Достижения советской поэзии военных лет не были неожиданными, они коренились в культуре советского народа. Стихи Маяковского, Есенина, Тихонова, Багрицкого, Светлова не раз оживали в воспоминаниях, в лирической исповеди бойцов Великой Отечественной войны. Лучшие традиции советской поэзии предшествующих лет продолжали поэты-фронтовики. Перо было приравнено к штыку, поэты с такой активностью встали в строй защитников Родины, какой не бывало во всей истории нашей страны, богатой патриотическими традициями.
Большую политическую работу в печати, на радио, среди населения, в воинских частях, в обстановке жестокой блокады проводил отряд поэтов ленинградцев (Н. Тихонов, В. Инбер, О. Берггольц и др.). «Мобилизованными и призванными» чувствовало себя большинство поэтов по разным причинам — по болезни, по возрасту — не ушедших на фронт (М. Исаковский, С. Маршак и др. писатели). И только потому, что поэты побратались с народом единством судьбы и боевых испытаний, они нашли верный путь к сердцу солдат и тружеников тыла. В самые горькие часы они не теряли веры в победу. Пессимизма, надломленности духа, казалось бы, вполне естественных, особенно в таких условиях, как ленинградская блокада, советская поэзия, как и вся советская литература, не знала.
Теснейшая связь с народом, активность, патриотизм и гуманистическая направленность отличали советскую поэзию и до войны. В испытаниях 1941—1945 годов эти ее особенности приобрели воинствующий характер. Поэзия вступила в новый, высший этап. О чем бы ни писали поэты, за каждым их словом, образом неотступно стояла дума о Родине.
Родилась Ольга Федоровна Берггольц 16 мая (по старому стилю — 3 мая) 1910 в Петербурге, в семье заводского врача. В 1924 в заводской стенгазете были опубликованы первые стихи Ольги Берггольц. В 1925 Ольга Берггольц вступила в литературную молодежную группу «Смена». В 1930 Ольга Берггольц окончила филологический факультет Ленинградского университета и по распределению уехала в Казахстан, где стала работать разъездным корреспондентом газеты «Советская степь». Вернувшись из Алма-Аты в Ленинград, Ольга Берггольц была принята на должность редактора «Комсомольской страницы» газеты завода «Электросила», с которой сотрудничала в течении трех лет. Позднее работала в газете «Литературный Ленинград».
Отработав два года, Ольга возвращается в Ленинград, устраивается работать на завод «Электросила», редактором многотиражной газеты. Их союз с Николаем Молчановым рождает у Ольги столько вдохновения, что она с головой уходит в творчество.
Но черная туча уже омрачает их будущее. После убийства Кирова в Ленинграде очень неспокойно, чистки идут одна за другой. И Борис Корнилов становится одной из мишеней – особенно после того, как он «неправильно» изложил политику партии в поэтическом размышлении «Последний день Кирова». Его арестовывают, а через некоторое время черный воронок увозит в камеру и Ольгу.
В декабре 1938 Ольгу Берггольц по ложному обвинению заключили в тюрьму, но в июне 1939 выпустили на свободу. А дальше – допросы, постоянные избиения, острая боль оттого, что преднамеренно бьют ногами по животу, чтобы убить ребенка. И звери в человечьем обличье добиваются своего – ребенок так и не появляется на свет. Часть «тюремных» стихов каким-то чудом была опубликована в 1965, на излете общественной «оттепели», в книге «Узел».
На окне решетки, на дверях.
Я забыла б – сердце не забыло
До сих пор неровно и нечетко,
Так о жизнь колотится оно…
В этом стуке горестном и темном
«Помни», — говорит оно мне… Помню!
Рада бы забыть – не суждено…
Тем неменее лирика Бергольц начала тридцатых годов была внутренне счастливой. Она как бы перекликалась – по своему мажору и ликующей игре солнечных бликов, по радостному предвкушению жизни с миром ее детских книг.
А с крыши, где голубей стаей,
Да, солнце казалось помехой:
На лодки, на ладожский лед.
(«Молодежный цех», песенка из «Встречного»)
Однако, когда сейчас перечитываешь ее стихи тех лет, нежные в своих акварельных красках, солнечные и песенные, невольно замечаешь, как, словно откликаясь на глухие предчувствия, перебегают по ним сумрачные тени. Почему, в самом деле, так настойчивы мотивы разлуки? Откуда эта мелодия жертвенности, готовности к подвигу, к испытаниям, к бедам? Правда, над миром уже сгущались тучи – фашизм проглатывал одну страну за другой, надвигалась вторая мировая война.
Стихи цикла «Испытание», напоминающие о своей человеческой боли и всеотзывчивости «Реквием» Ахматовой, писались в разные годы: Берггольц никогда не забывала перенесенной народом беды и неоднократно возвращалась к циклу, расширяя и дополняя его. Нельзя без глубокого волнения читать ее стихи, обращенные к ребенку, которому предстояло родиться в тюрьме, или стихотворение о прогулке малолеток по тюремному двору. И зная, что ни одна строка о пережитом не может появиться на свет, она тем не менее продолжала писать обо всем, что увидела и узнала.
Нет, не из книжек наших скудных,
Как мы любили – горько, грубо,
Как на допросах, стиснув зубы,
И в духоте бессонных камер,
Бес слез, разбитыми губами
В самый канун войны, в мае 1941 года, уже предчувствуя и как бы въяве видя приблизившийся час испытаний, Берггольц писала:
Но я живу: еще одно осталось –
В бою другого грудью заслонить.
Ее слово было обожжено страданием и закалено мужеством, а любовь к Родине была граждански зрячей, готовой взять на себя любую ношу.
Мы предчувствовали полыханье
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Стихотворение написано в июне 1941 г. Как и у многих поэтов тех дней, оно звучит подобно клятве, да и по существу и было именно клятвой. Берггольц выразила чувства, общие для советской поэзии тех лет.
Поистине народное признание пришло к Ольге Федоровне Берггольц в годы войны. В окруженном врагами городе, как тогда коротко говорили — в блокаде, не было света и тепла, воды и хлеба. Гремели разрывы бомб и снарядов, горели здания, дымились руины. Обессиленных, истощенных людей в темноте промерзших квартир порой объединял только голос радио. Часто голос радио был голосом Ольги Берггольц. Звучали стихи. Они шли от сердца к сердцу. Они были предельно достоверны по деталям блокадного быта и интонации. Ведь писал их человек, который страдал вместе со всеми, недоедал, склонялся при свете коптилки над тетрадью, дул на замерзшие руки, согревая дыханьем непослушные пальцы. Стихи оплакивали погибших. И, может быть, уже тогда зародились строки, которые много лет спустя будут высечены на каменной стене над братскими могилами Пискаревского кладбища: «Никто не забыт. «. Они станут своеобразным паролем нашей памяти. Звучали стихи. Они поддерживали людей, словно давали им новые силы, вселяли уверенность в освобожденье, в Победу.
В годы блокады 1941-1943 Ольга Берггольц находилась в осажденном фашистами Ленинграде.
В ноябре 1941 ее с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из Ленинграда, но Николай
Степанович Молчанов умер и Ольга Федоровна осталась в городе.
Спустя самое недолгое время тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда. Это превращение показалось едва ли не чудом: из автора мало кому известных детских книжек и стихов, про которые говорилось «это мило, славно, приятно — не больше», Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда. В Доме Радио она работала все дни блокады, почти ежедневно ведя радиопередачи, позднее вошедшие в ее книгу «Говорит Ленинград». Ольга Берггольц была награждена орденом Ленина, орденом
Ее «Февральский дневник» оказался гораздо сильнее фашистских снарядов, костлявой руки голода, безвозвратности потерь. Это был вечный огонь надежды, мужества, желания жить всем смертям назло. И есть высшая справедливость в том, что именно Ольга Берггольц нашла те проникновенные строки, которые переживут ее в веках. Эти шесть слов знает каждый уважающий себя человек: «Никто не забыт, ничто не забыто»…
Нет слов, чтобы описать то, что Ольга Берггольц сделала для осажденного Ленинграда. Ее называли ласково и «Муза» и «Мадонна блокады», но самым дорогим подарком были для нее немудреная народная фраза: «Наша Оля»… Она умела находить сердечные слова, не мудрствуя лукаво – «Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить. ».
Ольгу Берггольц называли и называют “музой блокадного города”. Это очень высокая и почетная аттестация. И вполне заслуженная. Блокадные стихи Берггольц появились в тоненьком сборнике “Ленинградская поэма” еще в блокаду. Именно с тех пор запечатлелись в памяти пронзительные в своей простоте строки:
Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача, рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова?
Я тоже ленинградская вдова.
Мы съели хлеб,
что был отложен на день,
в один платок закутались вдвоем,
и тихо-тихо стало в Ленинграде.
Один, стуча, трудился метроном.
От этих строк и сейчас мороз по коже. Все узнаваемо, все так и было — кроме одной, пожалуй, детали: метронома. Значение этой подробности блокадного быта, пожалуй, преувеличено в позднейших воспоминаниях. Никакого метронома в квартирах рядовых ленинградцев не было слышно. Большинство домашних радиоточек было реквизировано или по крайней мере отключено. Где-то они, конечно, сохранялись — в том числе, вероятно, и у постоянного сотрудника блокадного радио поэта Ольги Берггольц: это была не привилегия, а производственная необходимость. Кстати, при всем при том сами-то радиопередачи летели в эфир не напрасно: услышанное где-нибудь на работе, на дежурстве потом передавалось из уст в уста, пересказывалось, помогало жить.
Стихи Берггольц тех трагических дней были строги и скупы по словам, в них не было ни особой инструментовки, ни, тем более, богатства красок, они были аскетичны и просты. Всего две краски: белая как снег и черная как дым городских пожарищ, — присутствовали в ее тогдашней лирике, а голос, прорывавшийся в дома сквозь треск радиоэфира, был почти тих, но в нем наряду с состраданием и болью, всегда звучала надежда.
Нехитрыми средствами, не задумываясь о литературной технике, она добивалась главного: своим голосом, стихом-беседой, доверительным и искренним монологом-обращением сплачивала людей в некое «блокадное братство», в монолитное единство. В стихах Берггольц периода войны мы слышим не только слова утешения и сострадания, не только сдерживаемые слезы, но и жесткую, горькую, а потому агитационную в своей прямоте правду.
Характерной особенностью поэтического мышления Берггольц было острое и всегда глубоко личностное переживание жизни как исторического потока. Блокаду Ленинграда она осмысляла как победоносную трагедию, как выразительную и неповторимую страницу в долгой истории Отечества. Именно чувство истории прежде всего и придало ее лирике, такой, казалось бы, непритязательной («Сядем, побеседуем вдвоем…»), отчерченной, на первый взгляд смертным кругом блокадного быта, его тягостными и немудрящими деталями (коптилка, печурка, саночки, кусочек хлеба), неожиданную широту и ту символичность, какая обычно бывает сродни эпическому искусству.
Берггольц вполне понимала эту свою черту и неукоснительно проводила ее едва ли не в каждом своем лирическом произведении, не впадая ни в натянутость, ни в фальшь, а просто, «без утайки» и «словесных ухищрений» рассказывая о том, что видела и переживала.
В годы блокады и войны Берггольц написала не только много лирических стихов, но несколько поэм: «Февральский дневник», «Ленинградская поэма», «Памяти защитников», «Твой путь». Поэмы Берггольц мало чем отличаются от ее лирики, и слушатели обычно воспринимали их как лирические стихотворения, только более протяженные по времени. В них, как и в лирике, почти нет сюжета, а есть лирический поток чувства, эмоциональное переживание, отталкивающееся от тех или иных эпизодов блокадной жизни. Но поскольку блокадный быт Ольга Берггольц, с ее обостренным историческим мышлением и тягой к символической обобщенности, осмысляла как бытие, то эмоционально-психологическое состояние, минута блокадной жизни, ее эпизод или случай обычно приобретали под пером поэта черты своеобразной эпичности.
Так лирика оборачивалась поэмой, хотя чисто внешне она могла сойти за лирическое стихотворение большего, чем обычно объема. В особенности это относится к «Февральскому дневнику» и «Ленинградской поэме» — вещам импульсивным, целиком подчиненным сиюминутному переживанию и потому лирически свободным в своих открытых композициях. Более строго и логично, а потому более традиционно в жанровом отношении написана поэма «Памяти защитников», созданная по просьбе сестры погибшего при снятии блокады лейтенанта.
В поэме «Твой путь» Берггольц подытоживает «весь поток борьбы», заново, хотя лишь в несколько пунктирных, но зато опорных точках, просматривает свою жизнь, оказавшуюся так тесно слитой с жизнью народной, что это чувство единения пронизывает и насыщает все строки и строфы поэмы небывало острым, ликующим чувством счастья и страстной, молитвенной благодарности судьбе.
Блокадные стихи Берггольц можно цитировать бесконечно. Но в них — еще не вся Берггольц. В другие, “оттепельные” годы люди читали друг другу, передавали из уст в уста совсем иные стихи:
Нет, не из книжек наших скудных,
подобья нищенской сумы,
узнаете о том, как трудно,
как невозможно жили мы.
Как мы любили — горько, грубо.
Как обманулись мы, любя,
как на допросах, стиснув зубы,
мы отрекались от себя.
Это ведь тоже она. А дальше — и вовсе, кажется, самоубийственное признание, вырвавшееся, по-видимому, в горчайшую минуту:
И равнодушны наши книги,
и трижды лжива их хвала.
И все-таки это — 1956 год, “оттепель”. А стихи Берггольц написаны задолго до всех “оттепелей” и тем более перестроек. В самый канун войны. Прошел всего месяц — и вырвались из-под пера совсем другие строки, теперь они напечатаны рядом, на обороте того же книжного листа:
Мы предчувствовали полыханье
Этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина, возьми их у меня.
Я люблю Тебя любовью новой,
горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
с темной радугой над головой.
Товарищ юный, храбрый и веселый,
тебя зовет Великая Война, —
так будь же верен стягу Комсомола
и двум его прекрасным орденам.
И главная — незыблемая — верность
непобедимой Партии своей.
На первый зов ее, на самый первый
вперед за ней, всегда вперед за ней!
С мыслью о воинствующей памяти, с гордостью победой, с клятвой, данной себе, остаться верной народу и правде вошла Берггольц в послевоенные годы. Она окончательно пришла к мысли, что если душа художника преисполнена думой о народе и если она составляет с народом духовное единство, то художник имеет право, более того, он обязан прежде всего раскрыть свою душу. Раскрывая себя, он раскроет и познает мир.
Большинство вещей, созданные Берггольц в первые послевоенные годы, как и в последующие, одухотворены, по ее же словам, «возвращением к истокам», только теперь истоками она считала не одну лишь Невскую заставу, где родилась и откуда вышла в пусть, но все пройденные круги, в особенности наиболее суровые, приносившие ей горе и бедствия.
Качество стихов, уровень их литературной отделки могут быть различны — одно складывалось, возможно, месяцами и годами, другое выплеснулось на бумагу спонтанно, в ответ на требование момента. Но нет ощущения, что одно писалось “для себя”, а другое — “для газеты”, “для цензора” или просто “потому, что так надо”. Даже вообразить такое в отношении Берггольц было бы немыслимым цинизмом.
Такое было время. Оно испытывало не только блокадным холодом и голодом. Оно в буквальном смысле испытывало душу на разрыв. И каждый пишущий переживал это испытание по-своему. Кто-то приспосабливался, кто-то замолкал, кто-то продолжал работать, гоня от себя “неудобные” мысли, боясь не только реальных житейских неприятностей, но и — инстинктивно — разрушительного внутреннего раздвоения.
Ольга Берггольц – лирик, как сказал Асеев, по складу своей души, по самой строчечной сути. Изобразить для нее значит отразить и – выразить себя. Она не может проповедовать, не исповедуясь. Так уже она устроена, в этом ее поэтическая сила, своеобразие, обаяние.
И в то же время Берггольц – романтик. В произведениях Ольги Берггольц мы не раз сталкиваемся с чертами романтического пересоздания действительности. Это и свободное «перелетание» из одной эпохи в другую, и неправдоподобное столкновение персонажей из разных времен. Романтический стиль Ольги Берггольц выражен и в подчеркнуто активной роли автора, и в обостренно-личной окрашенности повествования, в настойчиво повторяющихся «видениях», сновидениях героев, в сквозных символах, в контрастах и гиперболах, свидетельствующих о повышенном лирическом тонусе авторской речи.
Стихотворная трагедия Ольги Берггольц “Верность” была посвящена обороне Севастополя. “Если пафосом ленинградской эпопеи было терпение, то пафосом севастопольской трагедии было исступление, — сказала Берггольц, тогда же, в пятидесятых. — Но при всем различии в судьбах двух городов-героев было нечто общее. Потому я и обратилась к севастопольской теме. ” Это общее, как можно было понять, — подлинная трагедийность, “предельность” ситуации. Поэта притягивали люди, живущие на пределе своих возможностей: каковы они, эти пределы, каков в человеке запас прочности, в том числе и нравственной? Достаточен ли он, чтобы пробиться через все преграды и испытания в светлое будущее, которое должно же, наконец, когда-нибудь наступить?
Трагедия в стихах «Верность» занимает особое место в творчестве Берггольц. О ней Берггольц писала А.Я. Таирову: «Понемногу работаю над циклом стихов о любви – это все результат раздумий над той пьесой, которая никак не может сгуститься из лирики до драматургии». Мы видим, что поэт, обдумывая трагедию в стихах, предощущает ее жанровые сложности и «опасности». Не так-то просто «приподнять на стихи» суровый, как будто сопротивляющийся этому материал. И в то же время форма стиха органична для трагедии. Все дело в том, чтобы лирика, в которой поэт себя чувствует себя как в родной стихии, «сгустилась» до драматургии, стала другим литературным родом – драмой, не утратив своего лирического первородства.
Интересная особенность творчества Ольги Берггольц – произведения одного жанра как бы «перетекают» в другую разновидность: сценарий становится пьесой («Рождены в Ленинграде»), лирика сгущается в трагедию («Верность»), из поэмы рождается сценарий (поэма «Первороссийск», сценарий «Первороссияне»).
Вслед за Блоком – поэтическим наставником Берггольц, она утверждает главенствующую роль лирики в своем творчестве.
Ольга Федоровна верила, как идеалистка, и сомневалась, как реалистка. На вопрос о “загадке Берггольц” можно сказать самым общим и гипотетическим образом: в основе ее все-таки — масштаб личности, сила характера, неистовый максимализм во всем. Она ведь и в жизни была такой: бескомпромиссной максималисткой. Даже на партийном учете в течение многих лет упрямо считала своим долгом состоять не в писательской организации, а в рабочем коллективе “Электросилы”. Сегодня это многим покажется чуть ли не причудой. Но это не было причудой.
Внимание, доверие к человеку, другу, сотоварищу становится одной из самых важных и сокровенных тем лирики Ольги Берггольц. На нее обрушиваются тяжкие удары судьбы – смерть двух дочерей, испытания 1037-1939 гг. Но именно в это немыслимо трудное, драматическое время она особенно напряженно и настойчиво размышляет в стихах о доверии.
Вот стихи 1937 г. о тех, чья дружба не выдержала слишком высокого «атмосферного давления», о милых приятелях – осторожных, забывчивых, легких на расставание:
Я-то вспомню вас на хорошем,
Героиня этих стихов – не «такая»: она помнит друзей, которых познала в беде, «запоздавших» к новогоднему столу: и тех, кого нет, и тех кто «далече». Сердце у нее – небереженое.
Когда думаешь о писательской судьбе Ольги Берггольц, о теме доверия, которую она пронесла сквозь долгие годы, на память приходит одно из лучших созданий ее лирики – без него было бы неполным наше представление о ней, о ее поэтической сути: (Ирэне Гурской)
Им снится лес – я знаю, знаю!
Мне тоже снилась год подряд
Читатель слышит в этих строках музыку стиха, мелодичность повторов – «снится… снилась», «знаю, знаю», «лесная, лесной». Постепенно проступает трагический смысл стихотворения – оно говорит о тех, кто оторван от близких, кому не даны «воля и покой». Кончается это стихотворение так:
Им снится лес – я знаю, знаю!
В этих словах – как будто сама душа Ольги Берггольц: она бессонна, если страдают другие; судьба ее сотоварищей – ее судьба.
Неустанно и вопреки вновь воздвигнутым преградам Берггольц продолжала утверждать необходимость в литературе правды, искренности и смелости:
Чтобы трусость бросало в дрожь,
Если встанет вдруг на пути.
Чтобы лести сказать: не лги!
Берггольц – поэт воинствующей и жизнетворной памяти. Искусственному забвению, как волнам искусственных морей, она противопоставляет свою память – все ее произведения так или иначе возвращают жизнь жизни, вырывают ее из мертвых песков, поднимают из мертвых вод. В минуты отчаяния и слабости она думала, что на уста ее легла печать молчания, но на самом деле молчали, не смея родиться и выйти из под пера, лишь лживые слова, а правда искала и находила разные пути. И главнейший из таких путей пролегал через Память.
Ольга Федоровна Берггольц, к счастью, увидела самую дорогую для себя книжку «Голос Ленинграда», которая вышла к 30-летию Великой Победы. А 13 ноября 1975 года великого поэта людской скорби не стало. Умерла Ольга Федоровна Берггольц 13 ноября 1975 в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостках.
Последнее изменение этой страницы: 2016-08-16; Нарушение авторского права страницы
источник
Ольга Федоровна Берггольц
Есть судьбы, в которых история с особой силой и безжалостностью запечатлевает главнейшие черты эпохи.
Русский поэт Ольга Федоровна Берггольц неоднократно говорила об этом на протяжении своего творческого пути:
И я тобой становлюсь, эпоха,
И ты через сердце мое говоришь. .
Неся избранье трудное свое,
Не пощадив живую ткань ее. 1941 г.
1 в. Ольга Федоровна Берггольц родилась в 1910 году в семье врача, в Петербурге, за Невской заставой. В поздних стихах она скажет так: «Истоки жизни – Невская застава».
2 в. В сознании и памяти Берггольц Невская застава, ее малая чумазая родина, одна из самых бедных, густонаселенных и прокопченных окраин рабочего Петербурга, никогда не опускалась на дно забвения, она всегда ее благодарно помнила и горячо любила.
1 в. «Невская застава осталась во мне навсегда»,- напишет Берггольц в 1972 году. Ведь именно там ощутила она первые толчки поэтического вдохновения, оттуда она взяла с собою в жизнь самое главное – драгоценное и живительное ощущение себя частичкой народа, без которого «ни жить, ни дышать, ни петь»
Ищите красоту не только у природы,
Не только в струях ласковых живых,
Ищите красоту в туманной мгле завода,
В грохочущих и шумных мастерских…
1 в. Эти строки Ольга Берггольц написала в 1924 году, когда ей было всего 14 лет.
После окончания школы, в 1926 году, она стала работать в издательстве «Красной газеты», она была прирожденным публицистом, это навсегда осталось в ее творчестве – гражданском и агитационном по своей сути.
Этот дар полностью развернется у поэтессы в 30-ые годы и во время Великой Отечественной войны.
2 в. Училась в Институте Истории Искусств, окончила факультет журналистики Ленинградского университета. Ее первым мужем, с которым она прожила только два года с 1927 по1929 стал поэт Борис Корнилов, репрессированный в 1938 году, отец ее дочери Ирины.
1 в. С 1930 года она связала свою судьбу с филологом Николаем Молчановым, который умрет от голода в блокадную зиму 1942 года, он был отцом ее дочери Майи. Вместе с Молчановым она уехала на работу в Казахстан, в краевой газете людей было мало, а работы много: появились книги ее очерков.
2 в. Возвратившись в Ленинград, почувствовала себя профессиональным литератором: стихи, проза, стихи для детей – вот круг ее творчества, главными чертами которого уже тогда были предельная искренность и органичное сочетание личного и общего. Вот как это отразилось в стихотворении «Порука» 1933 года:
У нас еще с три короба разлуки
Ночных перронов. Дальних поездов.
Но, как друзья, берут нас на поруки –
Республика, работа и любовь.
У нас еще – не перемерить – горя…
И все-таки не пропадет любой:
Ручаются, с тоской и горем споря,
Республика, работа и любовь.
И если надо только – вновь и вновь
Республику, работу и любовь.
Лирика Берггольц начала 30-х годов была внутренне счастливой, наполненной радостным предвкушением жизни, счастья… Но в ее стихах тех лет, солнечных и песенных, можно заметить сумрачные тени, услышать глухие предчувствия: беды и жертвенности:
Все не могли проститься мы,
Ты взял платок мой ситцевый,
Зачем платок мой порванный,
В личной жизни началась полоса несчастий: у мужа — тяжелейшая эпилепсия, одна за другой умерли дочери: Майя – в 1933, Ирина – в 1936 году. А сама Ольга Берггольц, как и многие в те годы, попала в волну репрессий.
В 1937 году по клеветническим наветам исключена из партии, из профсоюза, из Союза писателей и арестована.
Летом 1938 года восстановлена в правах с отменой всех предъявленных обвинений.
1 в. В конце 1938 года вновь арестована. Она попала в тюрьму беременной. Допросы, избиения, тяготы заключения сказались трагически – ребенку не суждено было родиться. Она пробыла в тюрьме 197 дней.
Свои «тюремные» стихи Берггольц объединила в цикл «Испытание». Под этими стихами стоят не только даты написания, но и номера камер — одиночек, в которых ей довелось страдать:
«Просьба». Июнь 1939. Одиночка 29.
Только б спать без сновидений –
А уж коль не дремлет мука,
Пусть не снится мне разлука,
Сон про встречу, про отраду
Пусть с березками болотце
Летом 1939 года Берггольц была освобождена и полностью реабилитирована. Она никогда не забывала этой беды и неоднократно возвращалась к циклу «Испытание», расширяя и дополняя его:
На окне решётки, на дверях.
Я забыла б – сердце не забыло
До сих пор неровно и нечетко,
Так о жизнь колотится оно…
В этом стуке горестном и темном
«Помни!» — говорит оно мне… Помню!
Рада бы забыть – не суждено…
… Не знай, как велика надменность
1 в . Никто и не знал, что в глубине этой потрясенной души, оклеветанной и униженной, копится и зреет неведомая и грозная поэтическая сила, которая будет сражаться против грозного врага, имя которого – фашизм.
Звучит « Вставай, страна огромная!»
Мы предчувствовали полыханье
Этого трагического дня. Он пришел.
Я и в этот день не позабыла
Горьких лет гонения и зла.
Но в слепящей вспышке поняла:
Это не со мной – с Тобою было,
Но была б мертва, осуждена –
Встала бы на зов Твой из могилы,
Все б мы встали, а не я одна.
Я люблю Тебя любовью новой,
Горькой, всепрощающей, живой,
Родина моя в венце терновом,
С темной радугой над головой.
Только нам с Тобою знать дано.
Я люблю тебя – я не могу иначе.
Я и Ты – по — прежнему – одно.
…Я говорю с тобой под свист снарядов,
Я говорю с тобой из Ленинграда,
Страна моя, печальная страна…
Кронштадский злой, неукротимый ветер
В мое лицо закинутое бьёт.
В бомбоубежищах уснули дети,
Ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная угроза…
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
Что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
Не поколеблет грохот канонад,
И если завтра будут баррикады –
Мы не покинем наших баррикад.
Мы будем драться с беззаветной силой,
Мы одолеем бешеных зверей,
Мы победим, клянусь тебе, Россия,
От имени российских матерей.
4 октября 1941 года. Фашистам не удалось взять Ленинград штурмом. Они замкнули вокруг него кольцо блокады В первые месяцы блокады на улицах Ленинграда было установлено 1500 громкоговорителей. Радиосеть несла информацию для населения о налетах и воздушной тревоге. Знаменитый метроном, вошедший в историю блокады Ленинграда как культурный памятник сопротивления населения, транслировался во время налетов именно через эту сеть. Быстрый ритм означал воздушную тревогу, медленный ритм — отбой.
В ленинградском эфире с августа 1941 года стал звучать голос Ольги Берггольц – она читала очерки, корреспонденции с фронта, письма, стихи. Чем тяжелее становилось положение города, затянутого петлёй блокады, тем неоходимее был для горожан именно голос Берггольц, всегда звучавший с какой-то доверительностью, помогавший жить. Страдания города, лишённого хлеба, воды и света, перешли все видимые пределы, а голос Берггольц ежедневно звучал в омертвелых квартирах.
Литературовед и критик Павловский, мальчишкой переживший блокаду, вспоминает о страшных днях февраля 1942 года: «Все ждали радио – голоса надежды и ободрения. Стук метронома – ведь это радиопульс города. И вот однажды, когда пульс города не бился уже несколько дней, в чёрных тарелках послышалось лёгкое шуршание…
Кто знает, сколько людских сердец встрепенулось тогда ему навстречу! Сквозь шуршание и треск, собираясь с силами и вновь обессиливая, пробивался к людям слабый женский голос. И все услышали: голос говорил стихами!
Постепенно голос Берггольц окреп, поднялся, вырос и торжествующе зазвучал из ледяных раструбов уличных громкоговорителей:
Он придет, ленинградский торжественный полдень,
Тишины, и покоя, и хлеба душистого полный.
Знать, что в будущем каждому скажешь в ответ:
В декабре сорок первого года,
Вместе с ним принимала известия первых побед.
1 в. Стихи Берггольц тех трагических дней были строги и скупы по словам, они были аскетичны и просты. Всего 2 краски: белая, как снег, и черная, как дым городских пожарищ, присутствовали в ее лирике, голос был тих от слабости, но наряду с болью и состраданием в нем всегда звучала надежда:
Стихотворение «Разговор с соседкой», написано 5 декабря 1941 года. Ефимова Настя
Дарья Власьевна, соседка по квартире,
Знаешь, будем говорить о мире,
Вот мы прожили почти полгода,
Полтораста суток длится бой.
Наши, Дарья Власьевна, с тобой.
Дрожь земли, обвал невдалеке,
Бедный ленинградский ломтик хлеба –
Он почти не весит на руке…
Для того, чтоб жить в кольце блокады,
Ежедневный смертный слышать свист,
Надо, сколько ненависти и любви…
Столько, что минутами в смятенье
«Вынесу ли? Хватит ли терпенья?»
Вынесешь. Дотерпишь. Доживешь.
Дарья Власьевна, ещё немного,
День придет – над нашей головой
Пролетит последняя тревога
И последний прозвучит отбой.
И какой далёкой, давней-давней
Нам с тобой покажется война в миг
В миг, когда толкнем рукою ставни,
сдернем шторы черные с окна.
Пусть жилище светится и дышит,
Плачьте тише, смейтесь тише, тише,
Будем наслаждаться тишиной.
Будем свежий хлеб ломать руками,
Медленно, крупными глотками
А тебе – да ведь тебе ж поставят
Памятник на площади большой.
Нержавеющий, бессмертной сталью
Облик твой запечатлят простой.
Вот такой же: исхудавшей, смелой,
В наскоро повязанном платке,
Вот такой, когда под артобстрелом
Ты идешь с кошелкою в руке.
Дарья Власьевна, твоею силой
Будет вся земля обновлена.
Этой силе имя есть – Россия.
Стой же и мужайся, как она.
Героями стихов Берггольц были те, кто так или иначе переживал блокаду: бойцы Северного фронта, защищающие город, шофёры, доставляющие хлеб по Дороге Жизни, рабочие, стоящие у станков, но чаще всего – женщины-ленинградки: матери, сестры, жёны, переживающие вместе с городом трагические и великие дни:
По озеру в голодный город.
Холодный ровный свет луны,
Но он доставит хлеб, пригонит
Шестнадцать тысяч матерей
Сто двадцать пять блокадных грамм
Не плача, рассказала, что вчера
Единственного схоронила друга,
И мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова?
Я тоже — ленинградская вдова.
Мы съели хлеб, что был отложен на день,
в один платок закутались вдвоем,
и тихо-тихо стало в Ленинграде,
Один, стуча, трудился метроном.
И стыли ноги, и томилась свечка.
Вокруг ее слепого огонька
образовалось лунное колечко,
Когда немного посветлело небо,
мы вместе вышли за водой и хлебом
и услыхали дальней канонады
рыдающий, тяжелый, мерный гул:
то армия рвала кольцо блокады,
вела огонь по нашему врагу.
(Из Ленинградского дневника)
« Я думаю, что никогда больше не будут люди слушать стихи так, как слушали в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы. В блокадном кошмаре люди были способны отзываться на поэзию, на искусство – это свидетельство величия духа ленинградцев», — вспоминала позднее Ольга Берггольц.
По радио рассказала поэтесса и о том, как великий Шостакович писал в блокадном Ленинграде свою Седьмую Ленинградскую симфонию.
9 августа 1942 года после долгого запустения празднично озарился белоколонный зал филармонии. Осажденный город слушал Великую музыку.
А вот как предельно скромно сказала Берггольц о своей роли поэта в поэмах «Февральский дневник» и «Твой путь»:
Не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
Что я всегда жила для этих дней,
Для этого жестокого расцвета,
И гордости своей не утаю, что рядовым вошла
И закономерно то, что после Победы именно к Ольге Фёдоровне Берггольц обратились ленинградцы с просьбой создать «Реквием». И тогда она дала свой голос мемориальной стеле Пискарёвского кладбища:
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними – солдаты-красноармейцы.
Они защищали тебя, Ленинград,
Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт, и ничто не забыто.
В послевоенные годы поэтесса вошла с клятвой остаться верной народу и правде. После Победы ей предстояло прожить еще 30 лет.
Собратьев по цеху она призывала писать только правду. Но эти призывы все чаще наталкивались на сопротивление. В 1946 году были отлучены от литературы Ахматова и Зощенко. Берггольц была в числе тех немногих, кто отказался присоединиться к травле Анны Ахматовой.
«Меня отовсюду повыгоняли: из Правления, из редсовета издательства, мою книгу «Избранное» ленинградский союз писателей с восторгом вычеркнул из списка»,- напишет потом Берггольц в своей автобиографии 1952 года.
В газете «Ленинградская правда» появилась статья, порочившая ее блокадные стихи за … пессимизм и за …пошлость. Но мужество не покинуло ее:
На собранье целый день сидела –
Как я от тоски не поседела?
Как я от стыда не померла?
Только там сама собой была,
В подворотне – с дворником курила,
(В сорок третьем брали Красный Бор)
Рассказали о своих обидах,-
Вот – был интересный разговор!
Мы припомнили между собою,
Старый пепел в сердце шевеля:
Штрафники идут в разведку боем-
Кто-нибудь вернется награжденный,
Остальные лягут здесь – тихи.
Искупая кровью забубенной
Я сказала в гневе, во хмелю:
«Как мне наши «праведники» надоели,
Как я наших «грешников» люблю!»
В период «оттепели» она была первою, кто выступил в защиту оклеветанных и репрессированных писателей, требовала пересмотра Постановлений 1946-1948 годов в области литературы.
В 1951 году писательница закончила книгу лирической прозы «Дневные звезды», в которой вспоминала основные вехи своего жизненного пути: детские годы в Угличе, куда мать привезла ее с сестрой из Петрограда в 1918 году, чтобы спасти от голода, вспоминала блокаду, своих родных и близких людей.
Дневные звезды – образ, который Берггольц пронесла через всю жизнь. Когда-то давно, в детстве деревенский учитель рассказал ей, что кроме ночных звезд есть и дневные. Они никогда не исчезают с неба, но не видны днем, потому что их затмевает солнце. Дневные звезды можно увидеть только в очень глубоких и тихих колодцах.
Для поэзии Ольг Берггольц дневные звезды олицетворяют незамутнённость человеческой души, верность человека и поэта раз и навсегда избранному пути, верность Правде.
Звезды ее души были кристально чисты.
Она писала так, что между нею и читателем постоянно искрилась вольтова дуга соразмышления и соучастия. Ее стихи последних лет овеяны мягкостью и мудростью, приходящей с годами.
Есть время природы особого цвета
Неяркого солнца, нежнейшего зноя.
И в прелести спорит с самою весною.
Уже на лицо осторожно садится летучая, легкая паутина…
Как звонко поют запоздалые птицы!
Как пышно и грозно пылают куртины!
Давно отгремели могучие ливни,
Все отдано тихой и темной нивой…
Все чаще от взгляда бываю счастливой,
Все реже и горше бываю ревнивой.
О мудрость щедрейшего бабьего лета,
С отрадой тебя принимаю… И все же,
Любовь моя, где ты, аукнемся, где ты?
А рощи безмолвны, а звезды все строже…
Вот видишь – проходит пора звездопада,
И, кажется, время навек разлучаться…
…А я лишь теперь понимаю, как надо
любить, и жалеть, и прощать, и прощаться.
Умерла Ольга Федоровна Берггольц 13 ноября 1975 в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища.
Несмотря на прижизненную просьбу писательницы похоронить ее на Пискаревском мемориальном кладбище, где высечены в камне ее слова «Никто не забыт и ничто не забыто», «глава» Ленинграда г.Романов отказал писательнице.
.Но город на Неве хранит светлую память о поэтессе. Именем Ольги Берггольц названа улица в Невском районе Санкт-Петербурга. На улице Рубинштейна, 7, где она жила, открыта мемориальная доска. Ещё один бронзовый барельеф её памяти установлен при входе в Дом радио.
Живет и поэзия Берггольц, пронизанная высокой человечностью
А это – верный признак востребованности во все времена.
источник
Описание презентации по отдельным слайдам:
Поэзия подвига Выполнила: ученица 11 класса Грачева Надежда
Задачи: -познакомиться с творчеством Ольги Федоровны Берггольц — показать традиции и новаторство поэтессы — провести анализ жанрового своеобразия поэзии Ольги Берггольц
В тяжелейшие годы суровых испытаний Великой Отечественной войны деятели советской культуры – писатели и поэты, художники и композиторы, работники кино и радио – весь свой талант отдавали победе над врагом. Более тысячи членов Союза писателей создавали свои произведения непосредственно на фронте и в партизанских отрядах. Почти половина из них пала в боях за свободу родины, была ранена. С первых дней войны советские писатели и поэты вместе со всем народом встали на борьбу с фашистами. Их оружием были и винтовка, и пулемет, и слово: стихи, рассказы, песни, строки военной корреспонденции. Через всю поэзию военных лет проходит тема опаленной юности, тема юношей 41 – го года, прямо со школьной скамьи ушедших на фронт. Писали о них, о юношах и девушках в солдатских шинелях. АНДРЕЕВ Даниил Леонидович БОРИС КОТОВ
В далекие двадцатые годы на заседание ленинградского союза поэтов пришла скромная девочка-школьница с длинными золотистыми косами. Среди взрослых литераторов, девочка совсем растерялась. Пересилив страх, она прочитала свои стихи. Когда чтение закончилось, к ней подошел известный детский писатель — огромный Корней Иванович Чуковский, обнял за плечи и пропел-прогудел: «Ну, какая хорошая девочка! Какие ты стишки прекрасные прочитала!» И повернулся ко всем: «Товарищи, это будет со временем настоящий поэт». Корней Иванович не ошибся. Как не ошиблись и М. Горький и С. Маршак — они тепло отзывались о стихах и поддерживали творчество Ольги Берггольц. Читатели первых ее книг отмечали романтическую приподнятость произведений, искренность и глубину чувств поэтессы. Но жизнь ее складывалась драматично… Имя при рождении: Ольга Федоровна Берггольц Дата рождения: 3(16) мая 1910 Место рождения: Санкт-Петербург Дата смерти: 13 ноября 1975 Место смерти: Ленинград Гражданство: СССР Род деятельности: Проза, поэзия Годы творчества: 1932-1975
Союз с Николаем Молчановым рождает у Ольги столько вдохновения, что она с головой уходит в творчество. Но черная туча уже омрачает их будущее. После убийства Кирова в Ленинграде очень неспокойно, чистки идут одна за другой. И Борис Корнилов становится одной из мишеней. Его арестовывают, а через некоторое время черный воронок увозит в камеру и Ольгу. В декабре 1938 Ольгу Берггольц по ложному обвинению заключили в тюрьму, но в июне 1939 выпустили на свободу. А дальше – допросы, постоянные избиения, острая боль оттого, что преднамеренно бьют ногами по животу, чтобы убить ребенка. И звери в человечьем обличье добиваются своего – ребенок так и не появляется на свет.
Где найти в себе силы, чтобы пережить все это? И даже освобождение в июле 1939 года, не добавило ярких красок: «О, грозный вечер возвращенья, / когда, спаленная дотла, / душа моя не приняла / ни мира, ни освобожденья». Эти строки Ольги Берггольц из далекого 1939 года, мы узнали гораздо позже, спустя несколько десятилетий… Но жизнь есть жизнь. Ольга нашла в себе силы не стать затворницей, не заниматься самоедством. И очень большую роль в этом сыграл Николай Молчанов, который, по словам Ольги, «своей любовью небывалой меня на жизнь и мужество обрек. » Но и это счастье оказалось очень коротким – война…
Поистине народное признание пришло к Ольге Федоровне Берггольц в годы войны. В окруженном врагами городе, как тогда коротко говорили — в блокаде, не было света и тепла, воды и хлеба. Гремели разрывы бомб и снарядов, горели здания, дымились руины. В ноябре 1941 ее с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из Ленинграда, но Николай Степанович Молчанов умер и Ольга Федоровна осталась в городе.
Обессиленных, истощенных людей в темноте промерзших квартир порой объединял только голос радио. Часто голос радио был голосом Ольги Берггольц. Звучали стихи. Они шли от сердца к сердцу. Они были предельно достоверны по деталям блокадного быта и интонации. Ведь писал их человек, который страдал вместе со всеми, недоедал, склонялся при свете коптилки над тетрадью, дул на замерзшие руки, согревая дыханьем непослушные пальцы. Стихи оплакивали погибших. И, может быть, уже тогда зародились строки, которые много лет спустя будут высечены на каменной стене над братскими могилами Пискаревского кладбища: «Никто не забыт. «. Они станут своеобразным паролем нашей памяти…
Нет слов, чтобы описать то, что Ольга Берггольц сделала для осажденного Ленинграда. Ее называли ласково и «Муза» и «Мадонна блокады», но самым дорогим подарком была для нее немудреная народная фраза: «Наша Оля»… Она умела находить сердечные слова, не мудрствуя лукаво – «Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить. ». Блокадные стихи Берггольц появились в тоненьком сборнике “Ленинградская поэма” еще в блокаду: Был день как день. Ко мне пришла подруга, не плача, рассказала, что вчера единственного схоронила друга, и мы молчали с нею до утра. Какие ж я могла найти слова? Я тоже ленинградская вдова. Мы съели хлеб, что был отложен на день, в один платок закутались вдвоем, и тихо-тихо стало в Ленинграде. Один, стуча, трудился метроном.
1)Эпос, лирика, драма – когда думаешь о творчестве Ольги Берггольц, кажется, что перед нами не три строго разграниченных литературных рода, а три стихии. Они находятся в непрерывном движении и глубоко взаимосвязаны – вот почему так естественно и свободно одна переходит в другую. Первоисточник у них – лирический. Объединяет и одушевляет их образ автора – одновременно обостренно-личный и «многоликий». Ольга Берггольц – лирик, как сказал Асеев, по складу своей души, по самой строчечной сути. Изобразить для нее значит отразить и – выразить себя. Она не может проповедовать, не исповедуясь. Так уж она устроена, в этом ее поэтическая сила, своеобразие, обаяние. 2)В произведениях Ольги Берггольц мы не раз сталкиваемся с чертами романтического пересоздания действительности. Это и свободное «переплетение» из одной эпохи в другую, и неправдоподобное столкновение персонажей из разных времен. 3)Правда и лиризм – два начала драматургии Ольги Берггольц. Ее пьесы и сценарии во многом восходят к лирическим драмам Блока.
В самый канун войны, в мае 1941 года, уже предчувствуя и как бы въяве видя приблизившийся час испытаний, Берггольц писала: Но я живу: еще одно осталось – В бою другого грудью заслонить. Ее слово было обожжено страданием и закалено мужеством, а любовь к Родине была граждански зрячей, готовой взять на себя любую ношу. Мы предчувствовали полыханье Этого трагического дня. Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье. Родина! Возьми их у меня… Стихотворение написано в июне 1941 г. Как и у многих поэтов тех дней, оно звучит подобно клятве, да и по существу и было именно клятвой. Берггольц выразила чувства, общие для советской поэзии тех лет. Одновременно с Берггольц написала и свою знаменитую «Клятву» Анна Ахматова. Стихи Берггольц тех трагических дней были строги и скупы по словам, в них не было ни особой инструментовки, ни, тем более, богатства красок, они были аскетичны и просты. Всего две краски: белая как снег и черная как дым городских пожарищ, — присутствовали в ее тогдашней лирике, а голос, прорывавшийся в дома сквозь треск радиоэфира, был почти тих, но в нем наряду с состраданием и болью, всегда звучала надежда…
Нехитрыми средствами, не задумываясь о литературной технике, она добивалась главного: своим голосом, стихом-беседой, доверительным и искренним монологом-обращением сплачивала людей в некое «блокадное братство», в монолитное единство. В стихах Берггольц периода войны мы слышим не только слова утешения и сострадания, не только сдерживаемые слезы, но и жесткую, горькую, а потому агитационную в своей прямоте правду. Характерной особенностью поэтического мышления Берггольц было острое и всегда глубоко личностное переживание жизни как исторического потока. Блокаду Ленинграда она осмысляла как победоносную трагедию, как выразительную и неповторимую страницу в долгой истории Отечества. Именно чувство истории прежде всего и придало ее лирике, такой, казалось бы, непритязательной («Сядем, побеседуем вдвоем…»), отчерченной, на первый взгляд смертным кругом блокадного быта, его тягостными и немудрящими деталями (коптилка, печурка, саночки, кусочек хлеба), неожиданную широту и ту символичность, какая обычно бывает сродни эпическому искусству.
Пусть голосуют дети Я в госпитале мальчика видала. При нем снаряд убил сестру и мать. Ему ж по локоть руки оторвало. А мальчику в то время было пять. Он музыке учился, он старался. Любил ловить зеленый круглый мяч. И вот лежал — и застонать боялся. Он знал уже: в бою постыден плач. Лежал тихонько на солдатской койке, обрубки рук вдоль тела протянув. О, детская немыслимая стойкость! Проклятье разжигающим войну! Проклятье тем, кто там, за океаном, за бомбовозом строит бомбовоз, и ждет невыплаканных детских слез, и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких! Как гулко в черствую кору земли, не походя на все земные звуки, стучат коротенькие костыли. И я хочу, чтоб, не простив обиды, везде, где люди защищают мир, являлись маленькие инвалиды, как равные с храбрейшими людьми. Пусть ветеран, которому от роду двенадцать лет, когда замрут вокруг, за прочный мир, за счастие народов подымет ввысь обрубки детских рук. Пусть уличит истерзанное детство тех, кто войну готовит,- навсегда, чтоб некуда им больше было деться от нашего грядущего суда.
Неустанно и вопреки вновь воздвигнутым преградам Берггольц продолжала утверждать необходимость в литературе правды, искренности и смелости: …сгорала моментально ложь – Вдруг осмелится подойти,- Чтобы трусость бросало в дрожь, В леденящую – не пройдешь! – Если встанет вдруг на пути. Чтобы лести сказать: не лги! Берггольц – поэт воинствующей и жизнетворной памяти. Искусственному забвению, как волнам искусственных морей, она противопоставляет свою память – все ее произведения так или иначе возвращают жизнь жизни, вырывают ее из мертвых песков, поднимают из мертвых вод. В минуты отчаяния и слабости она думала, что на уста ее легла печать молчания, но на самом деле молчали, не смея родиться и выйти из под пера, лишь лживые слова, а правда искала и находила разные пути. И главнейший из таких путей пролегал через Память.
Я никогда не напишу такого В той потрясенной, вещей немоте ко мне тогда само являлось слово в нагой и неподкупной чистоте. Уже готов позорить нашу славу, уже готов на мертвых клеветать герой прописки и стандартных справок. Но на асфальте нашем — след кровавый, не вышаркать его, не затоптать. 1946
Ольга Федоровна Берггольц всей своей жизнью была подготовлена к служению поэзии. В 1935 г. она написала стихотворение «Сиделка», в котром наметила многое из того, что определит ее лирический автопортрет. Ночная, горькая больница. Палаты, горе, полутьма… В сиделках – Жизнь, и ей не спится, И с каждым нянчится сама. Жизнь представлена в образе сиделки, сестры милосердия, всегда готовой помочь, утешить, облегчить страдания. И каждый, костенея, труся, О смерти зная наперед, Зовет ее к себе: Маруся, Марусенька… — И Жизнь идет. Образы Жизни и простой самоотверженной сиделки соединяются. «Жизнь идет» — это привычное словосочетание и более конкретный по смыслу оборот: Жизнь идет, спешит, откликаясь на зов больных, бредящих, страждущих. Читая сегодняшними глазами стихотворение двадцатипятилетней Ольги Берггольц, неожиданно открываешь его пророческий смысл. В блокадные дни ей самой придется быть и защитницей, и помощницей, и утешительницей страждущих, терпящих лишения, отстаивающих родной город людей.
В госпитале Солдат метался: бред его терзал. Горела грудь. До самого рассвета он к женщинам семьи своей взывал, он звал, тоскуя: — Мама, где ты, где ты? — Искал ее, обшаривая тьму. И юная дружинница склонилась и крикнула — сквозь бред и смерть — ему: — Я здесь, сынок! Я здесь, я рядом, милый! — И он в склоненной мать свою узнал. Он зашептал, одолевая муку: Ты здесь? Я рад. А где ж моя жена? Пускай придет, на грудь положит руку. — И снова наклоняется она, исполненная правдой и любовью. Я здесь, — кричит, — я здесь, твоя жена, у твоего родного изголовья. Я здесь, жена твоя, сестра и мать. Мы все с тобой, защитником отчизны. Мы все пришли, чтобы тебя поднять, вернуть себе, отечеству и жизни. — Ты веришь, воин. Отступая, бред сменяется отрадою покоя. Ты будешь жить. Чужих и дальних нет, покуда сердце женское с тобою. Август 1941
Звучали стихи. Они поддерживали людей, словно давали им новые силы, вселяли уверенность в освобожденье, в Победу. И Победа пришла. На следующий день Ольга Берггольц пишет стихотворение «Встреча с Победой» «Здравствуй. » Сердцем, совестью, дыханьем, всею жизнью говорю тебе: «Здравствуй, здравствуй. Пробил час свиданья, светозарный час в людской судьбе. Я четыре года самой гордой — русской верой — верила, любя, что дождусь — живою или мертвой, все равно, — но я дождусь тебя. Пусть же твой огонь неугасимый в каждом сердце светит и живет ради счастья Родины любимой, ради гордости твоей, Народ.
О друг, я не думала, что тишина Страшнее всего, что оставит война. Так тихо, так тихо, что мысль о войне Как вопль, как рыдание в тишине. Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли, Здесь пенилась кровь на вершок от земли. Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек Сюда не придет ни один человек, Ни пахарь, ни плотник и ни садовод — никто, никогда, никогда не придет. Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь. О, это суровее всех укоризн. Не смерть и не жизнь — немота, немота — Отчаяние, стиснувшее уста. Безмирно живущему мертвые мстят: Все знают, все помнят, а сами молчат.
источник
17 января 2013 года в канун 70-летия прорыва блокады Ленинграда в школе №340 Невского района, которая служила в 40-е годы госпиталем, открылся музей Ольги Берггольц.
«Ленинградская мадонна». «Голос блокады». Так называли ее тогда.
Она родилась в 1910, умерла в 1975, оставив после себя дневники, письма, стихи, поэмы, прозу. И память, к которой мы опять возвращаемся.
Родилась в семье врача, считавшего своим долгом помогать обездоленным.А его арестовали и отправили в ссылку, она пыталась бороться за него.
Стихи печатала с 16 лет. Первое называлось «Пионерам», а первый рассказ — » Заколдованная тропинка».
Была замужем за расстрелянным впоследствии во время большого террора поэтом Борисом Корниловым.
Сама была арестована по обвинению в организации покушения на Жданова и Ворошилова.
Терпела в сталинских застенках издевательства, пытки.
Потом была трагедия нерождения ребенка. Потери близких.
Но именно она, эта хрупкая женщина , писала:
А я вам говорю, что нет
Напрасно прожитых мной лет,
Не нужно пройденных путей,
Впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
Нет мимо розданных даров,
Любви напрасной тоже нет.
Во время блокады она не только станет голосом города, но и будет продолжать вести свои дневники, которые до сих пор открыты для читателя не полностью.
Ее дневники — история славы и болезни нашей страны.
Сегодня они хранятся в Пушкинском доме и в Российском госархиве литературы и искусства.
«По официальным данным, — писала она в них,-умерло около двух миллионов. А для слова- правдивого слова о Ленинграде- еще, видимо, не пришло время. Придет ли оно вообще?»
Живу двойственно: вдруг с ужасом, с тоской, с отчаянием — слушая радио или читая
газеты- понимаю, какая ложь и кошмар все, что происходит, понимаю это сердцем, вижу, что и после войны ничего не изменится. Но я знаю, что нет другого пути, как идти вместе со страдающим , мужественным народом, хотя бы все это было — в конечном итоге — бесполезно».
«Я Тобою становлюсь, Эпоха,
И ты через сердце мое говоришь..»
Вот еще одно свидетельство блокадных дней:
«Зашла вчера к Ахматовой, она живет у дворника. в подвале, в темном-темном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга,- матрасишко, на краю — закутанная в платки, с ввалившимися глазами — Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии — неповторимый, большой, сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная».
. такими мы счастливыми бывали,
Такой свободой бурною дышали,
Что внуки позавидовали б нам.
Внуки и завидуют. Таланту. Свободе. Вере.
В 2012 году Людмила Шахт создала документальный фильм «Ленинградка».
Петербургский театр «Балтийский дом» поставил спектакль «Ольга. Запретный дневник» режиссера Игоря Коняева по пьесе Елены Черной с Эрой Зиганшиной в главной роли.
На Охтинском кладбище продолжают обжигать слова Ольги Берггольц:
«Никто не забыт, и ничто не забыто».
В школе открылся музей.
А самое главное, в издательстве «Азбука» вышла книга «Ольга.Запретный дневник».
Никто не забыт, ничто не забыто – эти слова Ольги Берггольц знает каждый петербуржец. Это эпитафия над Пискарёвским мемориалом. Такие короткие фразы, но как много в них сказано. Столько боли вложено в них. Эти слова были написаны в память блокадникам, но они применимы для всех жертв Великой Отечественной войны. И ведь до сих пор вспоминают эти горестные дни не только очевидцы, которых остаётся всё меньше и меньше, но и наше молодое поколение.
Стихи Ольги Берггольц очень понятны и просты. В них не надо искать скрытого смысла, они чётко отражают настроение. В них слышится горе утрат:
«…Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра…»
или светлая надежда:
«…Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма»…».
В дни блокады стихи Ольги Берггольц слушали все жители Ленинграда. Они заряжали голодных людей силой и мужеством, показывая, что они не одиноки.
«…Я буду сегодня с тобой говорить,
товарищ и друг ленинградец,
о свете, который над нами горит, о нашей последней отраде.
Товарищ, нам горькие выпали дни,
грозят небывалые беды,
но мы не забыты с тобой, не одни,-
и это уже победа…».
А в наши дни, эти стихи – одна из страничек памяти того страшного времени, которая рассказывает о трудностях блокадников, о их мужестве и стойкости.
Эти стихи заставляют не только сопереживать, но и гордиться подвигом ленинградцев –блокадников:
«…Да здравствует суровый и спокойный,
Глядевший смерти в самое лицо,
Удушливое вынесший кольцо,
Как человек, как труженик, как воин!
Сестра моя, товарищ, друг и брат,-
Ведь это мы, крещённые блокадой,
Нас вместе называют Ленинград,
И шар земной гордиться Ленинградом…»
И придя на Пискаревское кладбище, возложив цветы на безымянные могилы, хочется низко поклониться героям и тихо сказать:
«Никто не забыт и ничто не забыто»!
Сомкнулось Блокадное кольцо в Ленинграде в сентябре 1941 года. О чем и говрит Ольга Бергольц:
«Я говорю с тобой под свист снарядов,
Угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
Страна моя, печальная страна. «
Её голос звучал по радио во время войны,он пытался успокоить и настроить людей на борьбу с врагом. Вся страна заботилась о Ленинградцах и пыталась помочь не только орудием и хлебом поставляя в Блокадный Ленинград,но и вывозить по Ладоржскому льду под обстрелом детей,стариков и раненых.
«Дорогой жизни шел к нам хлеб,
Дорогой дружбы многих к многим.
Еще не знают на земле
Страшней и радостней дороги.»
На Ладоржском льду уходили под лед не только хлеб и снаряды от бомбежек,но и проваливались целые машины с людьми.Много пришлось пережить людям,но память о них никогда не будет забыта:
«. Так, день за днем, без жалобы,без стона,
невольный вздох — и тот в грудт сдавив,
они творили новые законы
людского счастья и людской любви.
И вот теперь, когда земля светла,
очищенна от ржавчины и смрада,-
мы чтим тебя священная зола
из бедственных времянок Ленинргада.
. И кадый,посетивший этот прах,
смелее станет,чище и добрее,
и,может,снова душу мир согреет
у нашего блокадного костра.»
На Пискаревсокм мемориале,где похоронены тысячи блокадников умерших от голода и ран,а так же воинов,защитников Ленинграда высечены слова «Никто не забыт,ничто не забыто». Эти слова Ольги Бергольц относяться не только к Ленинградцем,но и ко всем защитникам родины.
«Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем.
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням,
Никто не забыт и ничто не забыто».
Никто не забыт, и ничто не забыто — эти слова Ольги Берггольц знает каждый ветеран и каждый школьник. В этой фразе всего семь слов, но сколько в ней чувств. Сколько в ней боли.
Эти слова написаны на мемориальной стеле на Пискарёвском кладбище, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады. Стихи Ольги Берггольц просты, но они наполнены ненавистью к врагам. Она поднимала своими стихами людей на подвиги. Эти стихи заставляли людей идти вперёд.
«А в доме, где жила я много лет,
откуда я ушла зимой блокадной,
по вечерам опять в окошках свет.
Он розоватый, праздничный, нарядный.
Взглянув на бывших три моих окна,
я вспоминаю: здесь была война.
О, как мы затемнялись! Ни луча.
И все темнело, все темнело в мире. «
Наверно в этих строках Ольга Берггольц вспоминает свой дом. Вспоминает свет, тепло, которое было здесь до блокады. Но с приходом блокады наступает тьма. Девятьсот дней страха. Девятьсот дней мук. Девятьсот дней терпения. Девятьсот дней тьмы.
. Я недругов смертью своей не утешу,
чтоб в лживых слезах захлебнуться могли.
Не вбит еще крюк, на котором повешусь.
Не скован. Не вырыт рудой из земли.
Я встану над жизнью бездонной своею,
над страхом ее, над железной тоскою.
Я знаю о многом. Я помню. Я смею.
Я тоже чего-нибудь страшного стою.
В этих строках Ольга Берггольц показывает своё мужество. Сначала у меня сложилось ощущение, что она сама хотела взять автомат и пойти воевать. Она вселяла в людей надежду и веру.
«Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч.
И вот лежал — и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач».
«Пусть голосуют дети» — так называется это стихотворение. Маленькие инвалиды стоят на равных с солдатами. Это очень дорого стоит. Мальчик, у которого была вся жизнь впереди, лежит в госпитале и боится заплакать.
«Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит,- навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда».
В этих строках Ольга Берггольц проклинает тех, кто готовил войну. Она надеяться, что победа будет за русскими. Она знала, что враг будет наказан за детские слёзы.
«Никто не забыт, и ничто не забыто». Хочется сказать эти слова всем, кто пережил блокаду. Всем блокадным детям. Всем ветеранам. Всем, кто боролся за наше светлое будущее. Всем, кто терпел боль.
Никто не забыт, ничто не забыто — казалось бы, одно небольшое предложение, но сколько смысла заложено Ольгой Берггольц в эти слова, сколько смысла она закладывала в каждый свой стих. Она заслуживает, чтобы ее помнили вечно.
«О друг, я не думала, что тишина
Страшнее всего, что оставит война».
Нельзя забыть эту тишину. Нам сейчас невозможно представить насколько страшной она была, даже после просмотров документальных кадров, фото, после прочтения рассказов, стихов. Мы не сможем до конца прочувствовать эту ужасную тишину, посеянную над нашей страной и над нашим городом.
«Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,
Здесь пенилась кровь на вершок от земли.
Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек
Сюда не придет ни один человек,
Ни пахарь, ни плотник и ни садовод —
никто, никогда, никогда не придет».
Нельзя забыть пенящуюся кровь, которая была пролита за Родину Мать, за женщин, за детей. Нельзя забыть это страшное рычание, которое издавал человек сойдя с ума от ужаса, что творился в то время.
«Мы по дымящимся следам
три дня бежали за врагами.
Последний город виден нам,
оберегаемый садами».
Нельзя забыть этих разведчиков, которые ценой своей жизни вторгались на территорию врагов. Им это нужно было не для себя, не для медалей, они ценой своей жизни спасали Родину. Это были люди с большой буквы.
«Никто не забыт, ничто не забыто»- эту фразу Ольги Берггольц и сейчас, как и тогда, мы произносим с сочувствием и болью. Можно даже почувствовать сердцем. Боль тех кто видел все это. Порой мне кажется,что те кто был на войне, слышать: Плач детей и женщин, выстрелы пушек, взрыв гранат, в этой фразе Ольги Берггольц.
Солдаты,старики, женщины и дети ждали друг от друга писем. Об этом писала Ольга Берггольц в стихотворение » Блокадная ласточка»
«Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон —
ласточку с письмом в
клюве.
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.
Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».
Не было того кто не ждал письма, солдаты писали своим матерям как у них проходят дела, а те все ждали когда закончится война.
«. И вновь одна, совсем одна — в дорогу.
Желанный путь неведом и далек,
и сердце жжет свобода и тревога,
а в тамбуре — свистящий холодок.
«Как будто еду юности навстречу.
Где встретимся? Узнаю ли? Когда?
Таким ли синим будет этот вечер?
Такой ли нежной первая звезда?»
У каждого было свое задание на войне. Все старались его выполнить, ценою своей жизни..
Мы шли Сталинградом, была тишина,
был вечер, был воздух морозный кристален.
Высоко крещенская стыла луна
над стрелами строек, над щебнем развалин.
Мы шли по каленой гвардейской земле,
по набережной, озаренной луною,
когда перед нами в серебряной мгле,
чернея, возник монумент Хользунова.
Так вот он, земляк сталинградцев, стоит,
участник воздушных боев за Мадрид. «
И шли люди в бой,даже в суровую зиму или же жарким летом. Боролись,страдали, голодали.
«И смотрят друг другу в лицо — на века —
два побратима, два земляка.»
«Печаль войны все тяжелей, все глубже,
все горестней в моем родном краю.»(Август 1942 года)
Как можно забыть эти слова? Война впилась в стойкие души Ленинградцев. Но они продолжали жить. Их сдерживала ненависть и любовь, сочувствие и печаль.
«Тяжелый свет артиллерийских вспышек
то озаряет контуры колонн,
то статуи, стоящие на крышах,
то барельеф из каменных знамён
и стены — сплошь в пробоинах снарядов. «(Ленинградская осень)
Это тоже нельзя забыть. Любую войну нельзя забыть. Можно утешить себя, что те времена уже давно закончились.
«Так вот она какая. Вот какой
мой город, воскресающий весной.
Трава — зелёная. А неба купол
не чёрный и не серо-голубой.
Какой же я бесцветный мир нащупал
незрячею, неверною рукой.»(Без названия)
Наступила прекрасная весна 1945 года. Блокада уже закончилась, война тоже подходит к концу. На улицах теперь спокойно, и жители города могут наслаждаться весной. Только одна вещь их беспокоит. Это память, вечная память о тех, кто погиб. Как это можно забыть?
Никто не забыт, и ничто не забыто.
«Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто».
«Никто не забыт, ничто не забыто» — это строчки, сказанные в стихотворении Ольги Берггольц . Они стали лозунгом, относящимся к подвигам солдат Великой Отечественной войны. Эти слова знает каждый петербуржец, а может и вся страна. Сейчас, эти уже старые и пожилые ветераны рассказывают о тех ужасных временах голода, смертей, холода. Их осталось уже очень мало, но они это передали нам, а мы это передадим нашим детям, и мы этого никогда не забудем.
Мы никогда не забудем те холода, как говорила Ольга Берггольц в поэме «Февральский дневник»:
«А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина.
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
одних полозьев жалоба слышна.
Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных.
Так с декабря кочуют горожане
за много верст, в густой туманной мгле,
в глуши слепых, обледеневших зданий
отыскивая угол потеплей».
Мы никогда не забудем тот ужас , происходивший с людьми:
«Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч.
И вот лежал — и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув.
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!»
«Скрипят полозья в городе, скрипят.
Как многих нам уже недосчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев.
Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.
Нам ненависть заплакать не дает.
Нам ненависть залогом жизни стала:
объединяет, греет и ведет.»
Мы никогда не забудем людей, которые погибли в эти тяжелые для Ленинграда времена:
«Скрипят полозья в городе, скрипят.
Как многих нам уже недосчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев.
Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.
Нам ненависть заплакать не дает.
Нам ненависть залогом жизни стала:
объединяет, греет и ведет.»
Ольга Берггольц настраивает нас на то, чтобы мы всегда помнили обо всех, и обо всём. И вдень Великой победа гона пишет:
«»Здравствуй. »
Сердцем, совестью, дыханьем,
всею жизнью говорю тебе:
«Здравствуй, здравствуй.
Пробил час свиданья,
светозарный час в людской судьбе.
Я четыре года самой гордой —
русской верой — верила, любя,
что дождусь —
живою или мертвой,
все равно, —
но я дождусь тебя.»
Так что помните люди победу, помните люди войну, и не забывайте никогда.
Великая Отечественная Война 1941 года заставила испытать чувство разлуки почти каждую семью. Данное событие прекрасно отражено в словах Ольги Бергольц.
«Пора, простись и уходи.
Но в ту минуту сердце станет
простым и чистым, как стекло…»
(Предчувствие)
Чувство патриотизма – это великое чувство, которое присутствовало у русского человека. Ольга Бергольц пишет:
«И в очи Родина заглянет
спокойно, строго и светло…»
(Предчувствие)
Много судеб полегло на полях сражений, многих солдат не вернулось. Они погибли, но никто не был сломлен.
«Хорошая игрушка,
дешевая игрушка —
коробочка солдат.
Командир моложе всех в квартире,
но храбрей не сыщешь молодца!»
(Марш оловянных солдатиков)
Выдержал, вынес все испытания русский народ. Память их детей хранит воспоминания о подвигах своих предков. И так колки эти воспоминания.
«Здесь даже давний пепел так горяч,
что опалит — вдохни,
припомни,
тронь ли.
(В Сталинграде)
«Никто не забыт, ничто не забыто» — слова известной писательницы Ольги Берггольц. Что же они означают? Ольга Берггольц этими словами говорит о том , что она навсегда будет помнить этот ужасный день.
«Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.»
Всегда будет помнить тех, кто сражался, кто отдал жизни за то чтобы жили другие.
«Здесь даже давний пепел так горяч,
что опалит — вдохни,
припомни,
тронь ли.
Но ты, ступая по нему, не плачь
и перед пеплом будущим не дрогни. «
Стихи Ольги Бернольц поднимали людям дух во времена блокады, эти стихи слушали все, я считаю, что эта писательница тоже внесла свой вклад в разрыве блокады.
Никто не забыт, ничто не забыто – пронзающие, поминающие защитников слова…
“Здесь даже давний пепел так горяч,
что опалит — вдохни,
припомни,
тронь ли.
Но ты, ступая по нему, не плачь
и перед пеплом будущим не дрогни. “ — жизнь полна перемен, нужно быть готовым ко всему, даже к страшной, голодной войне … Об этом нам и говорит Ольга.
… на углу сидит слепой,
он важен и напыщен.
Лицо рябее решета,
в прорехи брезжит тело.
А на коленях отперта
слепая книга смело”, – люди не сдавались, а даже старались жить полноценной жизнью – читать, играть, показывать спектакли…
“Я все еще верю, что раннее утро,
знобя и сверкая, вернется опять
ко мне — обнищавшей,
безрадостно-мудрой,
не смеющей радоваться и рыдать…” – у них есть надежда, люди верят в победу — скоро будет яркий день, весёлые крики ребятни, птицы поют…
Никто не забыт – это сильные, русские блокадники, которые не за что не здадуться. Ничто не забыто – времена, подвиги, которые несли за собой все эмоции страшной битвы…
Они идут, колонна за колонной,
еще в гражданском, тащат узелки.
Невидимые красные знамена
сопровождают красные полки.
Как же мы можем забыть молодых солдат,которые шли защищать свою Родину, но мало, кто из них вернулся домой.
И пробил час. Удар обрушен первый,
от Сталинграда пятится злодей.
И ахнул мир, узнав, что значит верность,
что значит ярость верящих людей.
Мы не можем забыть защитников Сталинграда,которые были готовы отдать свою жизнь за каждый дом этого города.
А та зима. Ту зиму каждый
запечатлел в душе навек —
тот голод, тьму, ту злую жажду
на берегах застывших рек.
Мы должны помнить людей, живущих в блокадном городе, которые голодали, но продолжали работать и учиться.
Никто не забыт, ничего не забыто.
Эта фраза Ольги Берггольц стала символом народной памяти военных
дней, дней блокады Ленинграда.
«Умру,-а ты останешься как раньше,
И не изменятся твои черты.
Над каждою твоею чёрной раной
Лазоревые вырастут цветы.»
Это отрывок из стихотворения Ольги Берггольц»Осень сорок перво-
го».В нём она пишет о своей родине, которая у неё в душе, и кото-
рую она никогда не забудет!
«Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь.
О, это суровее всех укоризн.
Не смерть и не жизнь — немота,немота —
Отчание, стиснувшие уста.
Безмирно живущему мёртвые мстят:
Всё знают, всё помнят,а сами молчат.»
Эти строки о войне, о такой беспощадной,кровопролитной,бесче-
ловечной,что даже мёртвые её запомнят!
«Или где-нибудь да ныне бродит
То письмо, желанное. как свет?
Ищет адрес мой и не находит
И, томясь тоскует:где ж ответ?»
Эти строчки о письмах, которые ждут люди в осажденном блокадой
Ленинграде, и не теряют веры, так велика их вера!
Ольга Берггольц умерла 13 ноября 1975 года в Ленинграде и по-
хоронена у нас во Фрунзенском районе на Литераторских мостках,хотя
она очень хотела, что бы её похоронили на Пискарёвском мемориаль-
ном кладбище, где на каменной плите высечены её слова «Никто не
забыт и нечто не забыто!»
Многие из нас не задумываются о других, о наших одноклассниках, знакомых , а может просто прохожего на улице, забываем наших предков, забываем людей, благодаря которым сейчас мы здесь. Ольга Берггольц в своих стихах писала , кого и что мы не должны забыть. Давайте попробуем рассмотреть некоторые из них.
Некоторые замечают, что что-то не так, кого-то не хватает. Как, например, заметила Ольга Берггольц в своем стихотворении «В доме Павлова».
«Но где сказать, что нынче десять лет,
как ты погиб.
Ни друга, ни знакомых. »
Каждая частичка той жестокой поры напоминает Ольге Берггольц о той страшной дате.
«Взглянув на бывших три моих окна,
я вспоминаю: здесь была война.»
(Мой дом)
Конечно, мы должны знать и помнить, как это защищать родину. Многие погибали, но сражались до последнего.
«Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,
Здесь пенилась кровь на вершок от земли. »
(О друг, я не думала, что тишина…)
«О, сколько их, безногих и безруких!»
(Пусть голосуют дети)
«Никто не забыт, ничто не забыто» – говорила известная писательница Ольга Бергольц .Мне кажется что этим она хотела сказать про свое отношение ко всем кто пережил блокаду Ленинграда. Она напоминает нам как надо этим дорожить и как гордится этими людьми и их подвигам. Никто не забыт, их всех помнят, не один подвиг в течении всей страшной блокады не был забыт. Мне кажется что она хотела сказать нам о всех людях: о детях, о женщинах, о стариках и конечно о солдатах.
…Еще тебе такие песни сложат,
Так воспоют твой облик и дела,
Что ты, наверно, скажешь: — Не похоже.
Я проще, я угрюмее была.
Мне часто было страшно и тоскливо,
Меня томил войны кровавый путь,
Я не мечтала даже стать счастливой,
Мне одного хотелось: отдохнуть.
Да, отдохнуть ото всего на свете —
От поисков тепла, жилья, еды.
От жалости к своим исчахшим детям,
От вечного предчувствия беды,
От страха за того, кто мне не пишет
(Увижу ли его когда-нибудь),
От свиста бомб над беззащитной крышей,
От мужества и гнева отдохнуть…
Невозможно забыть этот немыслимый ужас коверкавший жизни людей:
Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч.
И вот лежал — и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув.
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
являлись маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет,
когда замрут вокруг,
за прочный мир,
за счастие народов
подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит,- навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда.
«Никто не забыт,ничто не забыто».
Уже много лет прошло с тех страшных дней и ночей,когда Ленинград был в блокаде.Наши прадедушки и прабабушки защищали своих близких,свою Родину.Но не только это.Они отстаивали и будущее нашего поколения, жизнь каждого живущего сейчас.Мы не должны забывать это.
Время «стирает» имя каждого защитника и бойца,но необходимо помнить какой ценой была достигнута победа,как был сохранён мир.
» Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто»
«Никто не забыт, ничто не забыто» — слова писательгицы Ольги Бергольц. Что же мы не должны забыть?
Как в притчах позабытых и священных,
Пред спутником, который изнемог,
Ты встал предо мною на колено
И обувь снял с моих отекших ног;
Высокое сложил мне изголовье,
Чтоб легче сердцу было по ночам,
И лег в ногах, окоченевший сам,
И ничего не называл любовью.
Это лишь маленький кусочек из стихотворения Ольги Бергольц»Твой путь». Но именно по нему видно, что мы не должны забыть тех кто помог, спас нашу жизнь.Ведь благодаря таким людям мы живём. Нельзя забыть их поступки.
Никто не забыт, ничто не забыто-всем известные слова Ольги Берггольц. Эти слова связаны с Петербургом. с Ленинградом. Мы не должны забыть тех героев, что подарили нам свободу, мы должны помнить тех людей, что подарили нам свободу, тех кто отдавал свою жизнь за жизнь других и за наше светлое будущее.
«О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
являлись маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.»(из Пусть голосуют дети)
Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.
«Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».»(из Блокадная ласточка)
«Забыли о свете
вечерних окон,
задули теплый рыжий очаг,
как крысы, уходят
глубоко-глубоко
в недра земли и там молчат.
А над землею
голодный скрежет
железных крыл,
железных зубов
и визг пилы: не смолкая, режет
доски железные для гробов.
Но всё слышнее,
как плачут дети,
ширится ночь, растут пустыри,
и только вдали на востоке светит
узенькая полоска зари.
И силуэтом на той полоске
круглая, выгнутая земля,
хата, и тоненькая березка,
и меченосные стены Кремля.»(из Европа. Война 1940 года)
Мы не должны забывать о «свете вечерних окон» и о «тёплом рыжем очаге». МЫ ДОЛЖНЫ ПОМНИТЬ ТЕХ, КТО ЗАЩИЩАЛ НАШУ РОДИНУ.
Никто не забыт и ничто не забыто,вот эти слова заставляют вспомнить нынешнее поколение о блокаде,о душераздирающей боли,когда ты узнаёшь,что твой семья погибла,что ты осталась одна.Мы никогда не забудем,что хлеба во время блокады было очень мало,что он расценивался,как золото:
«. Бедный ленинградский ломтик хлеба-
он почти не весит на руке. »
Ольга Берггольц верила,что закончится время страданий,что настанет новая жизнь без страха,боли и переживаний:
«. Дарья Власьевна, еще немного,
день придет — над нашей головой
пролетит последняя тревога
и последний прозвучит отбой.
И какой далекой, давней-давней
нам с тобой покажется война
в миг, когда толкнем рукою ставни,
сдернем шторы черные с окна.
Пусть жилище светится и дышит,
полнится покоем и весной.
Плачьте тише, смейтесь тише, тише,
будем наслаждаться тишиной.
Будем свежий хлеб ломать руками,
темно-золотистый и ржаной.
Медленными, крупными глотками
будем пить румяное вино.(Разговор с соседкой,5 декабря 1941 года)
Но даже в такое страшное время люди помогали друг другу,отдавали последние куски хлеба,хотя им нужно было на фронт.Люди оставались людьми:Мне скажут — Армия.
Я вспомню день — зимой,
январский день сорок второго года.
Моя подруга шла с детьми домой —
они несли с реки в бутылках воду.
Их путь был страшен,
хоть и недалек.
И подошел к ним человек в шинели,
взглянул —
и вынул хлебный свой паек,
трехсотграммовый, весь обледенелый.
И разломил, и детям дал чужим,
и постоял, пока они поели.
И мать рукою серою, как дым,
дотронулась до рукава шинели.
Дотронулась, не посветлев в лице.
Не ведал мир движенья благодарней!
Мы знали всё о жизни наших армий,
стоявших с нами в городе, в кольце.
. Они расстались. Мать пошла направо,
боец вперед — по снегу и по льду.
Он шел на фронт, за Нарвскую заставу,
от голода качаясь на ходу.
Он шел на фронт, мучительно палим
стыдом отца, мужчины и солдата:
огромный город умирал за ним
в седых лучах январского заката.
Он шел на фронт, одолевая бред,
все время помня — нет, не помня — зная,
что женщина глядит ему вослед,
благодаря его, не укоряя.
Он снег глотал, он чувствовал с досадой,
что слишком тяжелеет автомат,
добрел до фронта и пополз в засаду
на истребленье вражеских солдат.
. Теперь ты понимаешь — почему
нет Армии на всей земле любимей,
нет преданней ее народу своему,
великодушней и непобедимей!(Армия,январь 1942 года)
Не смотря на все ужасы блокады,ленинградцы не сдавались,не опозорились,а терпели и боролись:
«. Нет, мы не встанем на колени!
Не опозорить, не попрать
тот город, где Владимир Ленин
учил терпеть и побеждать.
Нет, осиянный ратной славой,
великий город победит,
мстя за Париж, и за Варшаву,
и за твою судьбу, Мадрид.
. На бранный труд, на бой, на муки,
во имя права своего,
уходит сын, целуя руки,
благословившие его.
И, хищникам пророча горе,
гранаты трогая кольцо,—
у городских ворот в дозоре
седая мать троих бойцов.(Песня о ленинградской матери,20 августа 1941 год)
Вспоминая ужасы того времени,нельзя не пролить слезу и,подойдя к мемориалу,возложив цветы ,низко поклониться и сказать:»Спасибо!Спасибо за подаренную нам жизнь,за подвиг героев-ленинградцев!»
Ольга Бергольц- великая поэтесса повидавшая и ощутившая на себе все тягости и ужасы войны.
«А через час
войдут друзья
в последний зараженный город». ( Разведчик) Нельзя забыть последние часы этой страшной войны.
«Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять». (Пусть голосуют дети) Нельзя забыть детей войны, потерявшие своих родных .
«Мы помним — в сорок третьем, в феврале,
на этой же недрогнувшей земле,
здесь, где мы встретили донские воды,
где море, точно памятник, встает
над кровью воинов —
над рубежами славы,—
здесь был навеки перебит хребет
фашистской бронированной державы». (И вновь одна, совсем одна — в дорогу.) Россия должна помнить подвиги, которые совершили наши предки.
«Никто не забыт и ничто не забыто»-слова Ольги Берггольц. Кого нельзя забыть и что нельзя забыть?
Я как рубеж запомню вечер:
декабрь, безогненная мгла,
я хлеб в руке домой несла,
и вдруг соседка мне навстречу.
— Сменяй на платье,— говорит,—
менять не хочешь — дай по дружбе.
Десятый день, как дочь лежит.
Не хороню. Ей гробик нужен.
Его за хлеб сколотят нам.
Отдай. Ведь ты сама рожала. —
И я сказала: — Не отдам.—
И бедный ломоть крепче сжала.
— Отдай,— она просила,— ты
сама ребенка хоронила.
Я принесла тогда цветы,
чтоб ты украсила могилу.—
. Как будто на краю земли,
одни, во мгле, в жестокой схватке,
две женщины, мы рядом шли,
две матери, две ленинградки.
И, одержимая, она
молила долго, горько, робко.
И сил хватило у меня
не уступить мой хлеб на гробик.
И сил хватило — привести
ее к себе, шепнув угрюмо:
— На, съешь кусочек, съешь. прости!
Мне для живых не жаль — не думай.—
. Прожив декабрь, январь, февраль,
я повторяю с дрожью счастья:
мне ничего живым не жаль —
ни слез, ни радости, ни страсти.
Перед лицом твоим, Война,
я поднимаю клятву эту,
как вечной жизни эстафету,
что мне друзьями вручена.
Их множество — друзей моих,
друзей родного Ленинграда.
О, мы задохлись бы без них
в мучительном кольце блокады.
Это стихотворение было написано во время Ленинградской блакады. Ужасное время было тогда, эти дети, женщины, мужчины-их нельзя забыть! Это из-за них мы сейчас живём, кушаем всё что нам захочется, делаем что хотим, а они берегли каждый кусочек, каждую крошку, они не щадили себя.
Может у вас есть тот, кто может рассказать вам о тех днях, в которых Ленинградцы защищали наш город-это друзья Ленинграда. Они вспамянают те дни со слезами, столько погибло нас.
«Спасибо вам большое! Мы вас никогда не забудем!»
Ничто нельзя забыть в этой cтрашной войне. Нельзя забыть блокаду, нельзя забыть умерших от голода и холода людей. Нельзя забыть взрослых и детей, которые дежурили сутками на крышах домов, сбрасывая и гася зажигательные бомбы.
-Ты сдашься, струсишь, — бомбы нам
кричали,
забьешься в землю, упадешь ничком.
Дрожа, запросят плена, как пощады,
не только люди — камни Ленинграда.
Ленинград ежечасно подвергался бомбежкам. Разрушены здания, убитые люди на улицах города осколками снарядов. Несмотря на весь ужас происходящего, люди верили в победу.
И пробил час. Удар обрушен первый,
от Сталинграда пятится злодей.
И ахнул мир, узнав, что значит верность,
что значит ярость верящих людей.
Невозможно забыть людей, умерших от голода в блокаду, тех кто пережил этот страшный голод. Стихи Ольги Берггольц слушал весь блокадный город, поднимая им дух, помогая пережить горечь утраты близких людей.
Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача, рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра.
Русский человек выстоял в этой войне: работал, учился, строил баррикады. Об этом стихотворение Ольги Берггольц » О древнее орудие земное».
О древнее орудие земное,
лопата, верная сестра земли,
какой мы путь немыслимый с тобою
от баррикад до кладбища прошли!
Мне и самой порою не понять
всего, что выдержали мы с тобою.
Пройдя сквозь пытки страха и огня,
мы выдержали испытанье боем.
И каждый, защищавший Ленинград,
вложивший руку в пламенные раны.
не просто горожанин, а солдат,
по мужеству подобный ветерану.
Как коротка фраза: «Никто не забыт, ничто не забыто», но как глубок ее смысл. Нужно помнить всё и всех в этой войне.
«Никто не забыт, ничто не забыто. «
Прошло уже 68 лет с дня окончания Великой Отечественной войны, 68 лет с того времени, как смолкли последние выстрелы пушек, наступила тишина и пришел на нашу землю мир, выстраданный, оплаченый высокой ценой человеческой жизни. Все меньше и меньше остается ветеранов и участников той войны. Но остается память. Кого же нельзя забыть, и что нельзя забыть?
«Я в госпитале мальчика видала.
При нём снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять. «
Нельзя забыть детей, тех детей, которые во время войны уходили тайком на фронт, работали на заводах и помогали старшим. Сколько маленьких жизней унесла война. Невозможно подсчитать.Вот отрывок из этого же стихотворения:
«Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув.
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!»
Мужество, терпение, героизм(вот такие были дети)
«Какая тёмная зима,
какие долгие метели!
Проглянет солнце еле-еле —
и снова ночь, и снова тьма. «
Нельзя забыть зиму, ту беспощадную и безжалостную зиму. Лютые морозы, холода, метели, а дома у многих нечем было греться! Сильные люди!
«Мне в городе, годами осаждённом,
в том городе, откуда нет путей,
всё видится простор освобождённый
в бескрайней, дикой, русской красоте.
Мне в городе, где нет зверей домашних,
ни голубей — хотя б в одном окне, —
мерещатся грачи на рыжих пашнях
и дед Мазай с зайчатами в челне. «
Город почти разрушен, но красота живёт, живёт русская красота.
«. Третья зона, дачный полустанок,
у перрона — тихая сосна.
Дым, туман, струна звенит в тумане,
невидимкою звенит струна. «
Нельзя забыть музыку, блокадную музыку. Ведь именно во время блокады Шостакович написал свою восьмую симфонию.
Проходят годы, улетают в вечность. Все дальше в прошлое уходят страшные и тяжелые годы Великой Отечественной войны, но не угасает память о тех, кто не жалел своей крови, своей жизни для будущих поколений. Помните.
Никто не забыт? Ничто не забыто?
«Но этих окон праздничный уют
такой забытый свет в сознанье будит,
что верится: там добрые живут,
хорошие, приветливые люди.»
Это цитата их стихов, написанных Ольгой Берггольц в 1946 году, уже после войны. В этой цитате я вижу то, что люди после войны остались такими же добрыми, светлыми и искренними, несмотря на то, что они пережили действительно страшную войну.
«Сквозь года, и радость, и невзгоды
вечно будет мне сиять одна —
та весна сорок второго года,
в осажденном городе весна.»
О войне есть очень мало стихов, в которых говорится, как здорово было ждать победы и наслаждаться жизнью даже в такой трудный миг.
«Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».
Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой-милой родины дойдет.»
Как бы странно это ни звучало, но мне никогда не нравились эти разговоры о том, как было тяжело сражаться в этой войне и отстаивать честь своей Родины. Ибо мне это совершенно незнакомо. Большинство стихов о войне очень мрачные, наполненные ненавистью и скорбью.»Как можно так относиться к этому великому событию? Ведь было пролито столько крови ради того, чтобы ты родилась на этот свет!» Ну, вот так и можно. Не возникает у меня никаких эмоций при этих бурных обсуждениях страшной и жестокой войны и рассказов о братских могилах и огромном количестве «пролитой крови». Не так ценю я этих «глаз, полных ненависти», как тот факт, что люди, несмотря на это тяжёлое для них время, успевали ещё и жить. И верить. И любить. И то, что они не забыли о простых радостях жизни, а наоборот, только и жили в поисках этого маленького чуда — вот что по-настоящему задевает. И волей-неволей гордишься этим народом. Именно такими людьми, которые носили на груди эту ласточку и ждали чуда. И для меня это самое главное. Эти стихи Ольги Берггольц — они светлые. Ещё давно они запали мне в душу, и, помнится, я даже учила их наизусть. И эта светлая память и вера в хорошее будущее никогда не забудется.
Я думаю, что каждый знаком с стихотворениями Ольги Берггольц, так как именно они выражают множество чувств и сопереживаний тому страшному времени, времени войны, Блокады. И мы не сможем забыть многое, хоть и не видели всего происходящего, но слова очевидцев затрагивают за душу, как и стихотворения…
«И разломил, и детям дал чужим,
и постоял, пока они поели.
И мать рукою серою, как дым,
дотронулась до рукава шинели.» ( «Армия»)
Невозможно забыть наших дедушек,тех самых молодых солдат, которые отвоёвывали честь нашей страны, долго находились без еды, но делились ею с людьми.
«Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.» ( «Пусть голосуют дети»)
Невозможно забыть детей , цветов жизни, которые провели детство, сражаясь за свою жизнь в голоде, холоде, среди обстрелов и бомбёжек…
В бомбоубежище, в подвале,
нагие лампочки горят.
Быть может, нас сейчас завалит.
Кругом о бомбах говорят… ( из блокнота сорок первого года)
Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача, рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра. ( из «Февральский дневник»)
Люди потеряли свой дом, его у них просто не было, свою семью; многие погибали. Умирали прямо на улицах от голода и холода.
Я шла сквозь хмурое людское горе —
пожарища,
развалины,
гробы.
Сквозь новый,
только возникавший город,
где здания прекрасны и грубы. («Дорога на фронт»)
Невозможно забыть разрушенный город, сравнивая его с нашим временем.
Всё это: «Никто не забыт и ничто не забыто». Мы должны помнить людей, участвующих в войне и блокаде и ценить их подвиг.
Мы часто произносим эту фразу «никто не забыт и ничто не забыто». Люди практически увековечили эту святую фразу,известную и взрослым и детям. Такие ужасные вещи как холод, голод, смерть мы должны забыть. Но не должны забыть и вечно помнить о тех подвигах, тех удивительно храбрых и смелых поступках, которые совершали жители блокадного Ленинграда.
«О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.»(Пусть голосуют дети)
Мы- современные дети не должны забывать «стойкость», терпеливость тех детей, живших в блокаду.
«Не пройди же мимо друга,
не забудь о нем. «(Стихи о друге)
В самый трудный момент жизни, в момент когда весь мир отвернулся от тебя, положись на друга, и не забудь помочь ему. В блокадном Ленинграде дружба очень ценилась, ведь настоящий друг готов отдать тебе последнее.
Имя Ольги Берггольц неразрывно связано с историей Великой Отечественной войны. Её имя навсегда осталась в списке работников Ленинградского радио, а по всей России её словами отождествляется память о Великой Отечественной войне, память о жертвах самой страшной и кровавой войны в истории человечества. Но эта женщина была немкой, российской немкой с русской душой и русским характером.
«Здесь лежат ленинградцы
Здесь горожане – мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград.
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем.
Так их много под вечной охраной гранита
Но знай, внимающий этим камням
НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!».
Знаменитые строки из торжественной эпитафии «Пискаревский мемориал», которые высечены на гранитной стене Пискаревского мемориального кладбища, помнят все, а так же все помнят известную поэтессу, «блокадную музу» ленинградцев Ольгу Берггольц.
В произведении «Пискаревский мемориал», Ольга Берггольц описывала мемориальное кладбище, где лежат ленинградцы и горожане, умершие от голода, погибшие от артобстрелов и бомбежек, павшие в боях при защите города на Ленинградском фронте. Как они страдали, только чтобы нам жилось хорошо и спокойно. Мы все должны быть им благодарны и чтить память о них.
Мы стали редко задумываться о том, что было позади нас. Нам говорят: «Не стоит жить прошлым, надо двигаться вперед». Но неужели мы можем позволить себе забыть, о тех, кто сражался за наши жизни? Неужели мы можем позволить себе повышать голос на своих дедушек и бабушек-тех, кто прошел и познал эту боль и страдания. Тех, кто защищал свою Родину, свой дом. У Ольги Берггольц есть замечательные стихи о войне. Благодаря ее стихам мы можем ощутить то время. Мы можем понять из ее стихов о том кого мы не должны никогда забывать и о том, что мы не должны никогда забыть.
Стойкость русских матерей, тех кто потеряли своих детей, тех , кому уже нечего терять, их держит лишь их Родина-последнее оставшееся место, которое они не могут отдать ни за что на свете. Может, даже, не месть ими руководит, а желание восстановить справедливость в этом мире. Эти слова Берггольц подчеркивают целенаправленность русских женщин.
«Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей. «
Во время блокады люди в осажденном городе с нетерпением ждали хоть какой-то весточки от своих родных и близких.
«Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».»(Блокадная ласточка)
Сейчас же мы не ценим своих близких так, как когда-то ценили наши предки. Мы знаем, что они всегда будут рядом, что ничего не случится. Но мы не можем знать о том, что будет впереди. И надо ценить каждый момент своей жизни со своими родными и близкими тебе людьми.
Даже война не могла сломать ленинградцев, они трудились, работали, все чем-то пытались помочь. Ленинградцы-стойкий народ!
И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда.(из поэмы Февральский дневник)
Мы не должны забывать того, что знаем. Мы не должны забыть то мужество, с которым шли в бой, верность Отечеству, храбрость, любовь, о верности своим друзьям и товарищам, о том , что надо ценить любую мелочь, которая сделана искренне. Мы не должны забывать наших предков, великих предков. Ведь если бы не они, кто знает что бы сейчас творилось в нашей стране. Мне больно смотреть на тех людей, которые в наше время почитают нацизм. Мне больно не за себя, а за ветеранов, которые видят это, идя по улице.
Великая Отечественная Война была очень трудной. Враг не щадил никого: ни женщин, ни детей. Каждую ночь ленинградцы боялись заснуть и больше не проснуться. Но наверно больше всего они волновались за своих детей, сыновей и мужей.
Ольга Берггольц , переживая всё то, что происходило тогда, записывала свои чувства, мысли и те непередаваемые лица ленинградцев. Благодаря её стихам я могу смотреть на те события, которые не может рассказать история, ведь она рассказывает о фактах, но не менее важны чувства ленинградцев. И их представления о мире и о счастье.
Так родился ребенок. Няня
его берет умелыми руками,
пошлепывая, держит вверх ногами,
потом в сияющей купает ванне.
Как можно забыть детей, которые родились и возможно умерли в один и тот же день, пожив всего лишь несколько часов.
Ленинград не отступал, люди свято верили в победу. Они старались воодушевить знакомых и детей. Они пели и танцевали, рассказывая друг другу разные истории для того, чтобы ребёнок, укутанный в одеяло, не терял надежды и видел не только суровое лицо война, но и чудеса, которые несёт в себе жизнь. Люди не забывали про товарищество, дружбу и любовь.
А помнишь дорогу
и песни того пассажира?
Нельзя забыть эту дорогу, которая спасала жизни! Её назвали «Дорога жизни». Во многом мы обязаны ей.
Нельзя забыть тех людей, которые по самовольно входили в ряды солдат, стараясь помочь хоть чем то. Нельзя забыть героев, которые отдавая свою жизнь, спасали жизни тысячи людей. Задумайтесь, ведь если бы они тогда не смогли отстоять наш город, нашу страну, то не было бы и нас с вами!
К счастью у нас ещё есть ветераны! Но мне становиться грустно, видя , как их обманывают и в каких условиях они живут.
Блокада. Везде взрывы, людям холодно, везут тела своих родных на санках, но жителей блокадного Ленинграда не тревожит оскал врага, они верили в себя и свою Родину.
События того времени отражены в стихах Ольги Берггольц, напитанные атмосферой несчастья, гори. Но ленинградцы не теряли надежду, и верили, что враг отступит и «даст продохнуть».
Весной сорок второго года
множество ленинградцев
носило на груди жетон —
ласточку с письмом в
клюве.
Тот самый жетон давал жителям Ленинграда веру в долгожданное письмо, которое давало в благую весть.
Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».
Этот знак придумала блокада.
Знали мы, что только самолет,
только птица к нам, до Ленинграда,
с милой-милой родины дойдет.
Доставить письма в город через самолеты было невозможно, только незаметная врагу птичка залетает «погостить» в осажденный город. Любое, даже ненужное письмо было счастьем для ленинградцев.
Вера в себя сделала жителей блокадного Ленинграда героями. Всех выживших в этой блокаде забыть просто нельзя. Те люди, у которых есть живые родственники, пережившие это, должны быть самыми почитаемыми и уважаемыми. Анна Берггольц великий человек, она дала нам увидеть картину блокадного города, не «размывая» картину темнотой и печалью.
Никто не забыт, и ничто не забыто!
Часто мы думаем только о настоящем,не задумываясь о том что было,о том что кто то отдал свою жизнь за нас.В своих стихотворениях Ольга Берггольц рассказывает нам о своих воспоминаниях,о своих мечтах. Как например сделала это в своём стихотворении «Надежда».Я все еще верю, что к жизни вернусь,—
однажды на раннем рассвете проснусь.
На раннем, на легком, в прозрачной росе,
где каплями ветки унизаны все,
и в чаше росянки стоит озерко,
и в нем отражается бег облаков,
и я, наклоняясь лицом молодым,
смотрю, как на чудо, на каплю воды,
и слезы восторга бегут, и легко,
и виден весь мир далеко-далеко.
Я все еще верю, что раннее утро,
знобя и сверкая, вернется опять
ко мне — обнищавшей,
безрадостно-мудрой,
не смеющей радоваться и рыдать.
Так же мы не должны забывать о местах где проходили бои
Я иду по местам боев.
Я по улице нашей иду.
Здесь оставлено сердце мое
в том свирепо-великом году.(Я иду по местам боёв).
Конечно же мы не можем,мы не должны забывать о том что случилось,ведь нчего уже не вернуть
Ничто не вернется.
Всему предназначены сроки.(«Ничто не вернется.
Всему предназначены
сроки. »)
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Ж,Жабаев
Блокада Ленинграда длилась ровно 871 день. Это самая продолжительная и страшная осада города за всю историю человечества. Почти 900 дней боли и страдания, мужества и самоотверженности.Воспоминания о блокаде Ленинграда людей, переживших её, их письма и дневники открывают нам страшную картину.
Взглянув на бывших три моих окна,
я вспоминаю: здесь была война.
О, как мы затемнялись! Ни луча.
И все темнело, все темнело в мире.
На город обрушился страшный голод. В булочные, где выдавался ежедневный паёк, были огромные очереди. Помимо голода блокадный Ленинград атаковали и другие бедствия: очень морозные зимы, порой столбик термометра опускался до — 40 градусов. Закончилось топливо и замёрзли водопроводные трубы — город остался без света, и питьевой воды.
В кольце, плечом к плечу, втроем —
ребенок, женщина, мужчина,
под бомбами, как под дождем,
стоят, глаза к зениту вскинув.
И надпись сердцу дорога,-
она гласит не о награде,
она спокойна и строга:
«Я жил зимою в Ленинграде».
Одновременно с этим ленинградцы всеми силами старались выжить и не дать умереть родному городу. Мало того: Ленинград помогал армии, выпуская военную продукцию — заводы продолжали работать и в таких условиях. Восстанавливали свою деятельность театры и музеи. Это было необходимо — доказать врагу, а, главное самим себе: блокада Ленинграда не убьёт город, он продолжает жить! Один из ярких примеров поразительной самоотверженности и любви к Родине, жизни, родному городу является история создания одного музыкального произведения. Во время блокады была написана известнейшая симфония Д.Шостаковича, названная позже «Ленинградской. В день концерта, чтобы вражеские налёты не могли его сорвать, наша артиллерия не подпустила к городу ни одного фашистского самолета! Все блокадные дни работало ленинградское радио, которое было для всех ленинградцев не только живительным родником информации, но и просто символом продолжающейся жизни ,а там сама Ольга Берггольц читала:
Покуда небо сумрачное меркнет,
Мой дальний друг, прислушайся,
поверь.
Клянусь тебе, клянусь, что мы
бессмертны,
Мы, смертью попирающие смерть.
…
Клянусь тебе, мы страшно будем биться,
Клянусь тебе, мы скоро победим…
С первых дней блокады своё опасное и героическое дело начала Дорога Жизни — пульс блокадного Ленинграда.
Дорогой жизни шел к нам хлеб,
дорогой дружбы многих к многим.
Еще не знают на земле
страшней и радостней дороги
Летом — водный, а зимой — ледовый путь, соединяющий Ленинград с «большой землёй» по Ладожскому озеру Дороге Жизни. Каждый их рейс был подвигом!, Оборвать эту нить, связывающую блокадный город со страной, немцы стремились постоянно, но благодаря мужеству и силе духа ленинградцев, Дорога Жизни жила сама и дарила жизнь великому городу. Погибло очень много людей ,которые защищали мой город. Пискаревское, Смоленское ,Волковское кладбища свидетели этой трагедии.
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины,
женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
они защищали тебя, Ленинград,
колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь
перечислить не сможем,
так их много под вечной охраной
гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
никто не забыт, и ничто не забыто.
Слова с вершин жизни Ольги Берггольц — трагичные и высокие… В них слышится звук ленинградского метронома…
«Никто не забыт, ничто не забыто» -пишет Ольга Берггольц, но так ли это? Я думаю ответ на этот вопрос стоит поискать в её же стихах.
«Забыли о свете
вечерних окон,
задули теплый рыжий очаг,
как крысы, уходят
глубоко-глубоко
в недра земли и там молчат.
А над землею
голодный скрежет
железных крыл,
железных зубов
и визг пилы: не смолкая, режет
доски железные для гробов.
Но всё слышнее,
как плачут дети,
ширится ночь, растут пустыри,
и только вдали на востоке светит
узенькая полоска зари.
И силуэтом на той полоске
круглая, выгнутая земля,
хата, и тоненькая березка,
и меченосные стены Кремля.»(Европа. Война 1940 года) Я сомневаюсь,что такое легко забыть, ведь через какие трудности, лишения и муки пришлось пройти жителям Блокадного Ленинграда, чтобы их дети увидели светлое небо и жили спокойно, без голода и тревог.
Конечно, у многих из ленинградцев были родственники и близкие на фронте,и все они ждали от них хоть какой-то весточки «»Маленькую ласточку из жести
я носила на груди сама.
Это было знаком доброй вести,
это означало: «Жду письма».(Блокадная ласточка).
И покапавшись в её стихах можно найти стихотворение,где она описывает, как она со своими ровесниками вспоминает о голодных годах Блокады:»Нас было трое около причала,
друг друга мы не знали до сих пор.
Мы молча грелись у костра сначала,
не сразу завязался разговор.
Но были мы ровесники — все трое,
всю жизнь свою мечтали об одном.
Один, в тридцатом Тракторный построив,
оборонял его в сорок втором.
Другой, надвинув шапку на седины,
сказал, что ровно десять лет назад
в такие ж вьюги он водил машины
по Ладоге в голодный Ленинград.
Мы даже детство вспомнили — все трое:
гражданскую, воззвания Помгола
и первый свет — он хлынул с Волховстроя
и прямо в юность,
прямо в зданье школы!
Потом, оставив младшим братьям парты,
мы вышли в жизнь, к труду,
и перед нами
родной земли распахнутая карта
сверкнула разноцветными огнями.
Потом страна, от взрослых до ребенка,
с волнением следила за рожденьем
бетонной днепрогэсовской гребенки.
Она была эмблемой поколенья!
Потом пылал Мадрид.
К нему на помощь в бури
шел караван советский напролом,
и голосом Долорес Ибаррури
Испания твердила: «Мы пройдем!»
. За нами были войны, труд, утраты,
судьбы неоднократный перелом;
мы знали День Победы в сорок пятом
и ждали моря в пятьдесят втором.
Причал простерся над земною сушей,
под ним мела поземка злей и злей,
но, как живой — как мы,-
он чуял душу
издалека идущих кораблей.
Они придут — мы знали срок прихода.
Их высоко над миром вознесут,
поднимут на себе донские воды
и волжскому простору отдадут.
И мы глаза невольно поднимали
с земли, со дна, где снег летел, пыля,
как будто б днище и огни видали
идущего над нами корабля.
Вот он проходит над судьбою нашей.
Рожденный нами!
Доброго пути!
Тебе к Москве,
из водной чаши в чашу,
сквозь арки триумфальные идти.
Держи спокойно небывалый путь!
На каждом шлюзе, у любых причалов
будь горд и светел, но не позабудь
о рядовых строителях канала. «(Нас было трое около причала. )
И правда, трудно завыть о подвигах наших предков, которые они совершали ради нас и ради того, чтобы у нас была спокойная жизнь.Фраза Ольги Берггольц «Никто не забыт, ничто не забыто»-вполне справедлива, ибо до сих пор мы помним, и уважаем эту память.
У Ольги Берггольц есть замечательные слова: «Никто не забыт, ничто не забыто». Я попытаюсь выяснить кто не забыт и что не забыто. Поэтесса в этих словах указывает нам на тех героев, которые защищали родину и дали жизнь нам, всему нашему поколению, указывает на героизм и стойкость взрослых и детей, на их бесконечную волю к победе и доброте и самое главное на то, что несмотря на тяжёлые условия они оставались людьми и стояли до последнего. Вот что по-моему не забыто, и вот кто по моему не забыт! И это можно видеть в творчестве Ольги Берггольц.
. И снова хватит сил
увидеть и узнать,
как все, что ты любил,
начнет тебя терзать.
И оборотнем вдруг
предстанет пред тобой
и оклевещет друг,
и оттолкнет другой.
И станут искушать,
прикажут: «Отрекись!» —
и скорчится душа
от страха и тоски.
И снова хватит сил
одно твердить в ответ:
«Ото всего, чем жил,
не отрекаюсь, нет!»
И снова хватит сил,
запомнив эти дни,
всему, что ты любил,
кричать: «Вернись! Верни. »
Дни проводила в диком молчании,
Зубы сцепив, охватив колени.
Сердце мое сторожило отчаянье,
Разум — безумия цепкие тени.
Друг мой, ты спросишь —
как же я выжила,
Как не лишилась ума, души?
Голос твой милый все время слышала,
Его ничто
не могло
заглушить.
Ни стоны друзей озверевшей ночью,
Ни скрип дверей и ни лязг замка,
Ни тишина моей одиночки,
Ни грохот квадратного грузовика.
Все отошло, ничего не осталось,
Молодость, счастье — все равно.
Голос твой, полный любви и жалости,
Голос отчизны моей больной.
Он не шептал утешений без устали,
Слов мне возвышенных не говорил —
Только одно мое имя русское,
Имя простое мое твердил.
И знала я, что еще жива я,
Что много жизни
еще
впереди,
Пока твой голос, моля, взывая,
Имя мое — на воле!— твердит.
Как много пережито в эти лета
любви и горя, счастья и утрат.
Свистя, обратно падал на планету
мешком обледеневшим стратостат.
А перебитое крыло косое
огромного, как слава, самолета,
а лодка, павшая на дно морское,
краса орденоносного Балтфлота?
Но даже скорбь, смущаясь, отступала
и вечность нам приоткрывалась даже,
когда невнятно смерть повествовала —
как погибали наши экипажи.
Они держали руку на приборах,
хранящих стратосферы откровенья,
и успевали выключить моторы,
чтобы земные уберечь селенья.
Так велика любовь была и память,
в смертельную минуту не померкнув,
у них о нас,— что мы как будто сами,
как и они, становимся бессмертны.
Ольга Фёдоровна Берггольц- писательница и поэтесса,в годы блокады Ленинграда находившаяся в осаждённом фашистами городе и работавшая на радио.Её тихий голос стал голосом долгожданного друга в застывших и тёмных блокадных домах,стал голосом самого Ленинграда.Строки «Никто не забыт и ничто не забыто»,написанные ею,напечатаны не только в книгах,они до сих пор звучат в наших сердцах,не давая нам забыть о тех страшных днях и ночах.Но всё же,кого и что мы не должны забывать?
Солдат метался: бред его терзал.
Горела грудь. До самого рассвета
он к женщинам семьи своей взывал,
он звал, тоскуя: — Мама, где ты, где ты? —
Искал ее, обшаривая тьму.
Мы все пришли, чтобы тебя поднять,
вернуть себе, отечеству и жизни. —
Ты веришь, воин. Отступая, бред
сменяется отрадою покоя.
Ты будешь жить. Чужих и дальних нет,
покуда сердце женское с тобою.
(В госпитале)август 1941г.
Мы не должны забыть тех солдат,которые до последней капли крови защищали свой город,своих родных,свою страну.
Вставал рассвет балтийский ясный,
когда воззвали рупора:
— Над нами грозная опасность.
Бери оружье, Ленинград! —
А у ворот была в дозоре
седая мать двоих бойцов.
Уже на фронте сын мой старший,
и средний тоже на войне.
А младший сын со мною рядом,
ему семнадцать лет всего,
но на защиту Ленинграда
я отдаю теперь его.
. На бранный труд, на бой, на муки,
во имя права своего,
уходит сын, целуя руки,
благословившие его.
(Песня ленинградской матери)20 августа 1941г.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.
(Я говорю с тобой под свист снарядов. )август 1941г.
Мы не должны забывать о матерях,которые отправляли на фронт своих любимых сыновей,понимая,что могут больше никогда их не увидеть.Но они не могли поступить иначе,не могли отдать город врагу.А ведь у матери нет никого дороже её ребёнка,и в этом поступке-высший подвиг и героизм,перед которыми мы должны преклоняться.
Мы должны помнить стук метронома-стук сердца города,лежащего в руинах и крови,но живого и несломленного.Мы должны помнить 125 грамм блокадного хлеба-немыслимо маленького и единственного на весь день.Мы должны помнить,что в нескончаемых братских могилах на Пискарёвском кладбище лежат тысячи воинов и жителей блокадного Ленинграда.Мы должны помнить детские глаза,полные слёз,боли и страха.
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит,- навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда.
(Пусть голосуют дети)1949г.
И только помня всё это,преклоняясь перед мужеством погибших и выживших,говоря им спасибо за то,что мы сейчас живём,можно чувствовать себя настоящим человеком.Помня все ужасы,которые несёт с собой война,мы просто не должны допустить её повторения,мы всеми силами должны сохранить мир на Земле.
источник