Меню Рубрики

Дети в день рождения капоте анализ

Одиннадцатилетнему Коллину Фенвику повезло гораздо больше, чем прелестной, маленькой мисс Боббит. Ему не надо было усилием воображения создавать свой фантастический мир, столь не похожий на реальный. Попав в дом к своим родственникам Вирене и Долли, он очутился в сказке, которая стала достоверностью. Правда, Вирена, самая богатая женщина в городке, владелица магазина, заправочной станции и бакалейной лавки, тут ни при чем. Наживая свое добро, она не стала ни покладистей, ни романтичней.

Долли — совсем другая. Она — сама любовь и участие. Ее бесшумная походка, длинные платья-«хитоны», комната, выкрашенная в розовый цвет, — все в ней не похоже на других и все пленяет Коллина. Варить из трав зелье от водянки и рассылать его больным — единственное ее занятие. Лекарство пользуется спросом. Долли могла бы разбогатеть, но она равнодушна к деньгам. Все средства она тратит на детские забавы, вроде набора для резьбы по дереву, и сласти — шоколадные торты и помадку, которыми щедро угощаются Долли, Коллин и служанка Кэтрин. Эти трое словно живут в пряничном городке, где только не хватает фонтанчика из лимонада на главной пряничной площади. Пусть в мире свирепствуют низменные страсти — в пряничном «городке» царят согласие, покой и радость.

Отличительная черта творческой манеры Джерома Сэлинджера, Карсон Маккаллерс, Джин Стаффорд, Кэролайн Гордон и других, известных и менее известных писателей заключается в том, что они воссоздают образ мира таким, как его видит неискушенный злом, чистый душою человек. Если смотреть в «такие глаза», то особенно заметны и привлекательные, и отталкивающие черты действительности. Своего излюбленного героя эти писатели нашли в подростке. Герой изо всех сил сопротивляется миру, который навязывает ему «взрослый», «нормальный» взгляд на жизнь. Он очень чувствителен к несовершенству и бесчеловечности. Подросток Сэлинджера мечтает о том, чтобы стать «ловцом во ржи» и спасать детей от падения в «пропасть» — жестокого соприкосновения с миром взрослых. Юный герой Карсон Маккаллерс выбирает сострадание к ближнему главным принципом жизни.

Подростки Капоте мало думают о будущем. Как правило, они воздвигают иллюзорный заслон между собой и реальным миром, они словно пытаются насильственно продлить детство. Исключение составляет маленькая мисс Боббит, да и то потому, что жизнь взвалила на ее плечи недетский груз забот: отец мисс Боббит в тюрьме, а мать слабоумна. Если же мир переходит в наступление и разрушает пряничные стены, они пусть по-детски, но дают ему отпор.

Когда мисс Боббит, героиню рассказа «Дети в день рождения», надул мошенник, она разослала триста писем местным шерифам, и обманщика арестовали. Героиня «Лесной арфы» — «вечный ребенок», очарованная душа, она словно живет на островке остановившегося времени, она «родом из детства», как любил говорить о себе Сент-Экзюпери. Но вот Вирена, подсчитав выручку Долли за снадобье от водянки, ре­шила сделать бизнес на тайне сестры, и Долли бежит в Бережной лес. Там на старом платане сооружен деревянный помри — «плот, плывущий по морю листвы». Древесный дом становится убежищем для тех, кто хоть как-то противостоит омертвляющей власти городка, для всех, кто сопротивляется ожесточению сердца, нечестности и хищничеству. Сюда приходит старый судья Чарли Кул, которому нечего больше делать в городе, где всем заправляет банда политиканов. Сюда же приходит отчаянная голова Райли Гендерсон — он очень нуждается в дружбе.

Трумэн Капоте знает, как хрупки мечты, как беззащитны сказки перед «вихрями подлости», бушующими в реальном мире, он знает, что в древесном доме жить нельзя: он еще менее прочен, еще менее защищен от бурь, чем Плот Геккльберри Финна, плывущий вниз по Миссисипи (традиция романтического бегства от цивилизации — на Уолден, на плот, на «дорогу» — нашла отклик и в творчестве Капоте). И все-таки Капоте не позволяет Долли Тэлбо додумать до конца печальную мысль о том, что «может быть, мир и вправду плохо устроен». Неважно устроен, как бы соглашается автор. Но есть в мире истинные ценности, и пока они существуют, мы не погибли.

Нет, писатель не возлагает надежд на социальные и политические перемены в обществе. Недаром он избирает местом действия своих «сказок» крошечные городки в провинции, изымает своих героев из материального потока жизни. Почти все они «не сеют, не жнут», но лишений не знают. И этим писатель как бы дает понять, что его интересуют не социальные ситуации, а жизнь личности, ее персональные конфликты. Однако, как бы ни хотел Т Капоте быть только «реалистом-моралистом», его произведения несут отпечаток определенных социальных явлений. Они позволяют судить о настроениях части американской интеллигенций, которая разочаровалась в идеях Прогресса и Просвещения, питает недоверие к интеллекту, сомневается в возможности всеобщего блага. Т. Капоте видит и бессилие одиночки.

Сказки, как правило, кончаются благополучно. Со «сказками» Трумэна Капоте дело обстоит сложнее: вырываясь из рамок жанра, они могут иметь печальный конец: шестичасовой автобус переехал мисс Боббит; одержав; победу над эгоизмом сестры, умирает Долли Тэлбо. И все-таки Капоте не дает злу восторжествовать над добром: в хрупком древесном доме обездоленные поняли, что они сильнее своих преследователей, потому что обладают душою, «распахнутой для всего живого, потому что они смеют быть самими собой»; никогда влюбленные мальчишки не забудут девочку, которая мечтала о том, чтобы все люди были «славные, как дети в день рождения».

Коллин уезжает из города после смерти Долли: «. мы миновали церковь и пошли по дороге, что ведет к Бережному лесу. Эта дорога, и этот платан. В тот раз я закрыл глаза, чтобы унести с собою их образ. разве мог я себе представить, что мысленно буду бродить по этой дороге, буду грезить об этом платане до тех пор, пока они не заставят меня возвратиться». Коллин Фенвик вернулся не только в город, он вернулся на дорогу реальной жизни. Но теперь она его меньше страшит, он уже знает, что не все подвластно смерти, что добро не умирает и власть мечты не иллюзорна. В этом урок «сказок» Трумэна Капоте.

Л-ра: Иностранная литература. – 1967. – № 12. – С. 257-258.

Ключевые слова: Трумен Капоте,Truman Capote,Лесная арфа,критика на творчество Трумена Капоте,критика на произведения Трумена Капоте,скачать критику,скачать бесплатно,американская литература 20 века

источник

Несомненно, на сей раз дьявол действовал с ней заодно, и она того заслуживала. Вихрем вылетела она на сцену, потряхивая локонами, вращая глазами, покачивая бедрами. Мы сразу поняли, что это будет номер не из ее классического репертуара. Она прошлась в чечетке через сцену, изысканным жестом приподнимая на бедрах пышную, словно облако, голубую юбочку. Вот это лихо, сроду такого не видел, сказал Билли Боб и хлопнул себя по ляжке, и тете Эл пришлось согласиться, что мисс Боббит и вправду выглядит просто прелестно. Она закружилась по сцене, и публика разразилась аплодисментами. А она все кружилась, кружилась и только шипела «быстрее, быстрее!» аккомпанировавшей ей на рояле мисс Аделаиде, хотя та, бедняга, и так старалась изо всех сил.

До тех пор мы ни разу не слышали, как она поет; оказалось, что голос у нее резкий, царапающий, как наждак.

. Коль товар мой не по вкусу,

Лучше вам забыть о нем! Э-эй! Э-эй!

Тетя Эл даже задохнулась. Потом она задохнулась вторично — это когда мисс Боббит, бойко топнув, задрала юбочку и выставила на всеобщее обозрение голубые гипюровые штанишки, в результате чего на ее долю достались почти все одобрительные свистки, приберегавшиеся парнями для исполнительницы танца живота. (Впрочем, как мы убедились в дальнейшем, та тоже не сплоховала — под звуки популярной песенки «Яблочко для учительницы» и возгласы «гип-гип!» дама эта проделала все, что положено, в одном купальнике.)

Но на том, что мисс Боббит продемонстрировала свою попку, триумф ее не кончился. Под руками мисс Аделаиды зловеще загремели басы, на сцену выскочила сестрица Розальба с зажженной римской свечой и сунула ее в руки мисс Боббит, делавшей шпагат; он тоже ей удался, и в тот самый момент, когда она села на пол, свеча рассыпалась каскадом красных, синих и белых шаров, и нам всем пришлось встать, потому что мисс Боббит во всю глотку запела «Полосато-звездное знамя». Тетя Эл говорила потом — это было одно из самых пышных зрелищ, какие ей довелось видеть на американской сцене.

Словом, мисс Боббит, бесспорно, заслуживала кинопробы в Голливуде, а так как она вышла победительницей на конкурсе, похоже было, что дело на мази. Мэнни Фокс так и сказал ей: детка, сказал он, вы из того самого теста, из какого делаются кинозвезды. Но на другой день он смылся, наобещав своим подопечным с три короба. Следите за почтой, друзья мои, я всем вам дам знать. Так он сказал ребятам, у которых взял деньги, и так он сказал мисс Боббит. Письма у нас доставляются три раза в день, и каждый раз на почте собиралось порядочно народу — веселая ватага, оживление которой мало-помалу угасало. Как тряслись у мальчишек руки всякий раз, когда в их почтовый ящик падало письмо! Но дни шли, и молчаливый ужас сковывал их все сильнее. Каждому было ясно, что думают другие, но никто не осмеливался произнести это вслух, даже мисс Боббит. Впрочем, почтмейстерша Паттерсон высказалась начистоту: этот тип — мошенник, сказала она, я с первого дня поняла, что он мошенник, и, если мне еще хоть день придется глядеть на ваши физиономии, я застрелюсь.

Наконец, к исходу второй недели заклятие было снято — не кем иным, как мисс Боббит.

Все это время взгляд у нее был совершенно отсутствующий — никто бы и не подумал, что она бывает такая, — но в один прекрасный день, после того как была разобрана вечерняя почта, к мисс Боббит снова вернулась ее кипучая энергия.

— Ну так, мальчики. Теперь вступает в действие закон джунглей, — объявила она и увела всю ватагу к себе домой.

Там состоялось учредительное собрание Клуба вешателей Мэнни Фокса, каковая организация в несколько более цивилизованном виде существует и по сей день, хотя Мэнни Фокса давным-давно удалось изловить и, выражаясь фигурально, повесить. А в том, что это удалось, — прямая заслуга мисс Боббит. За неделю она настрочила свыше трехсот писем с описанием примет Мэнни Фокса и разослала их всем шерифам Юга; кроме того, она написала в газеты всех более или менее крупных городов, и письма ее привлекли внимание широкой публики. В результате «Юнайтед фрут компани» предложила четырем из жертв Мэнни Фокса хорошо оплачиваемую работу, а поздней весной, когда Фокс был арестован в Апхае, штат Арканзас, где он пытался проделать все тот же старый трюк, организация «Лучезарные девушки Америки» представила мисс Боббит к медали «За доброе дело». Но по какой-то причине мисс Боббит постаралась оповестить всех и вся, что она отнюдь не в восторге.

— Мне не нравится эта организация, — заявила она. — Трубят в горн что есть мочи. Ничего веселого тут не вижу, и вовсе это неженственно. И вообще — что такое доброе дело? Не давайте себя одурачивать — всякое доброе дело делается для того, чтобы что-нибудь получить взамен.

Как отрадно было бы сообщить здесь, что она ошибалась и что другая, желанная награда, когда она наконец получила ее, была вручена ей от чистого сердца, в знак любви. Но на самом деле это было не так. С неделю назад все ребята, которых обжулил Мэнни Фокс, получили от него чеки в возмещение понесенных убытков, и мисс Боббит весьма решительно прошествовала на заседание клуба. (Заседания эти и поныне служат кой для кого предлогом, чтобы по четвергам весь вечер дуться в покер и наливаться пивом.) Мисс Боббит сразу взяла быка за рога.

— Вот что, мальчики, — сказала она, — никому из вас и во сне не снилось когда-нибудь снова увидеть эти деньги, но раз уж вы их получили, вам надо вложить их в какое-нибудь реальное дело, — скажем, в меня.

Предложение ее заключалось в следующем: они сложатся и оплатят ее поездку в Голливуд; за это она обязуется пожизненно выплачивать им десять процентов от своих гонораров, и значит, когда она станет звездой — а этого ждать недолго, все они будут богатыми людьми.

— Во всяком случае, по местным понятиям, — добавила она.

Никому из мальчишек не хотелось расставаться с деньгами, но когда мисс Боббит смотрит тебе в глаза, что тут поделаешь?

. С понедельника сыплет летний дождик, днем веселый, пронизанный солнцем, но по ночам мрачный и полный звуков — стука капель по листьям, перезвона струй, незатихающего тревожного топотка.

Билли Боб — начеку, и глаза у него сухие, но все эти дни он какой-то замороженный, и язык у него не ворочается, будто это язык колокола. Нелегкая для него штука — отъезд мисс Боббит. Потому что она была для него не только безумной мальчишеской любовью, но чем-то гораздо большим. Так чем же? Да все его странности — и то, что он удирал на пекановое дерево, и то, что любил книги, и то, что настолько считался с людьми, что позволял им себя обижать, все это была она. И то, что он боязливо таил от всех, кроме нее, — это тоже была она. А в темноте струилась сквозь дождь отдаленная музыка. Ведь будут такие ночи, когда мы услышим эту музыку так ясно, словно и впрямь через дорогу играет виктрола. И ранние вечера, когда вдруг смешаются тени и она красиво развертывающейся лентой пройдет перед нами по лужайке. Она улыбалась Билли Бобу, брала его за руку, даже поцеловала его.

— Я же не собираюсь умирать, — говорила она. — Ты приедешь ко мне, и мы уйдем на высокую гору, и заживем там все вместе: ты, и я, и сестрица Розальба.

Но Билли Боб знал, этому не бывать, и, когда сквозь тьму доносилась музыка, засовывал голову под подушку.

А вчера день вдруг улыбнулся странной улыбкой, и это как раз был день ее отъезда. Около полудня появилось солнце и принесло с собой ласковый запах глицинии. Снова цвели желтые розы тети Эл, и она поступила замечательно сказала Билли Бобу, что он может их срезать и подарить мисс Боббит на прощание. До самого вечера мисс Боббит просидела у себя на веранде, и все время вокруг нее толпились люди — они заходили пожелать ей всего хорошего. Казалось, она собралась к причастию — в белом платье, в руках белый зонт. Сестрица Розальба подарила ей носовой платок, но тут же его позаимствовала она все плакала и никак не могла остановиться. Другая девчушка принесла жареного цыпленка — на дорогу; одно было плохо — она позабыла его выпотрошить. Но мать мисс Боббит сказала — что ж, это ничего: цыпленок есть цыпленок; слова знаменательные, если учесть, что это было единственное мнение, когда-либо высказанное ею.

Лишь одно омрачало всем настроение: вот уже сколько часов Причер Стар околачивался на углу — то играл в расшибалочку на тротуаре, то прятался за дерево, словно хотел остаться незамеченным. Всех это очень нервировало. Минут за двадцать до прихода автобуса он вразвалку подошел к нашему дому и встал у калитки, прислонившись к ней лбом. Билли Боб все еще срезал розы в саду: он набрал уже столько, что хватило бы на огромный костер, и их запах был плотным, как ветер. Причер смотрел на Билли Боба, пока тот не поднял головы. И покуда они глядели друг на друга, снова стал сеяться дождик, тонкий, как водяная пыль над морем, и расцвеченный радугой. Ни слова не говоря, Причер подошел к Билли Бобу, помог ему разделить розы на два большущих букета, и они вместе вышли за калитку. На той стороне улицы шмелями гудели разговоры, но когда мисс Боббит увидела их, двух мальчиков, чьи лица, скрытые букетами роз, были как желтые луны, она сбежала по ступенькам веранды и бросилась через дорогу, протягивая к ним руки. Мы поняли, что сейчас произойдет, и мы закричали, наш крик, словно молния, прорезал завесу дождя, но мисс Боббит, бежавшая к лунно-желтеющим розам, казалось, не слышала нас. Вот тогда-то шестичасовой автобус и переехал ее.

Читайте также:  Анализ воспитания детей раннего возраста

источник

Вчера вечером шестичасовой автобус переехал мисс Боббит. Сам не знаю, как мне рассказывать об этом: ведь что там ни говори, мисс Боббит было всего десять лет, и все же я уверен — в нашем городе ее никто не забудет. Начать с того, что она всегда поступала необычно, с той самой минуты, когда мы впервые ее увидели, а было это около года тому назад. Мисс Боббит и ее мать, они приехали этим же самым шестичасовым автобусом — он прибывает из Мобила и идет дальше. В тот день было рождение моего двоюродного брата Билли Боба, так что почти все ребята из нашего городка собрались у нас. Мы как раз угощались на веранде пломбиром «тутти-фрутти» и обливным шоколадным тортом, когда из-за Гиблого поворота с грохотом вылетел автобус. В то лето не выпало ни одного дождя; все было присыпано ржавой сушью, и, когда по дороге проходила машина, пыль иной раз висела в недвижном воздухе по часу, а то и больше. Тетя Эл говорила — если в ближайшее время дорогу не замостят, она переедет на побережье; впрочем, она говорила это уже давным-давно.

В общем, сидели мы на веранде, и «тутти-фрутти» таяло у нас на тарелочках, и только нам всем подумалось — а хорошо бы, сейчас произошло что-нибудь необычайное, — как оно и произошло: из красной дорожной пыли возникла мисс Боббит — тоненькая девочка в нарядном подкрахмаленном платье лимонного цвета; она важно выступала с этаким взрослым видом: одну руку уперла в бок, на другой висел большой зонт, какие носят старые девы. За нею плелась ее мать растрепанная, изможденная женщина, с голодной улыбкой и тихим взглядом, тащившая два картонных чемодана и заводную виктролу.

Все ребята на веранде до того обомлели, что, даже когда на нас с жужжанием налетел осиный рой, девчонки забыли поднять свой обычный визг. Все их внимание было поглощено мисс Боббит и ее матерью — они как раз подошли к калитке.

— Прошу прощения, — обратилась к нам мисс Боббит (голос у нее был шелковистый, как красивая лента, и в то же время совсем еще детский, а дикция безупречная, словно у кинозвезды или учительницы), — но нельзя ли нам побеседовать с кем-нибудь из взрослых представителей семьи?

Относилось это, конечно, к тете Эл и до некоторой степени ко мне. Но Билли Боб и остальные мальчишки, хотя всем им было не больше тринадцати, потянулись к калитке вслед за нами. Поглядеть на них, так они в жизни девчонки не видели. Такой, как мисс Боббит, — определенно. Как говорила потом тетя Эл — где это слыхано, чтобы ребенок мазался? Губы у нее были ярко-оранжевые, волосы, напоминавшие театральный парик, все в локонах, подрисованные глаза придавали ей бывалый вид И все же была в ней какая-то сухощавая величавость, в ней чувствовалась леди, и, что самое главное, она по-мужски прямо смотрела людям в глаза.

— Я мисс Лили Джейн Боббит, мисс Боббит из Мемфиса, штат Теннесси, торжественно изрекла она.

Мальчишки уставились себе под ноги, а девчонки на веранде во главе с Корой Маккол, за которой в то время бегал Билли Боб, разразились пронзительным, как звуки фанфар, смехом.

— Деревенские ребятишки, — проговорила мисс Боббит с понимающей улыбкой и решительно крутанула зонтиком. — Мы с матерью, — тут стоявшая позади нее простоватая женщина отрывисто кивнула, словно подтверждая, что речь идет именно о ней, — мы с матерью сняли здесь комнаты. Не будете ли вы так любезны указать нам этот дом? Его хозяйка — некая миссис Сойер.

Ну конечно, сказала тетя Эл, вон он, дом миссис Сойер, прямо через дорогу. Это единственный пансион у нас в городе, старый, высокий, мрачный дом, и вся крыша утыкана громоотводами, — миссис Сойер до смерти боится грозы.

Зарумянившись, словно яблоко, Билли Боб вдруг сказал — простите, мэм, сегодня такая жарища и вообще, так не угодно ли отдохнуть и попробовать «тутти-фрутти»; и тетя Эл тоже сказала — да, да, милости просим, но мисс Боббит только качнула головой.

— От «тутти-фрутти» очень полнеют, но все равно merci вам от души.

И они стали переходить улицу, и мамаша Боббит поволокла чемоданы по дорожной пыли. Вдруг мисс Боббит повернула обратно; лицо у нее было озабоченное, золотистые, как подсолнух, глаза потемнели, она чуть скосила их, словно припоминая стих.

— У моей матери расстройство речи, так что я вынуждена говорить за нее, торопливо сказала она и тяжело вздохнула. — Моя мать — превосходная портниха; она шила дамам из лучшего общества во многих городах, больших и маленьких, включая Мемфис и Таллахасси. Вы, разумеется, обратили внимание на мое платье и пришли от него в восторг Это работа моей матери, каждый стежок сделан вручную. Моя мать может скопировать любой фасон, а совсем недавно она получила приз от журнала «Спутник хозяйки дома» — двадцать пять долларов. Моя мать знает также любую вязку — крючком и на спицах — и делает всевозможные вышивки. Если вам понадобится что-нибудь сшить, обращайтесь, пожалуйста, к моей матери. Пожалуйста, порекомендуйте ее своим друзьям и родственникам. Спасибо.

И она удалилась, шурша накрахмаленным платьем.

Кора Маккол и остальные девчонки, озадаченные, настороженные, нервно дергали ленты у себя в волосах; они что-то скисли, лица у всех вытянулись. Я мисс Боббит, передразнила Кора и состроила злобную гримасу, а я принцесса Елизавета, вот я кто, ха-ха-ха! А платье-то, сказала Кора, самое что ни на есть муровое. И вообще, я лично выписываю все свои платья из Атланты, а еще есть у меня пара туфель из Нью-Йорка, я уж не говорю о том, что серебряное кольцо с бирюзой мне прислали из Мехико-сити, из самой Мексики.

Тетя Эл сказала — зря они так обошлись с приезжей, ведь она такая же девочка, как они, да к тому же нездешняя; но девчонки бесновались, как фурии, а кое-кто из мальчишек — те, что поглупей и любят водиться с девчонками, взяли их сторону и понесли такое, что тетя Эл залилась краской и сказала — она сейчас же отправит их по домам и все-все расскажет ихним папашам, чтобы взгрели их хорошенько. Но исполнить свою угрозу тетя Эл не успела, и причиной тому была мисс Боббит собственной персоной — она появилась на веранде сойеровского дома в новом и совсем уже странном одеянии.

Ребята постарше, как, скажем, Билли Боб и Причер Стар, которые упорно отмалчивались, покуда девчонки язвили по адресу мисс Боббит, и только мечтательно поглядывали затуманенными глазами на дом, где она скрылась, разом повскакали и пошли к садовой калитке. Кора Маккол фыркнула и презрительно выпятила губу, но мы, остальные, тоже поднялись с мест и расселись на ступеньках веранды. Мисс Боббит не обращала на нас ни малейшего внимания. В сойеровском саду темно от тутовых деревьев, он весь зарос шиповником и бурьяном. Иной раз после дождя шиповник пахнет так сильно, что даже у нас в доме слышно. Посреди двора стоят солнечные часы — миссис Сойер воздвигла их еще в тысяча девятьсот двенадцатом году над могилкой бостонского бульдога по кличке Солнышко, который издох, умудрившись вылакать ведро краски. Мисс Боббит величественной походкой спустилась с веранды, держа в руках виктролу, поставила ее на солнечные часы, завела и пустила пластинку — вальс из «Графа Люксембурга». Уже почти стемнело; наступил час летающих светлячков, когда воздух становится голубоватым, как матовое стекло, и птицы, поспешно слетаясь в стайки, рассеиваются затем в складках листвы. Перед грозою цветы и листья словно бы излучают свой собственный свет, их окраска становится ярче; так и мисс Боббит в пышной, похожей на пуховку белой юбочке и со сверкающей повязкой из золотой канители в волосах, казалось, вся светится в сгущающихся сумерках. Выгнув над головою руки с поникшими, словно головки лилий, кистями, она встала на пуанты и простояла так довольно долго; и тетя Эл сказала — вот молодчина какая. Потом она принялась кружиться под музыку, кружилась, кружилась, кружилась; тетя Эл даже сказала, — ой, у меня уже все перед глазами плывет. Останавливалась она лишь для того, чтобы завести виктролу. Уже и луна скатилась за гребень горки, и отзвонили колокольчики, сзывавшие семьи к ужину, и все ребята разошлись по домам, и стал раскрывать свои лепестки ночной ирис, а мисс Боббит все еще была там, в темноте, и кружилась без устали, словно волчок.

источник

Причер сплюнул себе под ноги и вразвалочку подошел к Билли Бобу. Пошли, сказал он, как ни в чем не бывало, пошли, деревяшка она, и больше никто; ей только одного надо — хороших друзей перессорить.

На какой-то момент показалось, что сейчас Билли Боб и Причер удалятся в мирном согласии, но Билли Боб, вдруг спохватившись, подался назад и замотал головой. Долгую минуту глядели они друг на друга, и близость их переходила в другую, уродливую, форму — ведь ненавидеть с такою силой можно только того, кого любишь. Все это было написано у Причера на лице. Но ему ничего другого не оставалось, как уйти. Да, Причер, такой ты был потерянный в тот день, что я впервые почувствовал к тебе настоящую симпатию — такой худющий, гадкий, потерянный брел ты по улице и до того одинокий.

Они так и не помирились, Билли Боб с Причером: и не то чтобы им не хотелось мириться, только вот не было какого-то простого способа возобновить дружбу. Но и покончить с этой дружбой они не могли; один всегда знал, что затевает другой, а когда Причер завел себе нового дружка, Билли Боб целыми днями места себе не находил: то за одно возьмется, то за другое, и все валится у него из рук, а то вдруг выкинет какой-нибудь дикий номер, — скажем, нарочно засунет палец в электрический вентилятор. По вечерам Причер иногда останавливался у нашей калитки поболтать с тетей Эл. Он оставался со всеми нами в дружеских отношениях, — я думаю, только для того, чтобы помучить Билли Боба, — и даже преподнес нам на рождество огромную коробку очищенного арахиса. Он и для Билли Боба оставил подарок, — оказалось, что это книжка про Шерлока Холмса, и на первом листе нацарапано: Если ты. неверный друг, для тебя найдется сук. Сроду не видел такой муры, сказал Билли Боб, господи, вот балда! Но потом, хотя день был холодный, он убежал на задний двор, залез на пекановое дерево и до самого вечера просидел, скорчившись, в его по-декабрьски синеватых ветвях.

Но вообще-то он ходил счастливый — ведь у него была мисс Боббит, а теперь она стала с ним очень мила. Обе они с сестрицей Розальбой обращались с ним, как с мужчиной, — то есть милостиво разрешали все для них делать. Зато они проигрывали ему в бридж, никогда не уличали его во лжи и не расхолаживали, когда он делился с ними своими заветными мечтами. Счастливая это была пора. Но с началом школьных занятий пошли новые беды. Мисс Боббит отказалась учиться.

— Это смешно, право же, смешно, — заявила она директору школы мистеру Копленду, когда он зашел, чтобы выяснить, почему она не является на занятия. Я умею читать и писать, и кое у кого здесь, в городе, были все основания убедиться, что я умею считать деньги. Нет, мистер Копленд, поразмыслите-ка минутку, и вы сами поймете, что ни у вас, ни у меня нет на это ни времени, ни энергии. В конце концов дело только в том, кто из нас первый дрогнет духом вы или я. Да и потом, чему вы можете меня научить? Вот если б вы что-нибудь понимали в танцах, тогда другое дело, но при данных обстоятельствах, да, мистер Копленд, при данных обстоятельствах, на мой взгляд, нам обоим лучше предать это дело забвению.

Мистер Копленд, со своей стороны, вполне готов был предать дело забвению. Но весь город считал, что мисс Боббит следует хорошенько всыпать. Хорейс Дизли прислал в нашу местную газету статью под заголовком «Трагическая ситуация». Создается поистине трагическая ситуация, писал он, если какая-то девчонка может игнорировать конституцию Соединенных Штатов, — почему-то он выразился именно так. Статья кончалась вопросом: «Можем ли мы допустить, чтобы это сошло ей с рук?»

Но все-таки это сошло ей с рук. И сестрице Розальбе тоже. Впрочем, так как Розальба была цветная, всем было решительно наплевать, учится она или нет. А вот Билли Бобу не удалось так счастливо отделаться. Пришлось-таки ему ходить в школу. Но толку от этого было мало, он мог бы с таким же успехом сидеть дома. В первом же табеле у него красовались три плохие отметки — своего рода рекорд. Но вообще-то он парень смышленый, и я думаю, ему просто было невмоготу столько часов подряд не видеть мисс Боббит; без нее он всегда был какой-то полусонный. И вечно лез в драку — то придет с фонарем под глазом, то с разбитой губой, то вдруг захромает. Насчет этих драк он никогда не распространялся, но мисс Боббит была достаточно проницательна, чтобы догадаться, в чем тут дело.

— Я знаю, знаю, ты сокровище. И я тебя очень ценю, Билли Боб. Только не надо лезть из-за меня в драку. Конечно, люди болтают про меня всякие гадости. А знаешь почему? Ведь это комплимент своего рода. Потому что в глубине души они считают, что я просто замечательная.

И она была права: ведь если никто вами не восхищается, кому интересно вас ругать?

Но, по сути дела, мы и понятия не имели, какая она замечательная, пока в наших краях не объявился один тип, назвавшийся Мэнни Фоксом. Дело было в конце февраля. Впервые мы узнали о Мэнни Фоксе из зазывных афиш, расклеенных во всех лавках города:

ТАНЕЦ ЖИВОТА — ДЕЙСТВУЕТ ЖИВОТВОРНО

Сенсационная любительская программа

Первая премия — гарантированная кинопроба

Все это должно было состояться в следующий четверг. Входная плата — один доллар; по местным масштабам — целое состояние, но подобного рода греховные развлечения у нас здесь такая редкость, что все раскошелились, и вообще вокруг этой затеи поднялась страшная кутерьма. Шалопаи, работавшие под ковбоев и целыми днями прохлаждавшиеся в аптеке-закусочной, всю неделю изощрялись в похабщине — главным образом, по адресу исполнительницы танца живота, которая оказалась не кем иным, как миссис Мэнни Фокс. Остановились Фоксы за городской чертой, в Чеклвудском туристском кемпинге, но весь день проводили в городе, разъезжая в старом «паккарде», на всех четырех дверцах которого было выведено полное имя Фокса. Своей штаб-квартирой они сделали бильярдную, и под вечер их всегда можно было там застать — они потягивали пиво и перебрасывались шуточками с нашими городскими лоботрясами. Как выяснилось в дальнейшем, сфера деловой активности Мэнни Фокса не ограничивалась театральными представлениями. У него была еще своего рода контора по найму: исподволь он дал понять, что за вознаграждение в сто пятьдесят долларов может обеспечить любому предприимчивому парню в округе классную работенку на грузовых судах «Юнайтед фрут», курсирующих между Новым Орлеаном и Южной Америкой. Шанс, какой выпадает только раз в жизни, — так он выражался. У нас тут не найдется и двух ребят, которые могли бы набрать без труда хоть пять долларов, и все же человек десять умудрились наскрести нужную сумму. Ада Уиллингем отдала сыну все, что сумела скопить на мраморного ангела, которого ей хотелось поставить на могиле мужа, а отец Эйси Трампа продал свою привилегию на закупку хлопка.

Читайте также:  Анализ воспитания детей в детских домах

Да, но что творилось в день представления! В этот день было забыто все — и закладные, и тарелки в кухонной раковине. Можно подумать, будто мы собираемся в оперу, сказала тетя Эл, — все так нарядились, разрумянились, от всех так хорошо пахнет. Давно уже «Одеон» не знал такого наплыва публики. Почти у каждого кто-нибудь из родных участвовал в любительской программе, так что волнений было много. Из всех выступающих мы знали толком одну мисс Боббит. Билли Боб весь извертелся: он снова и снова повторял нам, чтобы мы не хлопали никому, кроме мисс Боббит, но тетя Эл сказала — это было бы очень невежливо, и тут на него опять накатило, а когда его отец купил нам всем по мешочку поджаренных кукурузных зерен, он к своему и не прикоснулся — сказал, что боится засалить руки, и потом, чтобы мы, Бога ради, не шумели и не вздумали грызть кукурузу, когда на сцену выйдет мисс Боббит.

То, что она участвует в конкурсе, вообще-то было для нас полнейшим сюрпризом. Правда, этого можно было ожидать, да мы и сами могли б догадаться по некоторым признакам — хотя бы по тому, что вот уже сколько дней она носу не высовывала за калитку, и по звукам виктролы, игравшей до глубокой ночи, и по тени, кружившейся на шторе, и по таинственному, важному виду, который принимала сестрица Розальба всякий раз, как у нее справлялись о здоровье сестрицы Боббит. Одним словом, имя ее значилось в программе, но, хотя оно стояло вторым, не появлялась она очень долго. Сперва вышел Мэнни Фокс, сверкая напомаженной головой и шныряя глазами; он долго рассказывал анекдоты для курящих, похлопывая в ладоши и гогоча. Тетя Эл объявила, — если он расскажет еще один такой анекдот, она тут же уходит. Рассказать-то он рассказал, но уйти она не ушла. До мисс Боббит выступило одиннадцать человек, среди них — Юстасия Бернстайн, изображавшая кинозвезд (так, что все они смахивали на Юстасию), и совершенно бесподобный старикан, некий мистер Бастер Райли, лопоухий деревенщина. сыгравший на пиле «Вальс Матильды». Пока что номер его оставался гвоздем программы, хотя, в общем-то, публика оказывала участникам конкурса довольно ровный прием: все хлопали щедро; все — это значит все, кроме Причера Стара. Он сидел на два ряда впереди нас и каждое выступление встречал возмущенным ослиным ревом. Тетя Эл сказала: с этого дня она с ним больше не разговаривает. Аплодировал он только мисс Боббит.

источник

  • Александр Биргер к записи «Кириллицей вскормленный атом…»
  • Борис Вайнштейн к записи Осень
  • В.Ф. к записи Еврейское танго «Ривкеле-Ребекка»
  • В.Ф. к записи Еврейское танго «Ривкеле-Ребекка»
  • Александр Биргер к записи воскресные заметки т.алька
  • Блог Benny (3)
  • Блог vitakh’a (4)
  • Блог yury kam (37)
  • Блог Ал Еф (6)
  • Блог Алекса Манфиша (7)
  • Блог Александра Бархавина (8)
  • Блог Александра Биргера (414)
  • Блог Александра Винокура (69)
  • Блог Александра Габовича (51)
  • Блог Александра Дьячкова (1)
  • Блог Александра Избицера (2)
  • Блог Александра Локшина (13)
  • Блог Александра Пиявского (3)
  • Блог Александра Рашковского (518)
  • Блог Алексея Аксёнова (2)
  • Блог Алексея Борычева (14)
  • Блог Анастасии Краун (6)
  • Блог Анатолия Берлина (2)
  • Блог Анатолия Добровича (2)
  • Блог Анатолия Ясеника (7)
  • Блог Аркадия Шустерова (3)
  • Блог Артура Шоппингауэра (430)
  • Блог Артура Штильмана (5)
  • Блог Архивариуса (38)
  • Блог Аси Крамер (21)
  • Блог Аси Ямпольской (2)
  • Блог Беллы Розенблат (28)
  • Блог Бориса Аарона (4)
  • Блог Бориса Вайнштейна (105)
  • Блог Бориса Дынина (3)
  • Блог Бориса Рушайло (31)
  • Блог Бориса Тененбаума (414)
  • Блог В. Гершензона (3)
  • Блог Вадима Давыдова (2)
  • Блог Валерия Ганского (14)
  • Блог Валерия Когана (281)
  • Блог Валерия Лесова (2)
  • Блог ВЕКа (444)
  • Блог Вероники Долиной (29)
  • Блог Виктора (Бруклайн) (1 730)
  • Блог Виктора Гопмана (147)
  • Блог Виктора Жука (1)
  • Блог Виктора Снитковского (1)
  • Блог Виктора Соколовского (8)
  • Блог Виктора Финкеля (1)
  • Блог Виктора Френкеля (33)
  • Блог Виктории Орти (27)
  • Блог Виталия Аронзона (1)
  • Блог Влада Голь-де-Шмидта (32)
  • Блог Владимира (Зээва) Гоммерштадта (2)
  • Блог Владимира Ароновича (9)
  • Блог Владимира Вершинина (7)
  • Блог Владимира Гарматюка (16)
  • Блог Владимира Меркуловича (1)
  • Блог Владимира Минкова (14)
  • Блог Владимира Плетинского (67)
  • Блог Владимира Сенненского (26)
  • Блог Владимира Янкелевича (23)
  • Блог Галины Подольской (4)
  • Блог Гарика Мазора (23)
  • Блог Генриха Тумаринсона (33)
  • Блог Генриха Шмеркина (3)
  • Блог Георгия Калюжнера (1)
  • Блог Григория Вольфа (11)
  • Блог Григория Глейзера (13)
  • Блог Григория Писаревского (2)
  • Блог Григория Рубинштейна (1)
  • Блог Давида Малкина (2)
  • Блог Давида Эйдельмана (29)
  • Блог Дмитрия Гаранина (35)
  • Блог Евгения Айзенберга (2)
  • Блог Евгения Берковича (234)
  • Блог Евгения Гершмана (19)
  • Блог Евгения Майбурда (100)
  • Блог Елены Аксельрод (55)
  • Блог Елены Минкиной (24)
  • Блог Елены Тамаркиной (56)
  • Блог Елены Ханиной (3)
  • Блог Елены Цвелик (4)
  • Блог Ержана Урманбаева (52)
  • Блог Ефима Богомольного (1)
  • Блог Ефима Левертова (1 635)
  • Блог Зиновия Кане (1)
  • Блог Зои Мастер (13)
  • Блог Игоря Файвушовича (22)
  • Блог Игоря Фунта (5)
  • Блог Игоря Юдовича (4)
  • Блог Ильи Войтовецкого (96)
  • Блог Ильи Криштула (1)
  • Блог Инны Беленькой (114)
  • Блог Инны Гуревич (21)
  • Блог Инны Иохвидович (1)
  • Блог Инны Костяковской (440)
  • Блог Инны Ослон (611)
  • Блог Иосифа Келейникова (5)
  • Блог Иосифа Рабиновича (1)
  • Блог Ирины Афанасьевой (1)
  • Блог Ирины Лейшгольд (3)
  • Блог Ирины Шейнкман (1)
  • Блог Каролин Одас (4)
  • Блог Константина Басковича (3)
  • Блог Леонида Ветштейна (40)
  • Блог Леонида Ейльмана (19)
  • Блог Леонида Зуборева (1)
  • Блог Леонида Климовича (1)
  • Блог Леонида Сокола (7)
  • Блог Леонида Цальмана (44)
  • Блог Леонида Шустера (385)
  • Блог Лики Кнубовец (1)
  • Блог Лорины Дымовой (433)
  • Блог Льва Мадорского (105)
  • Блог Люсьена Фикса (2)
  • Блог Максима Черняева (1)
  • Блог Максима Штурмана (1)
  • Блог Марии Прейгер (2)
  • Блог МАРИР (87)
  • Блог Марка Когана (1)
  • Блог Марка Фукса (7)
  • Блог Марка Цайгера (1)
  • Блог Михаила Бруштейна (17)
  • Блог Михаила Генина (1)
  • Блог Михаила Моргулиса (1)
  • Блог Михаила Носоновского (89)
  • Блог Михаила Сипера (37)
  • Блог Михаэля Заборова (1)
  • Блог Надежды Кожевниковой (36)
  • Блог Натальи Лайдинен (2)
  • Блог Натана Фаншиля (4)
  • Блог Наума Клеймана (5)
  • Блог Олега Векслера (31)
  • Блог Олега Конуша (1)
  • Блог редактора (36)
  • Блог Роланда Кулесского (67)
  • Блог Семена Талейсника (2)
  • Блог Семы Давидовича (1)
  • Блог Сергея Беседина (1)
  • Блог Сергея Николаева (62)
  • Блог Сергея Чевычелова (102)
  • Блог Соломона Воложина (36)
  • Блог Сони Тучинской (64)
  • Блог Софьи Гильмсон (2)
  • Блог Татьяны Разумовской (41)
  • Блог Ф.Ф.Мендельсона (51)
  • Блог Фиры Карасик (1)
  • Блог Хаима Соколина (3)
  • Блог Эдуарда Шехтера (4)
  • Блог Эдуарда Шехтмана (195)
  • Блог Эдуарда Штейнгольца (2)
  • Блог Элиэзера Рабиновича (3)
  • Блог Эллы Грайфер (18)
  • Блог Юлия Герцмана (12)
  • Блог Юрия Магаршака (90)
  • Блог Якова Гринберга (2)
  • Галерея Александра Кауфмана (1)
  • Гостиная (3 329)
  • Здоровье и медицина (1)
  • Лариса Миллер «Стихи гуськом: новые и старые» (1 363)
  • Новости (469)
  • Отзывы читателей (360)
  • Переводы Игоря Файвушовича (40)
  • Статьи и сообщения (132)
  • Техсовет — блог жалоб и предложений (13)
  • Фотогалерея сайта (10)

Дмитрий Быков. Трумэн Капоте

Трумен Капоте — лучший из когда-либо родившихся американских писателей, хотя у него хорошая конкуренция. На второе место я поставил бы, вероятно, Стивена Крейна, на третье — всё-таки Фолкнера. Или Фолкнера, пожалуй, на одну доску со всей южной готикой. Капоте тоже формально к ней принадлежит, к той же традиции, что и О’Коннор, и Маккалерс.

Но вот в чём дело. Про Капоте очень хорошо написал когда-то Стайрон, он сказал: «Я тоже хороший писатель, но у меня фраза не звенит, а у Трумена звенит». Она clinks. Вот этот звон, конечно, проистекает от очень долгой работы над словом и удивительной способности писать очень чистую прозу — «чистый мускул, ни грамма жира», по определению Лимонова. Лучшая проза Капоте — это, конечно, то, что вошло в сборник «Музыка для хамелеонов», когда ему показалось, что он начисто разучился писать, и начал писать заново; очень крепко свинченные тексты. Но и ранний Капоте — надо вам сказать, проза его удивительно мускулиста. И очарование его литературы…

Ну что я вам буду за десять минут рассказывать о самом любимом писателе, ну просто самом любимом? Я люблю его больше, чем кого бы то ни было в мировой литературе, и люблю как друга, как современника; люблю с той степенью интимности, которую он всегда пытался вызвать у других, и думаю, не всегда он преуспевал, он не дорос до этого читателя.

Я вообще сейчас совершенно не беру его публичный образ. Как он говорил: «Я алкоголик. Я гений. Я гомосексуалист», — в знаменитом интервью с самим собой. Это меня совершенно не интересует. Он вечный ребёнок, брошенный в ледяной мир. И вот его творчество — оно складывается из этих двух главных ощущений: ледяная безупречная гармония этого мира, его прекрасность, его фантастическая красота, и ужас одинокого ребёнка, брошенного в этот мир. Поэтому его проза так блистательна, такой ледяной блеск ей присущ, особенно, конечно, «In Cold Blood» («Совершенно хладнокровно»), и при этом она так сентиментальна, чувствительна. Это знаете, дыхание одинокого уязвлённого существа, которое оседает на ледяном стекле мира — вот так бы я сказал.

Первое, что я у него прочёл… Спасибо Алле Адольфовне Годиной, моему любимому учителю английского. Алла Адольфовна, привет вам. Я знаю, что вы меня слушаете. Самая молодая, самая красивая, самая любимая наша учительница, до сих пор такая же молодая и красивая. Вот Алла Адольфовна мне сказала, что лучший американский писатель — Трумен Капоте́. Я говорю: «Почему?» Она сказала: «Самый симпатичный». И действительно, проза Капоте необычайно симпатична.

Я получил тогда в подарок — правда, отдарился я полным Моэмом, рассказами, но знаете, этот обмен очень был выгоден со стороны моей, потому что, конечно, Капоте лучше Моэма в разы, — я получил тогда «Завтрак у Тиффани» и «The Grass Harp», («Луговая арфа» или «Голоса травы», в более точном переводе Митиной) и по-английски прочёл. Я в первый же день начал читать «Луговую арфу», и реветь жутко! Я разревелся на этой фразе, когда, помните, она замеряет рост этого мальчишки в кухне: «И сейчас, когда в кухне холод и на полу снег, эти зарубки там все ещё на косяке». Знаете, почему это было? Потому что любой дачный ребёнок обожает Капоте, потому что наша Южная Америка, наши Штаты Американские, наш Новый Орлеан — это наши дачи, эти пыльные летние домики.

И поэтому «Дети в день рождения» («Children on Their Birthdays»), который мне представляется лучшим американским рассказом, когда-либо написанным… Я тоже, знаете, я знаю, как это звучит, когда через дорогу играет патефон Victrola. Я знаю, что это такое, когда сидишь весь день в пекановом дереве. Ну, у нас было не пекановое, у нас был клён. Но я знаю очень хорошо, что такое быть этим южным дачным ребёнком в городе, где самые умные советы даёт судья, и обязательно есть свой городской сумасшедший. Это наши всё дачные грёзы: вот эти белые звезды табака, ослепительные и удивительные запахи ночные, которые не можешь выразить. Это наше лето, наши романтические влюблённости.

Кстати, «Дети в день рождения» — ведь он тоже безумно трогательный и сентиментальный рассказ. И дело не в том, что там гибнет мисс Боббит (и я совершенно не спойлерю, потому что там в первой фразе рассказа сказано, что мисс Боббит вчера сбил восьмичасовой автобус), а дело в том, что такое мисс Боббит. Понимаете, эта девочка, self-made girl железная, с её скрипучим голосом пронзительным, с её невероятной красотой и крутизной, с её танцем с показыванием попки («сильнейшее зрелище на американской сцене!» говорит героиня) — это всё, понимаете, удивительное сочетание силы и уязвимости. И эта её мать, которая страдает расстройством речи, и за всё время проживания в этом городе сказала вслух единственную фразу: «Ну что ж, цыплёнок есть цыплёнок».

Именно сочетание силы и безумной уязвлённости и хрупкости есть в Капоте́… в Капо́те. Ну, я привык уже к Капоте́, мне нравится его называть на французский лад, ведь он из Нового Орлеана. Капо́те пишет с поразительной и действительно прямо ощутимой мускульной силой, с замечательным жонглёрским блеском. Но за этой ледяной поверхностью стоит по-прежнему абсолютно уязвлённое, вечно обливающееся кровью детское сердце.

Понимаете, самое страшное, что есть в «In Cold Blood», — это не публичная казнь убийц и даже не самоубийство Клаттеров, совершенно бессмысленное, кстати, и не история следствия, и даже не образ Перри, который такой, в общем, тоже одинокий мечтатель. А самое страшное там — это сцена аукциона, когда распродаётся имущество Клаттеров после их смерти, и в том числе продаётся старая толстая лошадь Малютка, которая уже не годна ни к какой работе и которую они держали из сентиментальных соображений. Вот здесь Капоте бьёт, конечно, читателя под дых.

Я читаю такой курс на журфаке, он называется «Журналистика как литература», и он о том, в каких случаях журналистика должна прибегать к приёму литературы. Вот журналистское расследование пишется тогда (как собственно и «In Cold Blood»), когда нет возможности проникнуть в душу героя — слишком чудовищно всё происходящее, и на помощь литературе приходит журналистика. Так вот, как раз «In Cold Blood» («Совершенно хладнокровно») — это такой самый классический текст нового журнализма.

И вы обратите внимание (я сейчас обращусь к молодым журналистам, студентам), как каждая фраза у Капоте насыщена информацией. Вот для того чтобы эти четыре главы, эти четыре выпуска «Нью-Йоркера» написать и опубликовать, он пять лет прожил, трясся, в этих мотелях западных, продуваемых всеми ветрами, и собирал факты. Каждая фраза «In Cold Blood» несёт в себе десятки биографических деталей, описания второстепенных и третьестепенных персонажей, там плотно сконцентрированные биографии. Это невероятное эстетическое совершенство! И какой бы бурной, и раздолбанной, и раздолбайской жизнью Капоте ни жил на протяжении своих 60 лет, он, конечно, работал как каторжник. И никогда не верьте тому, что он писал мгновенно и стремительно.

Сейчас вышел, в прошлом году (и я, конечно, зубами в него вцепился ), вышел сборник его 14 ранних рассказов. Они ещё очень наивны. Ну, это он писал в 16–17–18 лет. И «Летний круиз» наивен, хотя уже очень профессионален. Но он гениально описывал психологию детей. Взрослые никогда ему не удавались, а инфантилизм — в «Безголовом ястребе», наверное, в самом страшном американском рассказе «Дерево в ночи» («A Tree of Night») — это даётся ему бесконечно: ужас ребёнка, заблудившегося в мире.

И вот что я хочу сказать, хотя, наверное, на ночь не надо бы. Лучший рассказ об одиночестве, который я знаю, — это «Мохаве», вошедший в «Музыку для хамелеонов». Лучший триллер, вещь, от которой мне действительно было страшно, — это «Самодельные гробики» («Handcarved Coffins»).

Я хорошо помню, как я в одном американском доме жил, когда читал лекции в Чапел-Хилле. Меня поселили в хороший домик, такой уютный. Хозяева уехали, и я месяц там прожил, как раз «ЖД» писал. И вот я помню, я купил «Музыку для хамелеонов», ночью читаю — и мне надо выключить свет. А выключатель в другом конце комнаты. Так мне, ребята, страшно было ноги с кровати спустить, я так при свете и спал. Ну это очень здорово сделано! Почитайте.

Читайте также:  Анализ воспитания детей в приемных семьях

И финал «Самодельных гробиков», когда этот предполагаемый убийца, опуская руку в воду, и она лентами течёт между его пальцами, он стоит и говорит: «Уж это Бог так управил, его святая воля». Это образ Бога самый страшный, наверное, в американской литературе. И там ведь непонятно, кто убил. Это детектив без разгадки. Ну, почитаете.

И такие рассказы, как «Мириам», и «Ночное дерево», и «Воспоминания об одном Рождестве», — это всё, конечно, величайший триумф. Спасибо Ясену Засурскому, который нам это сказал: «Хороший писатель может писать во всякое время, а гений — не во всякое».

источник

Не каждому в руки попадает удивительная штука — портал, дверь в иной мир! a=book& >

Рассаживайтесь поудобнее, печенье вот к себе ближе двигайте. Сказка моя длинная будет, на пустое пузо может и не вмасть пойти. Так что, давайте-ка я расскажу вам как мы уходили, а там и с другими вопросами определимся. Я дважды баянить не стану, а вам историю эту еще своим детям с правнуками пересказывать.

Я вот сейчас лоб морщу, пытаюсь вспомнить — видел Поца хоть раз без тельняшки? И таскал бы типец этот какое-нибудь конское погоняло, если бы не тельник полосатый. И служил во Владике, и потом на даче какую-то лодку или яхту в сарае строил. Братва его попервой Боцманом нарекла, да только из коня боцман, как их навоза пуля.

Из тех, кто машины с «автоматом» считают женскими тележками для супермаркетов. Потому наверное и работали они всегда, как швейцарские часы. Этого добра у бессменного водителя нашей боевой машины вымогателей было просто неисчислимое количество.

От, блин, глобуса, до схемы проезда в рекламном объявлении. Это только в песнях поется, что у братвы все пополам и душа для своих нараспашку. Раз пошел базар про золото-бриллианты — определиться с «поколом» не мешало «на берегу».

Мы только из зала музея Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН, в Академгородке, где принцессу показывали вышли, а Поц мне и заявил: — Слышь, Андрюха, хрень та, что у девки на руке набита — на карту похожа. На счет «поколем» — это немаловажный вопрос, кстати! Чуть где клювом прощелкал, и как та гагара, вылетевшая поздно — пролетаешь мимо. Или нет, и ничто не заставит пацанов отделить и тебе долю малую. То так они не в курсе каким именно волшебным образом человек поменял трешку почти в центре на полуразвалившийся сарай в дальнем пригороде. Те, которые санитары леса, — задал я риторический вопрос своей дружине, продолжая пытаться догадаться чем же именно озадачился наш морячок.

Там же, где и остальные, кому не повезло, когда наш «Варяг» погиб. Корявую такую, на рога лосиные похожую краказябру и малюсенький крестик рядом. Эти головастики, что мумию на Алтае из земли вырыли — не догадались, а наш морячек — влет! По «мерину» каждому, а боцману еще и яхту, чтоб нас с девками катал! На выходе еще краснополянинских встретили, по-базарили, обменялись новостями. Я уж и думать забыл о картинках на коже доисторической мумии, а Поц, как выяснилось — нет. А за рулем Поц с такой озабоченной рожей, что я аж озираться начал — не дай Бог риэлторы нас под маски-шоу поставили! Вот именно Поцман на руке Алтайской принцессы портак и разглядел. И свалим в Испанию на пляжу оттягиваться и махито пить. Больше в тот день о карте на руке умершей две тысячи лет назад девахи не говорили. Возили воняющего перегаром и нестиранными тряпками опустившегося пропойцу к нотариусу — честно обменянную на водку квартиру оформляли. К шефу, когда-то давно, при Советах, бывшему нашим с Коленком тренером по самбо, еще кажется заезжали. Обычная жизнь средней руки вымогателей эпохи девяностых. Весь такой в предвкушении относительно справедливого раздела и последующих благ, на которые можно спустить легко пришедшее. — Слышь, Андрюх, — даже как-то укоризненно покачал головой водила. — Га-га, — словно огромный кот потянулся, хрустнув суставами Коленок. Я и лопатки саперные в багажник кинул и пару канистр под бензин. Хотя бы уже потому, что мы к блатным отношение имели параллельное и воровские законы исполнять обязаны не были. А вот непрестанные тыканья в эти «понятия» — терпеть не могу. А вот чего-то этакого, тысячелетнего, реально древнего хотелось в руках подержать. Черепок там какой, или стрелы наконечник — мне и того бы хватило. Покровитель нашего шефа занимал высокий пост в администрации области, а начальники с родного для большинства из нас района не гнушались участвовать в праздничных мероприятиях ОПГ. Ловил себя на мысли, что в какие-то мифологические сокровища совсем не верю. — Там речка Чеба, — наконец открыл этот буратино свою страшную тайну. Ментовские командиры в саунах от поддатых братков такое слышали, что можно было сразу после парилки большую часть бойцов в кутузку сажать. Только, если следишь за языком, и не болтаешь лишнего, то приедут из столицы матерые волшебники-адвокаты, в голубом вертолете, блин, и популярно объяснят излишне ретивым легавым в чем именно состоит их ошибка. И десятью минутами спустя, Поцман притормозил и, пригнувшись к рулю уставился куда-то в право, за Катунь.

Стальная скользкая колея моста тоже слегка подрагивает. Ничего невозможного для скромных возможностей нашего «Чирка». — Там речка, — меланхолично вытащив карту и развернув ее у меня на коленях, словно вообще не услышав вопли Коленка с заднего сиденья, спокойно продолжил наш Сусанин. Ярость горной реки столь сильна, что над черными камнями постоянно висит леденящее облако пронзительно холодных брызг. Обычно наш «шумахер» такими пустяками не заморачивался. Бодрая такая, блестящая окатанной галькой, с целыми плантациями медунков по краям. У нас водка остывает, а ты, блин, достопримечательности решил показать? И периодично садиться в места не столь отдаленные — это удел лохов. В умении мариновать мясо на достаточно съедобный шашлык никто из нас замечен не был, потому просто в Барнауле купили еще и несколько пачек сосисок. Мост висит над ревущей, словно дикий зверь пойманный в клетку скал, Катунью. Потом, у этого же самого терпилы, за бутылку пива купили трехлитровую банку соленых огурцов. — делано удивился обиженный невниманием хулиган с заднего дивана. А вот сунуть пару раз в зубы вяло возражавшему туземцу — хозяину дров — с превеликим удовольствием. И сразу в карманах зашелестели вечнозеленые бумажки. Таскаться по кустам в поисках сушняка каждый из благородных гангстеров посчитал чем-то, что ниже своего достоинства. — Андрюх, — не слишком уверенно, вдруг попросил Миша. Ждать пока в стране сам собой образуется развитой капитализм сил не было, так что выбор Николая был очевиден. В деревушке с забавным названием Елда, залили в канистры воду, и растревожили чью-то поленницу. Брякнешь чего-нибудь, что может быть воспринято как скрытое оскорбление, он огнем вспыхивает, бультерьером кидается. Поэтому, я лично, предпочитал в скользких случаях объяснять младшему бандиту все неясности и непонятности.

И даже не потому что не умел — и это тоже — но большей частью, потому что действующих на тот момент заводов в стране и оставалось с десяток. Ну фильмы о счастливой западной жизни мы все смотрели. Мишаня как всегда за рулем, а Санек проплывающими мимо пейзажами не парился. Продрал глаза, засранец, в Барнауле на минутку, прохрипел что-то вроде: «водки с пивасиком тут надо брать, дальше одна паленка», и снова пропал для честной компании. Это конечно не «Гранд», способный, по мнению Поца, завезти нашу бравую археологическую экспедицию вообще куда угодно, но все же внушал определенные надежды. Потому Коля отлично умел сворачивать людям шеи, а трудиться на заводе совершенно не хотел. На жалкую зарплату с официальным правом ношения оружия, или к лихим деньгам, казино и девочкам? Коля наш с братиком изредка карманными делился, машины дарил, те что из моды вышли. Серая дорога, с потрескавшимся от старости асфальтом, печальные, укутанные в пыль, домишки. Свиньи в лужах, пьяные алтайцы и алтайки, скелеты сельхозтехники в бурьяне. Апокалипсис на фоне величественных, презрительно вздернувших носы к небу, громад. С лопатами, мамиными пирожками, запасами спиртного и палаткой. Забавном таком американском джипике, подаренном Коленку его питерским братом. Страна только-только выползала из Перестройки, армия еще что-то из себя представляла и салаг учили воевать на совесть. И встал тут перед ним в полный рост простой и понятный выбор — в менты пойти или в бандиты. Тогда же, в середине девяностых, сразу после либерализации и накануне дефолта, вся местность к югу от Бийска представляла собой одно унылое, Богом забытое, убогое место. На полке в вагоне поезда — еще худо-бедно, и то — ворочаюсь и кемарю чутко. Не идти же пешком еще пять верст вдоль реки до нужного места!

источник

Вчера вечером шестичасовой автобус переехал мисс Боббит. Сам не знаю, как мне рассказывать об этом: ведь что там ни говори, мисс Боббит было всего десять лет, и все же я уверен — в нашем городе ее никто не забудет. Начать с того, что она всегда поступала необычно, с той самой минуты, когда мы впервые ее увидели, а было это около года тому назад. Мисс Боббит и ее мать, они приехали этим же самым шестичасовым автобусом — он прибывает из Мобила и идет дальше. В тот день было рождение моего двоюродного брата Билли Боба, так что почти все ребята из нашего городка собрались у нас. Мы как раз угощались на веранде пломбиром «тутти-фрутти» и обливным шоколадным тортом, когда из-за Гиблого поворота с грохотом вылетел автобус. В то лето не выпало ни одного дождя; все было присыпано ржавой сушью, и, когда по дороге проходила машина, пыль иной раз висела в недвижном воздухе по часу, а то и больше. Тетя Эл говорила — если в ближайшее время дорогу не замостят, она переедет на побережье; впрочем, она говорила это уже давным-давно.

В общем, сидели мы на веранде, и «тутти-фрутти» таяло у нас на тарелочках, и только нам всем подумалось — а хорошо бы, сейчас произошло что-нибудь необычайное, — как оно и произошло: из красной дорожной пыли возникла мисс Боббит — тоненькая девочка в нарядном подкрахмаленном платье лимонного цвета; она важно выступала с этаким взрослым видом: одну руку уперла в бок, на другой висел большой зонт, какие носят старые девы. За нею плелась ее мать растрепанная, изможденная женщина, с голодной улыбкой и тихим взглядом, тащившая два картонных чемодана и заводную виктролу.

Все ребята на веранде до того обомлели, что, даже когда на нас с жужжанием налетел осиный рой, девчонки забыли поднять свой обычный визг. Все их внимание было поглощено мисс Боббит и ее матерью — они как раз подошли к калитке.

— Прошу прощения, — обратилась к нам мисс Боббит (голос у нее был шелковистый, как красивая лента, и в то же время совсем еще детский, а дикция безупречная, словно у кинозвезды или учительницы), — но нельзя ли нам побеседовать с кем-нибудь из взрослых представителей семьи?

Относилось это, конечно, к тете Эл и до некоторой степени ко мне. Но Билли Боб и остальные мальчишки, хотя всем им было не больше тринадцати, потянулись к калитке вслед за нами. Поглядеть на них, так они в жизни девчонки не видели. Такой, как мисс Боббит, — определенно. Как говорила потом тетя Эл — где это слыхано, чтобы ребенок мазался? Губы у нее были ярко-оранжевые, волосы, напоминавшие театральный парик, все в локонах, подрисованные глаза придавали ей бывалый вид И все же была в ней какая-то сухощавая величавость, в ней чувствовалась леди, и, что самое главное, она по-мужски прямо смотрела людям в глаза.

— Я мисс Лили Джейн Боббит, мисс Боббит из Мемфиса, штат Теннесси, торжественно изрекла она.

Мальчишки уставились себе под ноги, а девчонки на веранде во главе с Корой Маккол, за которой в то время бегал Билли Боб, разразились пронзительным, как звуки фанфар, смехом.

— Деревенские ребятишки, — проговорила мисс Боббит с понимающей улыбкой и решительно крутанула зонтиком. — Мы с матерью, — тут стоявшая позади нее простоватая женщина отрывисто кивнула, словно подтверждая, что речь идет именно о ней, — мы с матерью сняли здесь комнаты. Не будете ли вы так любезны указать нам этот дом? Его хозяйка — некая миссис Сойер.

Ну конечно, сказала тетя Эл, вон он, дом миссис Сойер, прямо через дорогу. Это единственный пансион у нас в городе, старый, высокий, мрачный дом, и вся крыша утыкана громоотводами, — миссис Сойер до смерти боится грозы.

Зарумянившись, словно яблоко, Билли Боб вдруг сказал — простите, мэм, сегодня такая жарища и вообще, так не угодно ли отдохнуть и попробовать «тутти-фрутти»; и тетя Эл тоже сказала — да, да, милости просим, но мисс Боббит только качнула головой.

— От «тутти-фрутти» очень полнеют, но все равно merci вам от души.

И они стали переходить улицу, и мамаша Боббит поволокла чемоданы по дорожной пыли. Вдруг мисс Боббит повернула обратно; лицо у нее было озабоченное, золотистые, как подсолнух, глаза потемнели, она чуть скосила их, словно припоминая стих.

— У моей матери расстройство речи, так что я вынуждена говорить за нее, торопливо сказала она и тяжело вздохнула. — Моя мать — превосходная портниха; она шила дамам из лучшего общества во многих городах, больших и маленьких, включая Мемфис и Таллахасси. Вы, разумеется, обратили внимание на мое платье и пришли от него в восторг Это работа моей матери, каждый стежок сделан вручную. Моя мать может скопировать любой фасон, а совсем недавно она получила приз от журнала «Спутник хозяйки дома» — двадцать пять долларов. Моя мать знает также любую вязку — крючком и на спицах — и делает всевозможные вышивки. Если вам понадобится что-нибудь сшить, обращайтесь, пожалуйста, к моей матери. Пожалуйста, порекомендуйте ее своим друзьям и родственникам. Спасибо.

И она удалилась, шурша накрахмаленным платьем.

Кора Маккол и остальные девчонки, озадаченные, настороженные, нервно дергали ленты у себя в волосах; они что-то скисли, лица у всех вытянулись. Я мисс Боббит, передразнила Кора и состроила злобную гримасу, а я принцесса Елизавета, вот я кто, ха-ха-ха! А платье-то, сказала Кора, самое что ни на есть муровое. И вообще, я лично выписываю все свои платья из Атланты, а еще есть у меня пара туфель из Нью-Йорка, я уж не говорю о том, что серебряное кольцо с бирюзой мне прислали из Мехико-сити, из самой Мексики.

Тетя Эл сказала — зря они так обошлись с приезжей, ведь она такая же девочка, как они, да к тому же нездешняя; но девчонки бесновались, как фурии, а кое-кто из мальчишек — те, что поглупей и любят водиться с девчонками, взяли их сторону и понесли такое, что тетя Эл залилась краской и сказала — она сейчас же отправит их по домам и все-все расскажет ихним папашам, чтобы взгрели их хорошенько. Но исполнить свою угрозу тетя Эл не успела, и причиной тому была мисс Боббит собственной персоной — она появилась на веранде сойеровского дома в новом и совсем уже странном одеянии.

источник