (мифологические значения надстраиваются над первой), пользующаяся особым языком (метаязык) и меняющая первичный смысл наших творений и дел;

— метаязык в свою очередь делится на социолекты (язык существующих в рамках одного общества различных социальных групп).

Руководствуясь вышесказанным, семиология стремится не исчерпать смысловое содержание знаков, а понять механизм, создающий изменчивые смыслы; определяет миф как феномен повседневности, как один из способов означивания реальности, особую форму языкового описания мира, задача которого – участие в процессе поименования вещей и фиксация смысла имени вещи (Ю.М. Лотман), вторичную семиологическую систему, а человека – как производителя смыслов.

Особая языковая структура мифа вынуждает использовать потенциал и методы семиологии, говоря о мифе его же языком. И потому важнейшей заслугой семиологии является не только предоставленная ею возможность изучать миф с доселе неизвестной стороны, но и соответствующее применение тех средств познания и отражения мифа, которые ранее отличали не науку, а сам миф. В частности, речь идет о смелом использовании при рассмотрении мифа того языкового ряда, тех символов, кодов, метафор, сравнений, которые наиболее глубоко и полно передают универсальную и одновременно изменчивую сущность мифа, не загоняя его в определенные изначально заданные рамки.

7. Социально-философский подход позволяет развивать идеи, выдвинутые другими «школами» с акцентом на социальную специфику мифа. Ее представители рассматривают социальную сущность мифа как превращенную форму социального бытия, продуцирующую иллюзорные конструкты сознания (А.А. Мишучков). В их представлении миф есть:

 составная часть идеологии политической системы общества, являющаяся средством манипуляции сознания;

 систематизированное фетишистское сознание, являющееся атрибутивным свойством сознания, специфическим социокультурным духовным образованием, несводимым к политико-идеологическим концепциям и теориям, и к спонтанным, бессознательным чувственно–конкретным представлениям (Т.М. Алпеева);

 система онтологизированных семиотических ценностей, которые актуальны в данной конкретной социокультурной общности (Н.И. Соболева);

 метод и содержание идеологического воздействия на общественное сознание, характеризуемый ложным, превратным толкованием фактов (В.Г. Ибрагимова);

 система ложных, извращенно понятых массами фактов (А.А. Мишучков).

Как видим, сама постановка научной проблемы определяет, будут ли допущены к исследованию в науке те или иные пласты знания, но сама зависит от отношения ученых к объекту исследования, нередко делая миф частью их собственной системы.

В любом случае, так или иначе, независимо от научной направленности и типа специализации все исследователи мифа делятся на тех, кто:

— видит в мифах только патриархальные пережитки традиционных культур и рудиментарные образы, реанимируемые литературой,или отличает мифы древнего прошлого от современных мифов, мифы литературы от мифов, порожденных жизнью, неотделимых от нее и сопровождающих нас на всем ее протяжении;

— рассматривает существование мифа в современном обществе как некую аномалию, патологию, «болезнь» общественного сознания, следствие социального невроза или считает, что миф – следствие естественного состояния человеческого сознания, возможностей языка на всех стадиях его развития; что он может не только быть следствием «болезни», но и стать единственно возможным «лекарством» для общества, а его действие – нормальной реакцией сознания на ненормальные либо меняющиеся условия бытия;

— негативно оценивает любое влияние мифа как нечто примитивное, патриархальное, рудиментарное, ложное, недостойное образованного человека и цивилизованного общества или рассматривает миф как важную часть духовной жизни общества, неизбежный продукт культуры, своеобразный опыт человечества, который может быть обращен ему как во благо, так и во вред.

Стоит особо отметить, что пренебрежение мифом со стороны представителей науки приводит к его принципиальной недооценке, к ряду заблуждений, которые заводят исследования в тупик, не позволяя увидеть миф во всем его неисчерпаемом многообразии. И только сейчас, в последние годы, наблюдается переход от исследований общего характера к исследованиям, позволяющим рассмотреть отдельные аспекты мифа, его роли в обществе и значимости для человека.

источник

Миф и знание. Пространство и время в мифологической картине мира. Мифологическое воображение. Миф как «родовая память» человечества. Миф и эволюция социальной памяти. Миф и кризис архаического сознания. Значимость мифа как фундаментальной клеточки генезиса основных видов человеческой деятельности.

Миф является той культурной матрицей, которая на заре истории человеческого общества послужила исходной основой для возникновения в дальнейшем всех основных видов человеческой деятельности, в том числе и научного зна­ния. Следует отметить, что в отечественной и зарубеж­ной литературе имеются различные подходы к вопросу о соотношении знания и мифа. Согласно А. Чанышеву, «знание. как таковое зарождается вне мифа, хотя и в тесной связи с ним». По-иному интерпретирует данный вопрос Е.Солопов, который считает, что «миф — это знание, непосредственно связанное с переживанием, это знание-переживание». Совершенно другой подход у Б.Малиновского, указывающего на необходимость уче­та при рассмотрении первобытного знания того момен­та, что разумное поведение первобытных людей, их Действия согласно теоретическим принципам определе­ны целью деятельности, являющейся ценностью их культуры. Эта ценность как предпосылка их существо­вания «пронизывает» как навыки, так и теоретическое знание. «Научный подход, — пишет он, воплощенныйво всей примитивной технологии, а также в организа­ции первобытных экономических предприятий и соци­альной организации, эта опора на прошлый опыт, имеющая в виду будущее выполнение, есть интеграль­ный фактор, который, надо полагать, действует с само­го начала истории человечества, с тех самых пор, как вид начал свою карьеру в качестве Ьото ГаЬег, Ьото 5ар1епз и Ьото роШлсиз». В первобытном обществе не существовало теоретическою знания, как считает Б.Малиновский. Его в принципе не могло быть, его аналогом являлась мифология.

Мифология имеет свой собственный язык, свои схе­мы и свою логику. В мифах не следует искать «истин­ных версий» или систем — различные версии, часто про­тиворечащие друг другу, могут существовать долгое время параллельно в одной группе. Мифические пове­ствования изменяются, но на большом отрезке времени видна тенденция к систематизации. С течением времени происходит их стандартизация и унификация. Отдель­ные мифы, представляемые обычно в символической форме, начинают образовывать нечто вроде системы.

Мифология фиксирует отношения коллектива с внешним миром и регулирует поведение индивидов в коллективе, ибо миф представляет собой форму зрелой суггестии — одну из форм общения на переломе между миром животных и человеческим обществом. Миф как синкретическая форма осознания мира есть и рассказ, обычно повествовательный, выражающий и органи­зующий верования архаического общества, и ритуал, переносящий события прошлого в настоящее (В.Н. Топоров). Миф затрагивает социальные чувства, действует на эмоции индивида. Миф специфическая форма упорядочения представлений о природе и обще­стве. Любая информация о явлениях природы, культу­ры, социальных сторон жизни коллектива фиксирова­лась как в вербальных, так и в ритуально-предметных формах воспроизведения мифа. «Миф скреплял и освя­щал любые формы человеческой деятельности, пишет А.Левин. Блаюдаря тому, что вся хозяйственная и социальная деятельность людей получала в мифе своевысшее объяснение и высшую санкцию, он служил как бы матрицей памяти, на которой закреплялись полез­ные для человека и человеческого общества знания». Все инновации должны были получить мифологиче­скую интерпретацию, иначе они не могли использо­ваться в обществе.

Мифология является первоначальной формой соци­альной памяти. «В мифах запечатлен сложный донауч-ный опыт культурного развития человечества, — отме­чает А.Тэнасе, — причем опыт не целиком религиозный: наряду с религиозными идеями, культурными обрядами и мистическим ритуалом в них кристаллизуется и пози­тивный познавательный и практический опыт, пред­ставляющий собой реальный прогресс сознания в рас­шифровке тайн мира». Мифология связана с возникно­вением человеческого рода. Окончательное превраще­ние первобытного человеческого стада в чисто соци­альный коллектив — род происходит с установлением экзогамии. Именно с возникновением рода возникает и формируется сугубо человеческая, социальная память. В этих условиях субъектом социальной памяти выступал не индивидуальный член рода, а сам род. Вот почему сознание первобытного человека, первоначально вы­ступавшего как стадное животное, иначе называется в литературе «бараньим», или «чисто стадным», сознани­ем; недифференцированное, оно не проводит четкого различия между человеком и природой. Такого рода сознание называется мифологическим.

Мифологическое сознание, будучи комплексным вы­ражением синкретического первобытного сознания, выступало в качестве интегрального фактора в форми­ровании картины мира на основе элементарных чувст­венно-эмпирических знаний о действительности. Ис­точником возникновения мифологической картины мира прежде всего является низкий уровень развития производительных сил первобытного общества.

Орудия труда первобытного человека были еще на­столько примитивны, что при их помощи обеспечить минимум необходимых для поддержания жизни мате­риальных благ можно было только в процессе коллективной деятельности, Человек в принципе не имел воз­можности существовать вне коллектива сколь-нибудь значительный отрезок времени, выделять себя из кол­лектива реально, а потому не располагал такой воз­можностью и в сознании. Члены первобытного коллек­тива, конечно же, обладали индивидуальными особен­ностями, но как в реальной жизни, так и в сознании решающую роль играли не эти особенности, а принад­лежность человека роду. Данный уровень общественной практики детерминировал не только ступень, но и фор­му познания действительности (мифологию), форму дифференциации объективной реальности. Важным компонентом постижения этой дифференциации дейст­вительности в мифологической картине мира являются представления о пространстве и времени. Отражая ат­рибуты материи, они образуют своего рода координат­ную сетку, благодаря чему человек в рамках определен­ной культуры воспринимает и осознает окружающий мир и создает его картину. Эта картина, в свою очередь, в определенной степени детерминирует мир его ценно­стей и поведение.

Первобытный человек, как свидетельствуют этно­графические, фольклорные и исторические источники, отдавал себе отчет в том, что все элементы действитель­ности взаимозависимы, взаимопроникают и взаимодей­ствуют, что они развиваются во времени и пространст­ве, т.е. к ним применимы представления «раньше» и «позже», «здесь» и «там». Эта стихийная эмпирическая логика трактовала время и пространство весьма кон­кретно, в чувственно-образной форме, всегда в связи с событием, имеющим место в том или ином точно лока­лизованном интервале пространства-времени. Время, подобно всему остальному миру, реально и веществен­но. Поэтому его можно упорядочивать и делить так, как это сделали боги или культурные герои при создании мира: создав небо и землю, поделили время и устано­вили способ его исчисления. Время можно предсказы­вать и изменять его содержание. Время — это конкретная предметная стихия, пряжа на станке богов, которые в лю­бой момент могут прервать нить человеческой жизни. В мифологической картине мира время и простран­ство негомогенны, анизотропны и относительны. Ми­фологическая логика оперирует бинарными оппози­циями: чет нечет, верх — низ и т.д. Так как в основе бинарных отношений лежат чувственные восприятия, то логика чувственных качеств не различает субъектив­ность и свойства Космоса. Поэтому пространство и время переживаются человеческим коллективом и инди­видом, отдельные интервалы пространства и времени получают позитивную, негативную или нейтральную эмоциональную окраску. Некоторые фрагменты про­странства являются сакральными (храмы, гробы, курга­ны, места собраний и т.д.), а обыденное время прерыва­ется интервалами сакрального времени. Любая деятель­ность человека должна совершаться в наиболее благо­приятных пространственно-временных интервалах. Эти свойства в своем единстве создают специфическое си­туационное пространство и время; причем в мифах формировались основы понимания прерывности и не­прерывности пространства, которое считалось конеч­ным. Представления о времени в мифологической кар­тине мира также были тесно связаны с практической деятельностью коллектива. Именно этим объясняется наличие различных моделей мифологического времени.

Словацкий философ Э.Драгунь считает, что в мифо­логии были выработаны циклическая и статическая модели времени. Основой циклической модели мифоло­гического времени является относительное постоянство производственной деятельности — основного компонен­та общественной практики. Ритм общественной прак­тики в принципе не нарушался инновациями, поскольку прогресс в преобразовании мира был чрезвычайно мед­ленным и очеловечивание мира не вызывало заметных, резких изменений ритма природы. В основе, же статиче­ской модели мифологического времени лежит целост­ность, неизменная определенность прошлого, настоя­щего и будущего, обусловленная медленным развитием истории на общинно-родовой ступени общества. Об­щим для обеих Аюделей «является как раз стремление устранить время» (Э.Драгунь).

М.Ахундов указывает на существование трех моде­лей архаического времени: 1) архаическая колебатель­ная модель; 2) циклическая модель, функционирующая в культурах с неизменным прошлым; 3) модель спи­рального времени. Он отмечает, что хотя дая мифа ха­рактерна ориентированность на прошлое, которое было временем творения мифических предков, культурных героев, он выступает гибким средством фиксации и санкционирования накопившихся изменений: «Миф хотя и канонизировал мифическое прошлое, но в силу цикличности времени выступал интертемпоральной структурой и с необходимостью организовывал про­шлое, настоящее и будущее. Это, в свою очередь, давало возможность пересматривать каноны прошлого в соот­ветствии с изменениями социокультурной метрики на­стоящего». Та или иная модель мифологического вре­мени имела вполне определенную практическую (наряду с мировоззренческой, познавательной, эстети­ческой) функцию она представляла собой определен­ную инструкцию для деятельности индивида в рамках коллектива, интегрировала человека (коллектив) с при­родой.

Действительно, поскольку миф как форма культур­ной (социальной) памяти общества фиксировал подчи­ненность течения событий определенным регулярно-стям, постольку представления о времени в первобыт­ном мифологическом сознании имели позитивный пси­хологический момент, заключающийся в стимуляции активности субъекта деятельности, направленной на выживание коллектива. Не случайно в первобытном обществе с его ритуальными обрядами и табу домини­рует миф как форма суггестивного знания, вклю­чающего элемент веры и эмпирическое знание.

В отличие от человека животное обладает инстинк­том, который информирует его о том, как ему вести себя в каждый момент жизни. Мир наблюдений и мир действий у него сопряжены. У человека же эти два мира подверглись значительному удалению друг от друга, с тех пор человек находится в ситуации неопределенности поведения. Таким образом, возникает потребность вснятии этой неопределенности, в принятии безошибоч­ного решения и определении его надежности (Р.Форбс). Именно эта потребность заключена в генезисе не только культуры и техники, но и предсказателыюй деятельно­сти человека. Неопределенность поведения человека связана с формированием его как социального сущест­ва, детерминированного не биологическими законо­мерностями, а трудом, коллективным производством материальных благ и средств к существованию.

Жизнь первобытных коллективов постоянно нахо­дилась под угрозой непредвиденных событии (неудачная охота, засухи и холода, эпидемии и т.д.). Для выживания коллектива необходима прогностическая деятельность. Немецкий психолог Ф. Клике писал: «Знание о том, чего следует ожидать, могло бы устра­нить или значительно уменьшить неопределенность решений, которая, как правило, связана с индивидуаль­ным или коллективным страхом». Для снятия страха в первобытном обществе были разработаны различные церемонии и табу. Табу и ритуальные церемонии в пер­вобытном обществе, представляющие собой предметное воплощение мифа, «как бы размывают временные гра­ницы, переносят события прошлого в сегодняшний день» (Б.Н. Путилов), уменьшая Неопределенность и тем самым снимая страх перед неизвестным. Иными словами, миф служил средством предсказания будуще­го, в нем заложен прогноз авгуровского типа — будущее предсказывается на основе прошлого. Важно то, что миф позволяет воспроизводить явления прошлого в настоящем, чтобы снять неопределенность ситуации, предсказывая будущее, имеющее высокую социальную ценность для жизнедеятельного коллектива. Мифологи­ческое мышление служит человеку инструментом по­знания и освоения окружающего мира. Мифология есть форма, а не содержание, подобно скульптуре, живописи охватывает все, что интересовало и удивляло человека.

Миф, иллюзия имеют материальные основы, коре­нятся в бытии людей. Они — образование мышления, по не присущи самому материальному бытию, а являются следствием неадекватного отражения сущности явлениив мышлении человека. В них схвачены определенные черты объективной реальности, но фрагментарно. В этом аспекте миф не является просто заблуждением. Он дает «чистое» описание некоторой эмпирической сово­купности фактов и явлений. Отвлеченная мысль как результат отражения какой-то стороны бытия в мифе сама становится бытием, т.е. происходит совпадение идеи и обыденного чувственного образа. Мистифика­ция существует только в мышлении, миф же выполняет определенную социальную функцию, ибо имеет опреде­ленный материальный эквивалент, отраженный в нем.

Миф — это метафора, поэтическая интерпретация или драматизация конфликтных сил природы, жизни и че­ловеческого разума, это вибрирующее выражение фан­тазии, ценностей и стремлений архаической культуры. «Мифопоэтический «бриколлаж», интуиция, состав­ляющие основное средство познания в системе архаич­ного мышления, в принципе и в общих чертах вполне соответствуют научно-историческому мировоззрению позднейшей эпохи, по крайней мере в том отношении, что и то и другое равным (хотя и разным) образом удовлетворяли глубоко укорененным теоретическим и интеллектуальным потребностям человеческого бытия, хотя и считали основной своей задачей решение чисто практических вопросов» (В.Н. Топоров).

Магия, аллегория, мораль и табу оживлены и прони­заны мифом. Мифологическая функция глубоко худо­жественна. Метафоры, символы и аллегория лежат в основе мифов. Однако мифы нельзя полностью свести к метафорам, символам и аллегориям. Подобно аллего­рии, народному сказанию и легенде миф отображает игру человеческого соображения и интеллекта. Однако он — нечто большее, ибо «миф — это склад человеческих ценностей и традшщн» (Р. Мукерджи). Миф раскрывает символический мир верований, фантазий, ценностей и норм поведения; он является новым измерением челове­ческого восприятия, вдохновения и мышления, обу­словленных взаимодействием людей и природы. Миф выполняет определенную социальную функцию, позво­ляет проникнуть человеку в ритм природы и социального бытия. В рассматриваемом нами плане пред­ставляет интерес мифологическое воображение, т.е. мифотворческая функция человеческого мышления.

Литература, посвященная мифологии, необычайно богата. Этой проблемой занимались и занимаются А. Лосев, Е. Мелетинский, К. Юнг, Б. Малиновский, К. Кереньи, М. Элиаде, 3. Фрейд, К. Леви-Стросс и др. Для наших размышлений наиболее ценными, однако, являются работы Э. Кассирера, исследования которого не просто охватили мифы, но проникли в природу ми­фологического мышления. Основным признаком мифо­логического воображения, согласно Кассиреру, является отсутствие сознания образа. В мифологическом вооб­ражении происходит полное отождествление образа с реальной действительностью. Кассирер поясняет это на следующем примере: в первобытном обществе танцор выступает в маске бога или демона, не подражая, не играя роли, но в собственном убеждешш и наблюдаю­щих за ним членов племени является богом или демо­ном. «Мифологическое воображение содержит всегда акт веры. Без веры в действительность своего предмета миф утратил бы основу, на которую он опирается» (Э. Кассирер).

В случае мифологического воображения не сущест­вует, следовательно, понятия образа в его собственном значении. Это есть, используя определение Р. Арнхейма, автообраз. Изображения богов в храмах часто так расположены, чтобы посетитель (отметим, посетитель с мифологическим воображением) воспри­нимал их не как образы богов, но как самих богов. Это, однако, не означает, что мифологическое воображение невозможно отнести к реальной действительности. Ми­фологическое воображение вначале должно иметь непо­колебимую опору в действительности. Позже происхо­дит специфическое деформирование реальных фактов, и именно деформирование, т.е. искажение в широком значении данного слова, ибо деформирование является также благородной в своих интенциях идеализацией.

Таким образом, мифологическое воображение выра­жает не столько действительность фактов, сколько действительность потребностей. Только кажется, что в природе мифологического воображения лежит иллю­зорное исполнение выраженных в нем стремлений. Но именно поэтому эти искусственно поддерживаемые по­требности постоянно живут и растут. Реальные потреб­ности удовлетворяются естественным способом «смещения». Воображаемое исполнение, наоборот, уси­ливает их живучесть и увеличивает их воздействие. В крайних случаях доходит даже до того, что возмож­ность реального удовлетворения отбрасывается. По­добное происходит, когда определенные потребности посредством воображения деформированы настолько, что могут «осуществиться» только внутри этого вооб­ражения. Мифологическое воображение становится вследствие этого замкнутой структурой, полностью недоступной для внешних факторов.

Мифологическое воображение является принципи­ально коллективным. В архаических обществах коллек­тив был как творцом, так и потребителем его результа­тов. Творцом в том смысле, что воображение выражало потребности, верования, стремления, чаяния, мечты и т.п. коллектива. Потребителем же потому, что послед­ствия этого воображения для коллектива были предна­значены и им потреблялись. С одной стороны, мир по­требностей возбуждал воображение, с другой — благо­даря воображению, постоянно сохранялся и умножался. Очевидно, определенные потребности, которые миф выражает и на которые отвечает, могут быть в коллек­тиве еще не развиты, не осознаны, скрыты. Миф такие потребности извлекает из подсознания, проявляет, ак­тивизирует и дает толчок их развитию.

Коллективный характер обусловливает схематич­ность мифологического воображения: оно должно быть схематичным, чтобы охватить коллектив. Схематич­ность мифологического воображения обусловлена так­же повторяемостью определенных мотивов, «вечных» потребностей или ситуаций, которые в воображении находят свою манифестацию. Это, перефразируя М. Элиаде, «эталонное», или «архешпнческое», вооб­ражение (но не в юнговском понимании). Схема, архетип или образец (эталон), очевидно, делает жесткой как внешнюю действительность, так и внутреннюю. Но схема, будучи ее специфической регуляцией, обеспечи­вает определенного рода безопасность. Люди чувствуют уверенность, когда мыслят и действуют согласно опре­деленным схемам и правилам.

Эта схематичность имеет решающее значение для функционирования мифологического воображения в архаическом обществе, для поддержания регулярности, порядка в окружающем мире. Вполне понятно, что про­рицатель является центральной фигурой любого тради­ционного африканского общества. В качестве прорица­теля могут выступать знахарь, жрец и вождь. Все они «представляют собой различные аспекты одной и той же насущной проблемы — потребности общества в фи­зическом и социальном порядке» (К.М. Тернбул). Миф создавал воображение сакрального пространства, свое­образного центра мира и сакрального времени, которое не течет непрерывно, но представляет собой элемент возвращения (концепция так называемого «вечного возвращения»). Целью мифа была организация вообра­жения о мире, он становился фактором, влияющим на познавательную деятельность любого типа, позволял интерпретировать как природную, так и социальную действительность, создавая причинность, которая смысл любого вида явлений находила в сверхъестест­венном мире (мифическое время, когда появляются и действуют культурные герои в среде, выступающей иногда в качестве сырого материала). Миф также был связан со сферой живой практики, составлял мотива­цию любого типа деятельности и обычаев, прежде всего ритуалов, являясь важным элементом общественных отношений. Сущность мифа определялась не его от­дельными элементами, но способом их связи в значимое целое. Первобытное мировоззрение выражалось прежде всего в его общей структуре, которая должна была вос­производить строение мира. Эта структура, а не кон­кретный способ ее вербализации, детерминировала тож­дественность мифа. Миф выступал обычно во множест­ве версий, однако если каждая из них кодифицировалаэлементы веры, обязательные для данного общества, то ни один вариант нельзя трактовать как истинный, главный или аутентичный, когда каждая версия выпол­няла религиозную, познавательную и мировоззренче­скую функции, присущие мифу вообще.

Миф в силу своей синкретичности — это прежде всего сфера идеального, это сфера производства сознания. Миф представляет собой систему символов, нагружен­ную семантикой для стабилизации общества. Так, анг­лийский исследователь В.Тэрнер пишет, что мифологи­ческие «символы и отношения между ними — не только ряд познавательных классификаций для упорядочива­ния вселенной ндембу (африканское племя. — Я/7.). Они, кроме того, и это, вероятно, не менее важно — ряд за­поминающих механизмов для пробуждения, направле­ния и обуздания могучих эмоций, таких, как ненависть, страх, любовь и горе. Они также целеустремленно снабжаются информацией, имеют «волевой» аспект. Короче, личность целиком, а не только «мысль» ндембу экзистенциально вовлечена в дела жизни и смерти. ». Другими словами, миф — это средство отсечения «вредных» примесей, навыков и знаний, это средство гармонизации и контроля общественной системы.

При таком подходе становится прозрачным рацио­нальный элемент фрейдовской концепции мифа. Со­гласно Фрейду, миф символически воспроизводит ре­альные события, случившиеся в глубокой древности. Миф в качестве элемента «родовой памяти» человечест­ва позволяет индивиду в онтогенезе пережить филогенез человечества. Именно поэтому З.Фрейд строит психо­анализ на мифах об Эдипе, Прометее, первобытной орде и т.д. Фрейдовский человек есть иррациональное существо, находящееся во власти стихии бессознатель­ного. Главным в ортодоксальной фрейдовской системе мысли является изоморфное отношение между элемен­тами индивидуального бессознательного и компо­нентами родового бессознательного. Отсюда следует постулат, что судьба каждого человека есть повторение истории рода, т.е. фактически речь идет о воспроизве­дении психикой индивида родовой психики. «Именноэто родовое бессознательное с его неодолимыми влече­ниями, импульсами, воспоминаниями и табу и довлеет над сознанием и природой человека» (Г.Уэллс). Инди­вид, дескать, является вместилищем родового языка архаических символов, транслятором биологически унаследованного родового бессознательного будущим поколениям.

З.Фрейд разработал учение об универсальном сим­волическом языке бессознательного, исходя из сущест­вования двух типов родовых воспоминаний. Первый тип относится к раннему периоду отношений человече­ской орды и связан с орально-каннибалистской и анально-садистской сексуальными фазами. Такого рода воспоминания являются основой бессознательного «Оно» современного человека. Второй тип родовых воспоминаний слагается из первобытных племенных табу более позднего времени, накладываемых на влече­ния сексуального характера, что было обусловлено ин­тересами общества. Эти врожденные воспоминанпя-запреты, по Фрейду, основные элементы «Сверх-Я» -сознания современного человека.

Фрейдовский психоанализ воспроизводит картину битвы на арене человеческой психики между бессозна­тельными родовыми влечениями-воспоминаниями и бессознательными родовыми табу-воспоминаниями, причем ни одна из сторон не может одержать победу. У Фрейда концепция мифа основывается на социальной памяти, которая по своей форме внешне совпадает с биологическими закономерностями. Как подметил И.Бычко, на ранних этапах человеческой истории «социальные закономерности еще очень долго по внеш­ней форме своего проявления напоминают низшие (биологические, в частности) закономерности. ».

Усложнение структуры практики, дифференциация общества обусловили эволюцию социальной памяти. Общественная практика была бы невозможна без суще­ствования постоянно расширяющегося континуума возможностей общения и накопления информации об­щественной системой. В дописьменных обществах со­циальная память функционировала на уровне непосредственного контакта индивидов между собой. Перво­бытные общества традиционной культуры описывают­ся моделью моносемантической культурной группы, в которой для каждого информатора и каждого адресата интеллектуальное содержание и мотивации всех сооб­щений идентичны. С разделением общества на классы и слон возникаю! полисемантические культурные груп­пы, которые состоят как минимум из двух подгрупп с разным социальным статусом, имеющих, по крайней мере, одну общую семиотическую систему и вне ее от­дельные, специфические системы, в частности письмен­ность. Ф.Энгельс в работе «Происхождение семьи, част­ной собственности и государства» поддерживает мысль Моргана о том, что высшая ступень варварства «пере­ходит в цивилизацию в результате изобретения буквен­ного письма и применения его для записывания словес­ного творчества».

В современной науке общепринят тезис о преемст­венности истории человеческого общества. Обществен­ная жизнь воспроизводится в смене поколений посред­ством социальной памяти как совокупности специали­зированных инструментов межчеловеческого общения, являясь существенным аспектом функционирования и развития общества. Объясняется это и тем, что соци­альная память представляет собой не только фиксацию прошлых состояний общественной системы и аккуму­ляцию социального опыта, но и основу прогнозирова­ния будущего. В первобытном обществе мифология как вид социальной памяти выступает в качестве классифи­кации природных и социальных явлений и способствует дальнейшему развитию общества. Нельзя не согла­ситься с Е.Мелетинским, указавшим на «изощренность, операциональную гибкость мифологического мышле­ния, оказавшегося способным к анализу и классифика­циям, которые (как убедительно доказывает Левп-Стросс) сделали возможной неолитическую техниче­скую революцию».

Происходи! кризис архаического сознания, связан­ный с неолитической революцией. О кризисе архаично­го сознания свидетельствует и усиление тенденции кигнорированию концепции гетерогенного пространства и времени, и тяготение к геометризации пространства, на что указывают, например, практика ритуальных измерений (древние традиции Двуречья, Индии, Китая, Мезоамерики) и широкое распространение геометриче­ских символов (круг, квадрат, мандала, крест, свастика, меандр, волюта). В ранних цивилизациях возникают и зачатки первых научных классификаций, вписанных в контекст религиозных концепций и верований, корнями уходящих в древнюю мифологию первобытного обще­ства (В.Н. Топоров).

Действительно, в первобытной цивилизации функ­ционирует триада — родовой строй, миф и изобрази­тельная система. С разложением первобытного и появ­лением классового общества на смену этой триаде при­ходит новая: государство, религия и письменность. Происходит смена мифа религией, включающей в себя моральный момент. Однако во всех религиозных систе­мах, рожденных мифологией каменного века, сохраня­ются идеи древнейшего мифа. Так, идея бессмертной души восходит к древнейшему в истории человечества сюжету о жизни и смерти, запечатленному в росписи палеолитической пещеры Ляско, не говоря уже о том хорошо исследованном факте, что человеческое право­судие, которое зиждется на идее «закона», имеет своим небесным и трансцендентным прототипом космический порядок (М.Элладе). Древний миф является своего рода геном, который выполняет первоначальные функции всех видов духовной культуры фольклора, религии, зачатков научных знаний и т.д., т.е. в основании всех видов человеческой деятельности лежат те или иные мифические прототипы.

В нашем плане существенно то, что древний миф в таких своих вариантах, как астральные мифы, содержит в себе устойчивое ядро познавательного, рационально­го, зачаточно-научного начала. Ведь астральные и кос­мологические мотивы, как установлено в науке, отно­сятся к наиболее общим, стабильным, сходным у перво­бытных племен разных уголков земного шара разделам мифологии. Менее других ее разделов они менялись вовремени и в «пространстве» (в ходе расселения челове­чества по планете).

«Это обстоятельство, — отмечает Б.А. Фролов, -может объясняться, с одной стороны, постоянством объективной основы астральных мифов: повседневно наблюдаемые небесные явления с их регулярной четкой повторяемостью и «одинаковостью» в разных широтах и в разные исторические эпохи самое наглядное и универсальное свидетельство постоянства и закономер­ного характера природных процессов. С другой сторо­ны, объяснение может быть обращено к субъективной стороне дела, к каким-то общим свойствам отражения упомянутых природных процессов в сознании и культу­ре человечества на протяжении его истории или опреде­ленного этапа истории». Последний случай рассмотрен современной наукой, и сделан фундаментальный вывод о том, что мышление представителей «архаических» обществ принципиально не отличается от мышления современных людей, различие заключается лишь в на­правленности, в мотивировке мышления. Именно это обстоятельство следует принимать во внимание при рассмотрении астральных мифов и связанных с ними пещерных рисунков.

Существенным в этой связи является то, что совре­менные исследования первобытных изображений и свя­занных с ними устно-поэтических сюжетов показывают идентичность полученных результатов и данных экспе­риментальной психологии и психофизиологии в облас­ти изучения фундаментальных свойств человеческой психики, которые обнаруживаются в различных формах поведения, в творческой деятельности. Фундаменталь­ные свойства физиологии и психики современного че­ловека в принципе те же, что и во все предшествующие периоды истории человека современного типа (Ното зар1еп8), начиная с верхнего палеолита. Немаловажно то обстоятельство, что установленное экспериментальной психологией постоянство объема оперативной памяти и внимания (он равен «магическому» числу 7 плюс-минус 2) служит основой количественного обозначения исход­ных пространственных и временных структурных делений в астральных мифах и рисунках с эпохи палеолита. Кроме того, целая серия прямоугольных фигур в искус­стве палеолита имеет пропорции 1 : 0,62 — т. е. соотно­шение то же, что и экспериментально установленное основным психофизическим законом (законом Вебера -Фехнера) пороговое отношение в процессе восприятия (в качестве примера можно привести знаменитую пеще­ру Ляско).

«Все это значительно, — пишет Б.А. Фролов в своей работе «Астральные мифы и рисунки», — проясняет ис­токи астральных мифов и рисунков и древнейших науч­ных представлений. Орнаменты и фрески палеолита в их «космобиологических» мотивах явно обнаруживают календарный подтекст, рассмотренный нами примени­тельно к фигурам быков, лошадей, оленей. Кстати, та­кого рода анализ проясняет астральное значение ука­занных животных в послепалеолитнческих астральных мифах и рисунках Евразии: «лунного быка», «солнеч­ной лошади» (на севере, от Скандинавии до Чукотки, «солнечного оленя»). Здесь теперь уже нет необходимо­сти прибегать к психоаналитическим схемам, к концеп­ции «пралогического мышления», но понятна и логика обращения к ним прежде. Так, в рассмотренных при­мерах сюжетов астральных мифов и рисунков палеоли­та выявленные нами и теперь трактуемые как первона­чальные астрономические, биологические, математиче­ские знания, соответствие которых реальным явлениям объективного мира не вызывает сомнений, — эти древ­нейшие представления о мире взаимосвязаны отнюдь не хаотически, не мистически, не по какому-то субъектив­ному произволу, но прежде всего логикой их реальной практической ориентации на удовлетворение специфи­ческих общественных потребностей охотничьих коллек­тивов палеолита — потребностей, тесно связанных с цикличностью природных процессов, соотносимых с ре­альным астрономическим временем».

Вполне понятно, что первоначальный природоведче­ский каркас астральных мифов и рисунков как бы заво­рачивался в кокон причудливых художественных обра­зов и магико-религиозных представлений. Современнаянаука сумела за коконом такого рода ассоциаций вы­явить построения достаточно четких в математическом и астрономическом отношении, сложных в техническом и художественном отношении промысловых и родовых календарей палеолита. «Орнаментально-геометрическая компоновка последних в итоге, замечает Б.А. Фро­лов. — выражает те же идеи, что и центральные компо­зиции пещерных монументальных ансамблей, в кото­рых, в свою очередь, фигуры быков и лошадей и ряды счетно-календарных знаков даны то порознь, то нале­гающими друг на друга. Это также говорит об извест­ной самостоятельности зачаточно-научных представле­ний палеолита и о их взаимосвязях с художественно-эстетическими сторонами астральных мифов и рисун­ков».

Для наших лекций существенным является то, что в конце палеолита представления о природе не огра­ничивались обширным кругом точных эмпирических знании; было достигнуто, очевидно, нечто большее: сформировалась идея Вселенной как единого целого (А.П. Окладников), семиричная «модель мира» с 3 вер­тикальными и 4 горизонтальными делениями, выделя­лись 4 стихни, сходные с «первоэлементами» древнегре­ческих космологических концепций (вода, земля, воз­дух, огонь) (Б.А. Фролов), подлинная сложная предыс­тория науки, множеством корней питавшая ее дальней­ший рост, ее историю.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:

источник